Седмица Трехглазого
Часть 20 из 48 Информация о книге
Схватил со столика поднос, стал совать царевичу. Тот, однако, на родителя не посмотрел, поднос оттолкнул. Поднялся, взял Трехглазого за руку (другой рукой Маркел мял себе шею – она вдруг засвербела в месте, куда рубят топором). – Колдуй, дяденька, если надо. Я после грех отмолю. Но сыщи Отрадушку. Видно, это кошку так зовут – Отрада, сообразил Маркел. – Расскажи, твое высочество, кто и когда видал Отраду в последний раз. – Я. Третьего дня вечером, когда ее в терем спать укладывал. А вчера наутро стал звать – не мяучет, не выходит. Нету! Пропала. Опустел терем… Злая чара ее схитила, сколдовала, иначе как? Расколдуй Отрадушку обратно, добрый ведун! Что за «терем», из которого кошка не могла выйти? Непонятно. – Мне нужно осмотреть место злодеяния, – сказал Трехглазый, решив, что будет действовать, как при обычном сыске. – Пойдем! Наследник повел Маркела за собой, не выпуская его руки. У дверей Трехглазый оглянулся – и стало не по себе. Сзади выстроилось препышное шествие. Впереди переваливался с боку на бок владетель державы, с ним рядом плыла такая же дородная женища в парчовом платье (не иначе сама царица Евдокия Лукьяновна), а за ними, толпой, следовали боярыни с боярышнями: головные убрусы у них были алы, желты, сини, малиновы, лазоревы, изумрудны – в глазах зарябило. Сбоку, в приличном отдалении от женства, покачивая длинными рукавами шуб, шли двое мужей. Один был Степан Матвеевич, бодрительно кивнувший. В другом Маркел признал наибольшего государева боярина, грозного Ивана Борисовича Черкасского. Этот показал кулак. А ну вас всех, подумал Трехглазый, отворачиваясь. В опочивальню вошли вдвоем с царевичем. Даже государя Маркел почтительнейше попросил остаться на пороге. Комната была, будто драгоценная шкатулка – истинное любование. Синь потолок расписан облаками и ангелами, над ложем шелковый шатерчик, пол в турских коврах, а у стен рядами всякие игрушки. Но более всего Трехглазого поразил потешный терем-теремок искусной деревянной работы. Был он изукрашен картинками, резными крылечками, настоящими стеклянными оконцами, увенчан башенками – а сам не выше двух аршин. – Здесь Отрадушка ночевала, – стал объяснять Алексей Михайлович. – Вишь, как оно устроено? Через сию дверку малую я ее почивать провожаю. Там внутри три горенки, в глубине спаленка. Я утром Отраду уговариваю выйти доброй волей. Иной раз по получасу и дольше. – А крючок на двери зачем? – Запирал я ее на ночь. Чтоб по дому не бродила. – Вчера утром, когда твое высочество Отраду звал, крючок заперт был? – В том и дело, что заперт. Не могла она сама выйти. Я ж тебе толкую: колдовство! Маркел на четвереньках поползал вокруг домика. Окошки были тоже закрыты. Труба мала даже для кошки. Сунул руку в дверь, пошарил. Нет, до кошачьей спальни не достать. Внутрь тоже не втиснешься. В самом деле диковинно. Сбежать не сбежала, вытащить ее тоже не могли… Вынув из кармана мерный складень, Трехглазый замерил проем. Ширина восемь вершков, высота – двенадцать. Снизу широко раскрытыми глазами смотрел царевич, ждал чуда. В дверях пузом вперед стоял царь-государь, у него из-за плеч выглядывали остальные. – А есть у твоего высочества товарищи, с кем играть? – Есть. Ваня Голицын, Артамоша Матвеев, Николка Стрешнев. Во дворце живут. – Доставить сюда, – повернулся Маркел к двери. Государь крикнул: – Товарищей царевича сюда! Живо! Голоса подхватили, зашумели, донесся удаляющийся топот множества ног. Подумав еще немного, Трехглазый спросил: – А с государынями царевнами, твоими сестрами, играешь ли? – На что они мне? – наморщил нос наследник. – Иринка с Анкой дуры, а Татьянка еще малая. – Однако ж Отраду ты им показывал? – Показывал, но гладить не давал. Вот еще! Маркел снова сказал через плечо: – А и царевен бы позвать. Там заголосили: – Царевен! Царевен! Опять побежали. Страшно Маркелу уже не было. Он расхаживал по царевичевой спальне, сопровождаемый многими взглядами, сам собою гордый. Думал: может, головы я и не сношу, но сей час я главный человек во всей православной державе. Сам царь у меня на посылках. Повелел – боярыни бегают, царевен ко мне волокут. За такое и головы не жалко. Первыми доставили трех перепуганных отроков. Втолкнули в комнату, велели встать в ряд. Но Маркел на них, замерших от ужаса, коротко глянул – махнул рукой: уведите. Через малое время запустили царевен, Ирину Михайловну и Анну Михайловну. Первая была уже почти дева, вторая наследнику погодница – длинная, похожая на жеребенка. – Нет, не то, – сказал Трехглазый, смерив Анну Михайловну взглядом. – Младшая царевна где? – Здесь, сударь. Почивала, разбудили. Придворная мамка ввела за руку девчушку лет четырех, после сна хмурую, толстая щечка намята подушкой. Вот ею, пресветлой царевной Татьяной Михайловной, расследователь заинтересовался. Присел на корточки, приложил к плечикам складень. Семь с половиной. Пролезла бы. Мамка испуганно прижала к себе девочку. – Чего это он, батюшка государь? Царь на дуру прикрикнул: – Так надо. Не перечь! Царевна начала выгибать губки, готовясь разреветься. – Ладушки-ладушки, где были – у бабушки, – запел Маркел, выставляя вперед ладони. Подняла ладошки и ее высочество – разок хлопнулись. Однако ручки были слишком тонки, такие кошку не удержали бы, да и сама царевна совсем еще кроха. Трехглазый со вздохом распрямился. – Уводите царевен. А иные малые дети, гостебные, у царевича бывают? – Господь с тобой. – Мамка подняла Татьяну Михайловну на руки. – От пришлых может быть хворь. Здесь только свои, наперечет. Ты всех видал. Шея в нехорошем месте снова зачесалась, но Маркел страх в себя не впустил. Он пошел кругом по опочивальне, медленно, сопровождаемый многими взглядами. – Ну что? – не выдержал долгой тишины самодержец. – Куда она отсюда делась? – Молебен надо большой. С патриархом. – Это молвила царица, со слезным трепетанием. – Нечистый тут наозоровал. А царевич стоял молча и просто смотрел на Маркела с надеждой. Трехглазый ему успокоительно кивнул, а помазаннику ответил: – Мне бы по палатам походить. Одному, без присмотра. Дозволь, твое величество. Я недолго. – Иди куда хочешь. Эй, передайте страже – чтоб всюду пускали! Поклонился Маркел царю, царице, царевичу, протиснулся меж притихших боярынь с боярышнями, вернулся назад, в залу. Там остались только служанки, да затейники, что давеча пытались развлечь наследника. Поискав глазами, Трехглазый подошел к карлику с карлицей. Сначала померил складнем мужичка – оказался велик. Карлица пискнула, когда сильная рука легла на ее тонкое плечико. Была она еще девчоночка, оттого вдвое меньше напарника. – Ну-ка отбрызните, – сказал Трехглазый шутам с шутихами. Они кинулись от сурового человека врассыпную. Рванулась было и малютка, но Маркел ухватил ее за пеструю юбчонку.