Самый страшный след

Похлопав по карманам и обернувшись по сторонам, Иван вспомнил, что во врачебном кабинете не курят, и предложил:

— Давай спустимся к нашим. Поглядим, как у них дела, а заодно покурим. Курить охота, аж скулы сводит!

— Мы скоро, — кивнул супруге Васильков и направился к выходу.





* * *


— Уж поверь мне, Саша, нам противостоит не простой уголовник. Он знает о нас гораздо больше, чем мы предполагаем! Пока затрудняюсь сказать, откуда у него такие подробные сведения, но будь уверен: любого из нашей группы при встрече он обязательно узнает. И убийство в Челобитьеве произошло не простое. Нутром чую — не простое, — негромко говорил Старцев, равномерно постукивая тростью по ступенькам инфекционного отделения. — Не стал я развивать эту тему при Валентине, но уж кого-кого, а уголовников я знаю как облупленных. «Плешивый» явно умнее заурядного уголовника, следовательно, в тысячу раз опаснее!

— Знаешь, после сегодняшних событий в больнице мне становится не по себе от мысли, что Валентина сидит одна в кабинете, бегает здесь по делам из корпуса в корпус, — признался Васильков. — Похоже, не зря Урусов предложил помощь и охрану.

— Я тоже подумал об этом. «Плешивый» далеко не дурак и в третий раз сюда не заявится. Но ты не переживай — Валю мы подстрахуем: завтра же одного сотрудника из отдела охраны посадим в коридоре рядом с ее кабинетом, второго оставим в «травме». Дадим обоим подробное описание «плешивого», и пусть глядят в оба.

Александр сразу повеселел.

— Было бы неплохо.

Сотрудники оперативно-следственной группы обыскали к этому времени всю территорию больницы. Облазили заросли сирени, прошлись по корпусам отделений и стационаров, проверили замки на дверях в подсобных помещениях и даже осмотрели стройку на границе со 2-м Кирпичным переулком. «Плешивый» как сквозь землю провалился.

— Другого результата я и не предполагал, — почесал затылок Старцев.

Вздохнув, он огляделся вокруг. Рабочий день заканчивался, на западе редкие высокие облака окрасились в бронзу.

— Давайте, граждане, поступим так, — сказал Иван, приняв решение. — Васильков остается здесь при супруге и сопровождает ее домой. При необходимости, Саня, звони дежурному и вызывай служебную машину. Олесь Бойко едет в управление и разбирается с охраной: надо подобрать в больницу двух сотрудников на несколько ближайших дней. Молодежь направляется в мытищинский табор и встречается с Шандором.

— Зачем? — спросил Ефим Баранец.

— Как зачем? Вдруг у него появились новости? Может, улику какую нашел…

— Понял, Иван Харитонович.

— А я? — очнулся готовый запротестовать Егоров.

— У тебя, Вася, будет очень ответственное поручение.

— Ответственное? — переспросил тот. — Слушаю.

— Сейчас вернешься в управление и пойдешь прямиком к Урусову. Скажешь: нужна его помощь. Необходимо к завтрашнему утру собрать весь имеющийся материал о жителях Смоленска, служивших в годы войны у немцев.

— О полицаях, что ли?

— Верно, Василий, о сотрудниках вспомогательной полиции, работавших на немецкую военную администрацию. Желательно получить не копии или выписки, а целиком личные дела этих сволочей с фотографиями, характеристиками и со всем прочим. Под мою личную ответственность.

— Понял, Иван. Сделаю.

— Отлично. Ну а я отвезу своего тезку в «Заветы Ильича». Парень старался, помогал нам. Надо и его уважить. Заодно выясню конец той давней истории. Встречаемся в отделе в двадцать один ноль-ноль.





* * *


Спустя час Александр вел Валентину под руку по уютным московским улочкам. После окончания рабочего дня они решили прогуляться пешком: проветриться, подышать воздухом, привести в порядок мысли.

