Самый страшный след

«Немцы?» — предположил он, распознав незнакомую военную форму черного цвета. Не желая попадаться им на глаза, старик метнулся в сторону и присел на завалинку дома Ильиных. Хозяева успели эвакуироваться из осажденного Смоленска, забрав с собой детей и минимум необходимых вещей. Именно возле этого дома вчерашним вечером отец Илларион повстречал Григория Грошева, тащившего на спине огромный узел с похищенным имуществом.

От быстрой ходьбы он запыхался. Приводя в порядок дыхание, невольно вспомнил последние встречи с Грошевым: здесь, у дома Ильиных, и поздней ночью на собственном крыльце.

«Не к добру это».

Повернув голову на стук шагов, Илларион обомлел: из-за палисадника вышли полицаи с винтовками за плечами. Одним из них был Грошев.

Заметив священника, полицай тоже удивился:

— Опять ты? Чего смотришь? Да, немецкая форма. Удивлен? Так Смоленск завсегда немцев привечал! Разве не так?

— Смотря каких немцев, — спокойно возразил старик. — Смоляне любили и уважали губернатора барона фон Аша, родителей декабриста Пестеля, доктора Франца Валя. А этих, — священник кивнул на запад, — никто сюда не звал.

— Каких таких «этих»? И кто такой доктор Валь? — недовольно спросил Грошев. Не желая спорить со священником, он выплюнул окурок и хитро прищурился: — Следишь, что ли, за мной?

— Не говори глупостей, Григорий, — спокойно ответил старик. — Я своими делами занят. А ты ступай своей дорогой.

— А какие дела нынче в церкви?

— Прихожане в любые времена нуждаются в слове Божьем. А уж в лихолетье у священников завсегда хватало забот. Сам, верно, смекаешь: кому молебен требуется, кому поставить свечку, кому панихиду, а кому церковное поминовение.

Грошев понял намек на прокатившуюся по городу волну расстрелов и мгновенно перестал улыбаться. Лицо его сделалось злым, надменным. Нависнув огромным телом над тщедушным стариком, он процедил:

— Мой тебе совет, поп: не попадайся мне больше на глаза. Иначе…

— Что же будет? Договаривай, коли взялся грозить, — не отводя взгляда, ответил старик.

— Иначе станется, как с теми, что лежат в овражке супротив твоего храма.

Смачно сплюнув на рясу священника, Григорий развернулся и размашисто зашагал к дожидавшемуся на дороге сослуживцу.

Старик сорвал листок с куста сирени, тяжело поднялся. Оттирая плевок, зло проговорил:

— Вот негодяй! Какой же мерзкий человек, прости меня, Боже, за сквернословие! Как земля таких носит?

По мере удаления от дома Ильиных шаг его ускорялся и делался шире. В висках молотило, в голове звучал голос проклятого Грошева: «…станется, как с теми, что лежат в овражке супротив храма».



Москва

Август 1945 года

«Телефон не работает. Стучать в окно или кричать в форточку бесполезно — место здесь глухое, вряд ли кто услышит. Тянуть время и надеяться на возвращение старшей сестры-хозяйки тоже бесполезно. Анастасия Никаноровна — человек хваткий, деловой и вечно занятой, в свой рабочий кабинет может нагрянуть лишь под вечер. А дверь в ее кабинет хлипкая, одно усилие — и готово».

Так рассуждала Валентина, стоя под деревянной дверью с занесенным для удара куском старой водопроводной трубы.

Снаружи уже дважды постучали. Первый раз робко и тихо. Второй раз сильнее.

«Надо открыть. Нечего тянуть. Открыть, сразу же ударить плешивого типа и вырваться наружу», — решила она, потянувшись одной рукой к торчащему из замочной скважины ключу.

Быстро провернув его, женщина дернула за ручку и приготовилась защищаться.

Тяжелый кусок металлической трубы уже двинулся в направлении расширявшейся щели между дверью и косяком.

Внезапно она остановилась. За порогом стоял совсем другой человек, внешне не имевший ничего общего с плешивым пациентом из «травмы».

— Кто вы? — спросила она севшим от страха и волнения голосом.

— Простите… вы Валентина? — улыбнулся незнакомец и сделал шаг вперед.

— Не приближайтесь! — снова занесла она над головой свое орудие.

— Да я, собственно… Вот.

Молодой человек вынул из кармана широких брюк красное удостоверение и, развернув, показал его женщине.

— Московский уголовный розыск. Константин Ким, лейтенант, — прочитала она.

И протяжно выдохнув, будто сбрасывая с плеч тяжелейший груз, плюхнулась на стул.

