Самый страшный след

Закончился сход объявлением обкомовского работника о торжественной закладке первого камня, которая состоится через два дня — в день завершения Успенского поста. «Наместник» до закладки вместе с дарами поселялся в доме инвалида Липового.

— Костя, а чего это ты про бессонницу заговорил? — ленивым голосом спросил Бойко.

— Так в засаде же будем сидеть. Спать-то нельзя.

— Ну, это ночью. А днем на опушке леса спи сколько влезет.

Старцев добавил:

— Да и недолго нам здесь куковать. Торжественная закладка первого камня назначена на послезавтра. Стало быть, всего две ночи. Не помрем…





* * *


Больше за световой день в селе ровным счетом ничего не произошло. Продолжая наблюдать за околицей, сотрудники МУРа отметили лишь одну незначительную деталь: повышенный интерес сельчан к дому инвалида. И это было им на руку. На других улочках ситуация оставалась относительно спокойной. Изредка там появлялась какая-нибудь баба с качавшимися на коромысле ведрами или пробегала ватага местной детворы. А возле жилища Липового случилось настоящее паломничество.

— Лишь бы он чего лишнего им не ляпнул, — опустил бинокль Бойко.

— Сашка-то? — встрепенулся Старцев. — Он своими знаниями любого попа за пояс заткнет! Не зря же до войны институт окончил…

День догорел незаметно. В сумерках собрали шмотки и скрытно переместились на новую позицию поблизости от прямоугольного участка Липового.

Иван со знанием дела разместил подчиненных так, чтобы он могли контролировать подходы к участку со всех сторон. Чтобы, как говорится, ни одна мышь не проскочила.

Сумерки быстро сменились непроглядным мраком. Село растворилось, исчезло в тихой подмосковной ночи. В редких избах засветились окна, где-то в центре села на пересечении двух улиц желтой звездочкой вспыхнула на столбе единственная лампа под круглым металлическим «абажуром».

Сидели тихо. Очень хотелось курить, но Старцев на инструктаже строжайше запретил это делать. «Запомните, — сказал он без намека на шутки, — ночью тлеющий огонек папиросы виден за пятьсот метров, вспыхнувшая спичка легко различается с километра, а свет электрического карманного фонаря — с двух. Отсутствие дисциплины в этом вопросе сгубило не одну разведгруппу. Это я вам как опытный разведчик заявляю…»

Каждый час Иван покидал свою позицию и наведывался к товарищам. Никто не дремал, все исправно несли службу в ожидании, когда к дому инвалида пожалуют жадные до золота цыгане. Однако те не появились ни через два, ни через три, ни через четыре часа.

Когда небо на востоке начало светлеть, а вдали стали просматриваться контуры леса, Старцев приказал сниматься с позиций и возвращаться на опушку.





* * *


— Иван, вот скажи честно: неужели тебе нравилась служба в разведке? — негромко поинтересовался Егоров.

Вопрос удивил. Затушив о каблук окурок, Старцев посмотрел на заместителя и так же тихо ответил:

— Конечно, нравилась. А как же иначе? И сейчас, не задумываясь, пошел бы в разведроту под команду Сашки Василькова.

— Что в этой службе такого привлекательного?

— Вася, помимо того, что разведка всегда принадлежала к фронтовой элите, она еще во все времена считалась первейшим делом. На фронте две наиважнейшие профессии: разведчик и повар. Вот дурака с папье-маше вместо мозгов можно встретить в любом роду войск. А среди разведчиков и кашеваров — никогда. Потому что только они поставляют пищу для размышления и для желудка. Усек?

Василий скривил тонкие губы, из чего Старцев заключил, что ничего он не усек…

Бойко, Горшеня, Баранец и Ким отдыхали после бессонной ночи, Старцев с Егоровым вызвались дежурить первыми.

