Рулетка судьбы
Часть 45 из 71 Информация о книге
– Почему же? – Настасья молода, но с умом и характером… Она вас раскусила: вы холодны, как статуя. Зачем выходить замуж за памятник? Она найдет свое счастье. С такими деньгами… Так что закатайте губу. – Благодарю за совет, – сказал Пушкин. – Кстати, Катя Гузова украла ридикюль у Тимашевой? Незачем выяснять, откуда он узнал. Раз такой поступок для него мелочь. – Это вышло случайно, – сказала Агата. – Случайно познакомились с Тимашевой? В вопросе читалось подозрение. Уж не думает ли он… – Да, случайно! – резко ответила она. – Накануне вечером видела их на рулетке. Прасковья играла, Настасья смотрела… Тогда еще я не знала их имен… За завтраком в ресторане гостиницы у Прасковьи увели ридикюль. Мне стало жаль наивных барышень… Остальное, полагаю, вам известно… Ему было известно намного больше, чем предполагала Агата. Больше вопросов у Пушкина не имелось. Он попросил ее сразу отправиться к тетушке, благо до Тверского бульвара два шага. Встав, Агата махнула юбкой так, чтобы задеть его. Больше ничем задеть не могла. И ушла, не простившись. Она была слишком обижена и горда, чтобы желать Пушкину всего доброго. Доброго от нее он не заслуживал… 15 Побег задержанной пристав счел личным оскорблением. И взялся не на шутку. Мало того что разогнали карточный дом в Глинищевском переулке, с которого имелся регулярный навар, так еще арестованные смеют сбегать дерзким образом. Что, если дойдет до обер-полицмейстера? Найдутся доброхоты, которые сообщат: совсем 2-й Арбатский участок плох, воровки из камеры сбегают. Такого допустить нельзя. Зная своих чиновников, которые только бумажки ловко составляют, Ермолов вынужден был заняться этим делом сам. Переоделся в гражданский сюртук с брюками, не забыв поменять яловые сапоги на ботинки. И отправился в «Лоскутную». Портье знал пристава. Он сообщил, что мадемуазель Бланш отсутствует, ключ на месте. Ермолов подумал было устроить засаду у нее в номере, но отказался от этой идеи. Это было слишком. И он выбрал холл. Строго наказал портье, чтобы его не замечали. А если Бланш появится, тут же дать знать. Выбрав удобное кресло, с которого просматривался главный вход, Ермолов приготовился ждать. Через час он уже еле сидел на месте. Оказывается, нет ничего хуже ничего не делать. Газету читать нельзя, чего доброго упустишь мадемуазель, в ресторан пойти нельзя, ничего нельзя. Пристав подумал, что надолго терпения его не хватит. Придется поздно ночью нагрянуть или утром. Если, конечно, мадемуазель не пустилась в бега. За подобными размышлениями Ермолов не заметил, как в соседнем кресле появился какой-то господин. – Добрый день, Сергей Николаевич… Пристав вздрогнул. Перед ним сидел чиновник сыска. После вчерашнего Ермолов был обижен на сыск. Но этот в разгроме не участвовал. – Здравствуйте, господин Пушкин, что вы здесь делаете? – ответил он. – В участке сказали, где вас найти. Счел нужным объяснить некоторые факты. Ермолов откровенно не понимал, о чем разговор. – Какие факты? – О мадемуазель Бланш. Вот как, уже и сыск нос сунул. Оправдались худшие опасения. Ермолов пожалел, что сгоряча направил в участки срочное сообщение. Вот уж сглупил… – Благодарю за помощь, сами как-нибудь разберемся, – ответил он. – Не разберетесь, – сказал Пушкин и предложил выслушать кое-что на ухо. Ермолов склонился к креслу. Ему быстро и четко сообщили факты, которые не только отменяли возможность ареста мадемуазель Бланш, но и выставляли жалобщика, купца Икова, в совсем ином свете. – Имеется десяток свидетелей, что Иков проиграл эти деньги на рулетке, – закончил Пушкин. – Обиделся, что мадемуазель не ответила на его притязания. Решил наказать невиновную. С вашей помощью… Зная вашу честность и порядочность… Дело перевернулось с ног на голову. Ермолов долго благодарил чиновника сыска за то, что выручил из сомнительной ситуации. – А Иков этот еще наикается у меня, – обещал пристав и покинул «Лоскутную» с чувством выполненного долга. Пушкину предстояло самое тяжелое. Вернее – неприятное. Но делать надо. Раз пришла в голову мысль, которая требовала проверки. Он пошел к стойке портье и по дороге заметил в кресле господина, старательно