Из-за плотного рабочего графика вместе они проводили время только вечерами. В редкие свободные часы супруги выбирались в театр, в кино, ходили в гости к знакомым. Или просто гуляли по набережной Москвы-реки.

Пока Александр трудился на оборонном заводе, со свободным временем было проще. Если он отрабатывал в первую смену, то обязательно приезжал к главным воротам больницы. Встретив там Валентину, тогда еще не супругу, провожал ее до дома. Порой эти проводы затягивались до полуночи. Став следователем Московского уголовного розыска, Саша позабыл не только, что такое нормированный рабочий день, но и что такое покой. Ему могли позвонить среди ночи или в выходной и срочно вызвать на службу.

Впрочем, он не жалел о выборе и всякий раз, когда жена сетовала на его нервную службу, говорил: «Лучше уж такая, чем однообразная пытка у станка с неизменным пивным ларьком после смены». И Валя, конечно же, соглашалась.

— Скорее бы выходной день, — негромко сказала молодая женщина и прижалась к плечу мужа. — Так хочется выспаться и никуда не ходить…

Она здорово уставала на работе. Он это понимал.

С 1940 года в СССР ввели семидневную рабочую неделю с восьмичасовым рабочим днем и одним плавающим выходным. Праздничных дней в году стало на один больше — к пяти старым праздникам добавился День Сталинской Конституции, пятое декабря. Укороченные предпраздничные дни, сопровождавшие рабочую семидневку до 1929 года, больше никто не вспоминал.


— Саша, ты хотел бы забыть о своей работе хотя бы на сутки? — спросила Валя.

— Нельзя, милая, — вздохнул он в ответ и быстро оглянулся по сторонам. — Если милиция и уголовный розыск уйдут на отдых, этим мгновенно воспользуются разные мерзавцы. К примеру, такие, как «плешивый» с порезанной ладонью…

Он вообще придерживался другого мнения, но возражать и развивать тему не стал. Для оперативно-следственной группы Старцева каждый час расследования был дороже золота. Поэтому ни о каком затяжном отдыхе никто из сотрудников не помышлял. Главной задачей оставалось одно: раскрыть преступление до истечения обозначенного наркомом срока. Поэтому даже сегодня, проводив супругу домой и поужинав, он обязательно вернется к девяти вечера в отдел управления.

— Да, ты прав, — прошептала Валентина. — Не обращай внимания на мое бурчание. Это я так… минутная слабость…

Сегодня они решили попасть домой не самым коротким путем, а немного прошлись по Сокольническому валу. Жара к вечеру спала, от огромного парка тянуло прохладой и свежим воздухом. Молодая женщина после нервной встряски и череды переживаний постепенно успокоилась. Опираясь на сильную руку мужа, она неспешно вышагивала по асфальту, улыбалась и думала о ребенке, родить которого готовилась в начале будущего года.

Александр тоже с виду оставался спокойным. На самом же деле на всем протяжении прогулки он ни на минуту не расслаблялся и контролировал обстановку вокруг: постоянно озирался по сторонам, через каждые полсотни метров незаметно оглядывался назад. Готовый к бою пистолет торчал за поясом и был прикрыт полой расстегнутого пиджака. Чтобы выхватить его свободной рукой и выстрелить, требовалась секунда.

На фронте Васильков научился одинаково хорошо стрелять с обеих рук, но Вале он подставил левый локоть и вел ее ближе к проезжей части, которая отлично просматривалась во все стороны. Сам же прикрывал супругу справа от лесистого и поросшего кустарником парка. Он опасался того, что открывший охоту тип при желании мог их подкараулить и неожиданно выскочить из находившихся поблизости зарослей.

Сокольнический вал вместе с парком остались позади. Парочка пересекла сеть железнодорожных путей и вскоре оказалась в оживленном районе южнее Марьиной Рощи.