В семь утра Урусов прислал из управления провизию на целый день: пшенную кашу с гуляшом, хлеб, сладкий чай и печенье. Исполнив роль «заведующего идеологическим отделом Московского обкома», Егоров как раз и привез продукты на служебном автомобиле, приказав водителю остановиться подальше от Бородина — на грунтовке у противоположного края леса. Пришлось тащить продукты через лес, зато потом вся честная компания с удовольствием перекусила и устроилась на отдых. Дежурить решили на всякий случай. Вдруг кто-то из цыган отважится на грабеж средь бела дня? Ну, и на тот случай, если кто из сельчан отправится в лес за хворостом. Негоже было попадаться им на глаза.

— Мы сейчас, между прочим, как раз и занимаемся делами разведки: скрытно прибыли в нужный район, заняли позицию, ведем наблюдение и всецело готовы к появлению противника, — пояснил Старцев. — Или вот тебе другой пример. Представь, что дивизия или корпус готовится к наступлению, а свежих данных об обороне противника нет. Умный и заботливый командир, чтобы напрасно не положить людей в атаке, обязательно отправит через линию фронта пару-тройку разведывательных групп для уточнения расположения и численности противостоящих сил.

— Выходит, встречались и неумные командиры?

— Я ж тебе говорю: всяких хватало. Глупых и пустых людей везде в достатке. Помню, должность начальника штаба нашего полка с полгода занимал один отвратительный тип — майор Брагин. Всех разведчиков нашей роты считал ненормальными. Сам из-за пьянства подыхал от цирроза печени, а нам, посмеиваясь, выговаривал: «На хрена вам сдалась такая опасная служба? Что вам там — за линей фронта — медом намазано? Ну, получили вы удовольствие от рискованного марш-броска, а дальше-то что?..» Я на его идиотские вопросы даже не отвечал.

— Помер?

Старцев зевнул в кулак.

— Застрелился в медсанбате, когда понял, что жить осталось несколько часов.

— М-да… — Егоров потянул из пачки следующую папиросу. Прикуривая, заметил, как товарищ остервенело трет кулаками глаза. — Засыпаешь?


— Есть такое дело.

— Ложись, Иван. Я же ночь нормально спал: дома на мягкой кровати. Ложись, я подежурю…





* * *


Василий Егоров был высок, крепок и пользовался у женщин неизменным успехом. Такие яркие мужики им всегда нравились: красивые, спокойные, уверенные в своих силах. К тому же умные и немногословные — умеющие ясно выражать свои мысли.

Егоров был единственным в группе сотрудником, который ни дня не служил в Красной армии, а сразу начал карьеру в милиции. Был, правда, еще Костя Ким, по стечению обстоятельств угодивший после школы в Центральную милицейскую школу. Но до того, как надеть форму курсанта, он целый год обивал пороги военкомата, пытаясь попасть на фронт.

Егоров родился в 1915 году в большой крестьянской семье. Семья проживала в центре Ленинградской области — в бедном селе, только что переименованном из Саблина в Ульяновку. Пятнадцатилетним пареньком Василий с отличием окончил восьмилетку в Колпине и по ходатайству районной комсомольской организации был направлен в Ленинградскую школу среднего начальствующего состава рабоче-крестьянской милиции.

Учеба Василию пришлась по вкусу. Обладая хорошей памятью и смекалкой, учебные предметы он схватывал на лету; не было вопросов и с дисциплиной — парень воспитывался в строгости и порядке.

Успешно сдав выпускные экзамены, он получил звание младшего лейтенанта и направление в один из районов Ленинградской области, где за месяц до этого был застрелен бандитами участковый инспектор.

Работать молодому участковому предстояло в районном центре, больше напоминавшем большую деревню, чем маленький город.

В районе уже несколько лет орудовала банда некоего Голяма, занимавшегося угоном скота и грабежами крестьян, возвращавшихся с городских и пригородных базаров Ленинграда. Поговаривали, будто нелюди из этой банды и расправились с предыдущим инспектором. Егоров поклялся найти негодяев и привлечь их к ответственности.