закрывавшегося газетой. Что не помешало его узнать. Делать Метку в гостинице нечего. Жаль, что пристав ушел, а то бы выпроводил. Но и так оставлять нельзя. Пушкин встал у самого кресла. Газета зашевелилась, Меток выглянул. Чиновника сыска в лицо не знал, но сразу понял, кто перед ним. – Уходи быстро и без шума, – последовал приказ. Смекнув, что скандал ему не на руку, Меток сложил газету, сунул под мышку и молча удалился. Пушкин не поленился выйти на улицу и проверить. Метка не было видно. Его появление не сулило ничего хорошего. Нетрудно догадаться, кого он высматривал… …В который раз портье отправил мальчика в номер 21. Сегодня ждать почти не пришлось. Барышня спустилась быстро. В ней что-то неуловимо изменилось. Прическа и платье были те же. Только рукой прикрывала левую щеку. Пушкин собрался с духом. – Госпожа Тимашева, помню, что вы запретили мне являться. Прошу меня простить, обстоятельства вынуждают, – сказал он с поклоном. – Это вы меня простите, Алексей Сергеевич, – ответила она смущенно, будто провинившаяся ученица. – Не знаю, что на меня нашло… Наверное, события вчерашнего дня сыграли злую шутку… Не держите на меня зла. Мне очень стыдно. Наверняка падение и страшная рана, которой незаметно, так подействовали. Настасья была само смирение. Пушкин не привык, что барышня перед ним извиняется. И смутился. – Это ничего… С кем не бывает. Забыто и вычеркнуто, – торопливо сказал он. – Позволите вопрос? Тимашева ответила кивком. – Вечером тридцать первого декабря госпожа Терновская передала вам записку или конверт. Причем с условием открыть при наступлении неких событий… Настасья смотрела насколько открыто, настолько же удивленно. – Ничего подобного, – ответила она. – Мы сидели с полчаса. Скучнейший разговор про акции, процент, бережливость… – А другая ваша тетушка, мадам Живокини, ничего вам не передала? – Мы ведь у нее до сих пор не были с визитом… Собирались вчера, но мое падение не позволило… – Что у вас с лицом? – спросил Пушкин и понял, что барышням нельзя задавать подобные вопросы. Настасья сжалась и закрыла обеими ладошками половину лица. – Не смотрите на меня! – с ужасом проговорила она. – Может быть, нужно сходить к доктору? – Нет, благодарю вас, не нужно… Обработали йодом… Прасковья позаботилась… Нельзя же совершеннолетнюю барышню, богатую наследницу, вести за ручку. Таких прав у Пушкина не было. – Моя просьба в силе: уезжайте из Москвы как можно скорее, – сказал он. Не отпуская ладоней, Настасья помотала головой. – Нет, нельзя… Теперь, наверное, надо бумаги подписывать о вступлении в наследство… Но вы не оставите меня? – вдруг спросила она. – В любой час, когда буду нужен, посылайте в сыск, – ответил Пушкин. – Благодарю вас, Алексей Сергеевич… Настасья смотрела так, что Пушкин смутился. Хорошо, что Агата не подглядывала за ними. Тут бы разбитым блюдом не обошлось… Еще раз поклонившись, он обещал быть к услугам барышни. Всегда, когда ей потребуется. 16 Мадам Львова встретила чрезвычайно радушно, но Агата сразу поняла, что случилось нечто дурное. Они прошли в гостиную и сели на диванчик. И тут тетушка сообщила: дама, что вчера выиграла на рулетке, не только ее давняя подруга, но родная сестра Терновской. – Только это полбеды, – сказала Агата Кристофоровна и огорошила новостью, что Вера Васильевна Живокини найдена мертвой. Вторая смерть после рулетки. – Ее убили, – сказала Агата, склонив голову, будто была виновата. – Не знаю почему, но чутье мне подсказывает… И сердце… – Я того же мнения, – согласилась тетушка. – Верочка не жаловалась на болезни. И так любила своего Вадима, единственного сына, так хотела устроить ему выгодную партию, что невозможно думать о самоубийстве. – Никто не кончает с жизнью, выиграв состояние… – Ты права, моя милая… Агата встрепенулась. – Но как ее нашли? Что с ее деньгами? Тетушка состроила недовольную мину. – Нашел, разумеется, мой драгоценный племянник… На этом все. Стена. Тупик. Ничего от него добиться нельзя… Даже не впустил взглянуть на Веру… – Почему же он ничего не рассказал… – начала Агата и спохватилась, чтобы не проболтаться про визит в сыск, – не рассказал вам? Агата Кристофоровна только руками развела.