Москва понемногу хорошела. Четыре долгих года все средства уходили на обеспечение армии. Теперь же, когда над страной снова синело мирное небо, то тут, то там появлялись новые стройки, пострадавшие от бомбардировок здания ремонтировались, улицы с тротуарами приводились в порядок. Повсюду обустраивались клумбы, открывались магазины, газетные киоски, ларьки с мороженым и газированной водой.

Пара медленно дошла до дома с огромным плакатом, висящим на его торцевой стене. На плакате вернувшийся с фронта солдат поднял к синему небу своего сынишку. Рядом с букетом цветов улыбалась жена солдата. Позади счастливой семьи мерцали всполохи праздничного салюта, а внизу крупными красными буквами было написано: «С ПОБЕДОЙ!»

— Мороженое, — остановившись, простонала Валя.

Впереди под зонтом белел большой деревянный ящик на колесиках, за которым стояла худая продавщица в таком же белом халате. Валентина всегда любила сладкое, а мороженое просто обожала.

— Аппетит перед ужином не испортишь? — засмеялся Александр.

— Не-ет.

— Тогда пошли скорее! А то вдруг закончится.





* * *


— Что же, видать, хитра оказалась вражина?

— Ты это про кого? — очнулся от раздумий Старцев.

Долгое время он глядел в окно на проплывавшие поля, перелески и почерневшие утлые домишки небольших деревень. На самом деле пейзажи его не интересовали. Мысли были заняты просчетом дальнейших следственных действий.

— Я про ту нелюдь, которая напала на отца Иллариона, — уточнил Сермягин. — Хитра, спрашиваю, оказалась сволочь, коли поймать никак не можете?

Сидевший рядом с водителем Старцев вздохнул и потянул из кармана пачку папирос.

— Хитра, Иван Лукич. Бродит, сука, где-то поблизости — то в одном месте всплывет, то в другом голову высунет. А мы никак не можем угадать и упредить, чтоб ухватить его за горло. Закуривайте…

Старцев тряхнул пачкой — из оторванного угла показались бумажные мундштуки, солдат и водитель взяли по папиросе. Закурили.

— Часы сгорают, как спички. Дни тлеют, как папиросы, — выдохнул Старцев. — А мы все топчемся на одном месте…

Автомобиль резво бежал по недавно отремонтированной дороге, соединявшей Мытищи с Правдинским. Дым в кабине моментально вытягивался потоком воздуха в открытые окна. Вечерняя духота была особенно невыносима. Врывавшийся в кабину ветер казался раскаленным; не верилось, что к ночи он станет прохладным и позволит отдохнуть от надоевшей жары.

— Да-а, непростая у вас работенка, — протянул Сермягин. — Вот взять, допустим, меня. Заступил с утра на дежурство и хожу себе охраняю вверенный объект. Триста пятнадцать шагов в длину и двести сорок в ширину. Все! Нет больше моей ответственности за этими пределами. А у вас вона как все серьезно!..

Похоже, слегка захмелевший Сермягин был не прочь пофилософствовать. Однако у Старцева имелись другие планы.

— Ты вот что, Ваня, — обернулся он к нему. — Нам минут двадцать осталось до «Заветов Ильича». Будь добр, расскажи до конца свою историю. Уж больно она меня заинтриговала. Ты же как-то сумел выбраться из оккупированного Смоленска…

— Сумел, — кивнул инвалид.

— Так как же? Что за чудо помогло? Ведь через линию фронта пришлось перебираться, а это ох как непросто! Я в разведке два года отпахал — знаю.

— Это верно — до наших добраться оказалось непросто. Только никаких чудес там не было. Спасли меня трое: отец Илларион, цыган Яшка Чернов да блаженный Акимушка.

— Что за блаженный Акимушка? Ты раньше про него не рассказывал.

— Послушником он служил при храме. Отец Илларион его из нищеты вытащил, обучил.

— Ясно. Так как же вы из Смоленска выбирались?

— А дело, значит, происходило так…