Едва ли не каждый день, рискуя жизнью, он в одиночку мотался на лошади по бескрайним полям, пролескам и оврагам. Увы, безрезультатно. Он искал свидетелей, навещал потерпевших, опрашивал их, записывал приметы преступников. Несколько раз, переодевшись в гражданскую одежду, Василий посещал базары, где продавали излишки. Все было тщетно. Банда каким-то необъяснимым образом все время от него ускользала.

Помог случай и необыкновенная наблюдательность Василия.

Приехав однажды на базар южного пригорода, он обратил внимание на дородную торговку, на прилавке которой постоянно лежали куры, гуси и куски свежей говядины. Другие торговцы, распродав товар, собирали пожитки и уезжали с базара, а у этой женщины мясо не переводилось.

«Занимается перекупкой», — сделал вывод младший лейтенант. На следующий день он оделся попроще и проследил за торговкой. Проживала она на окраине города в своем собственном доме.

По результатам наблюдений Егоров составил обстоятельный рапорт и передал его начальству. За домом установили круглосуточное наблюдение, и вскоре это принесло плоды.

Было замечено, как после полуночи к ее воротам исправно подъезжала подвода, в которой под мешковиной лежали куски нарубленного мяса и готовая к продаже птица.

Привозившего мясо мужика немедленно арестовали. Он оказался трусоватым перевозчиком награбленного и дал подробные показания, благодаря которым уголовный розыск оперативно вышел на банду Голяма.

Банда обитала в одном из лесистых районов Ленинградской области. Отправленный туда батальон НКВД как по нотам разыграл армейскую операцию: окружил лес и в течение часа полностью уничтожил бандитов.

За рвение и существенную помощь в ликвидации опасной банды Василий Егоров был награжден серебряным портсигаром и через полгода переведен в Ленинградский уголовный розыск. А перед самой войной его и еще несколько офицеров перевели в столицу для усиления Московского уголовного розыска.





* * *


Поздно вечером, доев остатки провизии и впрок покурив, отдохнувшие муровцы двинулись знакомым маршрутом к позициям возле дома инвалида Липового. Вся операция по устройству засады была рассчитана на двое суток; растягивать ее на больший срок не имело смысла, было понятно: Московская епархия находится в относительной близости от села Бородино, и любой ее представитель вместо долгого ожидания закладки первого камня на месте может просто приехать сюда к нужному сроку.

Вчерашняя ночь прошла впустую. Теперь сыщики связывали свои надежды с ночью грядущей.

Добравшись до участка Липового, они разошлись в разные стороны и расположились на знакомых позициях.

В томительном ожидании прошел час, другой, третий.

Старцев все чаще поглядывал на старые немецкие часы с фосфорными стрелками, затем переводил взгляд на восток, где вскоре просветлеет небо, и тихо вздыхал. Надежды, что преступники клюнут на наживку, с каждой минутой таяли.

Когда справа от позиции Ивана послышался шорох, похожий на тихие осторожные шаги, он подумал, что это кто-то из его коллег. Наиболее скептически к засаде относился Егоров. Почему-то его Иван и ожидал увидеть.

Каково же было удивление Старцева, когда вместо рослой фигуры Василия из темноты появилось что-то щуплое и невысокое.

«Кто это? Преступник? Заплутавший сельчанин? Неужели сработало?..» — удивился Старцев и решил подпустить незнакомца поближе.

Карманный электрический фонарик был зажат в левой ладони, большой палец поглаживал металлический полозок, готовый подвинуть его вверх. Правая ладонь сама собой потянула из-за пояса пистолет…

— Стоять! — вырос перед незнакомцем Иван.

Одновременно с командой он ослепил лицо неизвестного ярким фонарным лучом. Испугавшись, тот приглушенно вскрикнул и отпрянул назад.

— Стоять, я сказал! — повторил майор, хватая его за руку.

Сноп света продолжал метаться по смуглому лицу молодого мужчины с яркой цыганской внешностью.