— Вся наша группа была на вашей свадьбе четвертого августа, — пояснил сыщик. — А сегодня я приехал в вашу клинику проверить журналы обращений за медицинской помощью. Иду по аллее, гляжу: вы бежите. Я вас сразу узнал. Вот, зашел поздороваться…


— Константин, — прервала она его. — Он где-то здесь.

— Кто? — не понял Ким.

— Тот, кого вы ищете по всем московским клиникам.

— Плешивый тип с порезанной ладонью?

— Да. Три минуты назад он был на повторном приеме в «травме». Я узнала его и хотела сообщить вам по телефону. А телефон не работает. — Она кивнула на бесполезный аппарат.





* * *


— Хорошо, Ваня, предположим, врагов у отца Иллариона не было. Раз, как ты выражаешься, он святой и сеял вокруг себя добро. Но, возможно, он кого-то побаивался в Смоленске? Или недолюбливал?

— Оккупантов, конечно! Их все боялись и ненавидели.

— А кроме них? — настаивал Старцев. — Ведь бывают же в жизни лютые враги. Соседи, к примеру. Не поделили межу и давай друг другу козни строить. А есть неприятные люди, которых каждый норовит обойти стороной. Пьяницы, сплетники, завистники. Понимаешь, о ком я?

— Понимаю, — призадумался Сермягин. — Знаете, мне когда из-за воспаленной раны совсем худо стало — соображать я, конечно, стал хуже. Да и глядел вокруг, будто сквозь дымку. Но когда меня перетащили из сарая на тележку, я вроде немного взбодрился. Так вот, отец Илларион, собирая торбу с пожитками, говорил тогда Якову о местном полицае.

Сидевшие вокруг сыщики оживились, Старцев и вовсе заерзал на стуле:

— Так-так-так. Фамилию полицая припомнишь?

— Нет, даже не пытайте. Говорю же, соображал плохо. А слова отца Иллариона были примерно такие: «Самое сложное — пройти городом до окраины, потому как немцы набрали местных помощников. И один из них — шибко лютый. Не приведи Господи попасться ему на глаза».

Старцев намеревался задать еще несколько вопросов, но его отвлек телефонный звонок.

— Слушаю. Старцев, — схватил он трубку. — Да-да, хорошо слышу! Говори!..

Васильков и Егоров с удивлением заметили, как Иван изменился в лице.

— Живо проверить там все! Прочесать весь клинический городок! Мы сейчас же выезжаем!

Положив трубку на аппарат, майор пояснил:

— Плешивый приходил на прием в клинику Соколиной Горы — Валентина его узнала. Едем!





* * *


Сермягин по просьбе Старцева отправился вместе с сыщиками в клинику и сидел в автомобиле, покуда Иван с Александром беседовали с Валентиной, а остальные проверяли обширную больничную территорию. Сюда же — в больницу Соколиной Горы — прибыли и Горшеня с Баранцом, занятые проверкой оставшихся медицинских учреждений столицы.

— Как же получилось, что он тебя узнал? — мрачно рассуждал Васильков в кабинете Валентины. — На базаре он видел только меня. Неужели запомнил, как ты делала ему перевязку в «травме»?

— Есть люди с феноменальной зрительной памятью, — пожимала она плечами. — Такому достаточно однажды увидеть человека, и он узнает его через много лет.

— Зачем же он начал тебя преследовать?

— Да все просто, друзья мои! — расхаживая взад-вперед, кипятился Старцев. — Комиссар Урусов был прав: вначале он попал на прием к Валентине, и это была чистейшая случайность. Позже он каким-то образом узнал, что расследованием убийства занимается наша группа, и начал следить за ее сотрудниками. В прошлый выходной день он следил за тобой, Саша, на базаре и узнал в твоей супруге дежурного врача из «травмы».

Васильков не согласился.

— В твоих умозаключениях есть одна нестыковка.

— Какая?

— Зачем он снова поперся в эту больницу на перевязку, если знал, что врач из «травмы» — супруга следователя? Это же рискованно! Вдруг она его узнает?

— Не скажи. В этом у него был свой резон. Тут вся округа знает, что в больнице на Соколиной Горе вместо полноценного травматологического отделения работает небольшой пост с дежурным медперсоналом. Валя, подтверди, — обернулся Иван к женщине.

— Да, к сожалению, это так, — кивнула она.

— Вот! А что такое «дежурный медперсонал»? Сегодня — один, завтра — другой, послезавтра — третий. Шансов снова попасть на прием к Валентине — мизер. Прибавь сюда внезапное появление Кима. Костя понятия не имел, что «плешивый» поблизости, — просто заметил супругу старшего товарища и шел с ней поздороваться. А «плешивый», по всей вероятности, и его знал в лицо. Увидел и сразу смылся.

Старцев разложил по полочкам версию Урусова настолько понятно, что возразить ему было нечего.