Сердце умирает медленно

Его лоб наморщился сильнее, если такое вообще возможно. Складки на лице превратились в глубокие борозды.

– Что вы там забыли?

– Я… ну… – пожала плечами, – вообще-то, я арендую его. В некотором роде. Поселилась на месяц, может, дольше.

– Хм, – кивнул он понимающе. – Тогда ступайте по этой дороге, потом направо, снова направо и до конца.

– Благодарю вас, мистер…

– Айра, – представился он, вставая и протягивая сухощавую ладонь. – Меня зовут Айра.

– Очень приятно. Эмили Уилсон, – на ощупь его рука оказалась сухой и холодной, как моя когда-то, до операции. – Вы тут живете, Айра?

– Да, юная леди. Вы стоите перед моим домом, – старик указал на одноэтажное строение, сплошь увитое зеленью.

– Я хотела узнать еще кое-что.

– Валяйте, спрашивайте, – усмехнулся он, продолжая с любопытством разглядывать меня.

Теперь мы были знакомы, и его взгляд стал ощутимо теплее и приветливее.

– Наверное, отсюда ходит автобус? Мне нужно будет съездить к врачу на днях…

Старик так громко расхохотался, что мне стало не по себе.

– Видишь моего коня? – Взмахнул рукой, указывая на старенький, припаркованный неподалеку, трехдверный «Фиат». – Обращайся в любое время.

– А вы свозите меня?

– С удовольствием. Все лучше, чем скучать здесь одному.

Чуть не бросилась на него, чтобы заключить в свои объятия.

– Спасибо, Айра!

Как будто предчувствуя, что моя благодарность не ограничится словами, старик встал и шагнул назад.

– Не за что. Да и вообще… Что бы ни случилось, обращайся. Ты же у нас новенькая.

– Обязательно! – заверила я, отступая к дороге.

– Эмили Уилсон? – прокряхтел он мне в спину.

Я обернулась:

– Да?

– Как поживает малыш Дэниел?

– Он… – не зная, что именно старик имеет в виду, я пожала плечами. – У него все замечательно.

Он многозначительно кивнул.

– Я рад, что у него жизнь налаживается.

– Угу, – кивнула я, не понимая, о чем речь, и предпочла побыстрее уйти.





-25-




«Привет.

Не знаю, как начинать письма к тебе, да и стоит ли писать…

Наверное, ты вообще их не читаешь? Иначе как можно читать письма и не ответить?

Я вчера пересматривала те видео, что ты мне присылал, когда мы еще были… ну… ты понимаешь. Когда мы общались и были близки. Словно тысяча лет прошло – таким далеким ты для меня стал.


А на тех коротких роликах время будто остановилось. Твои глаза все еще сияют, они смотрят прямо на меня, и мое сердце расцветает, становясь огромным, точно солнце, и ему снова не хватает места в груди. Оно готово вырваться, взлететь, как огромный воздушный шар, подняться к небесам и осветить собой мир.

Хотя мы ведь с тобой уже выяснили, что не в сердце дело, да? В чем-то другом. Если бы ты поговорил со мной, возможно, мы пришли бы к единому мнению.

Хорошо, что ты читаешь мои идиотские письма. Если читаешь. В любом случае, надеюсь, что прочтешь. Больше мне не с кем поговорить. Ответь, пожалуйста…

В любом случае ты должен знать, что я переехала. Правда, временно, но и это для меня большой шаг. Уже несколько дней живу в доме моего нового знакомого, Дэниела, в Малхэме. Мы с ним повстречались на выставке, и он любезно предложил мне присмотреть за жилищем в его отсутствие. Наверняка ты бывал в здешних краях, ведь тебе никогда не сиделось на месте. Потрясающе красивая природа, горный ландшафт, озеро, чистый воздух. Не веришь, спроси у туристов, которые каждый день приезжают, чтобы полюбоваться долиной.

Мне нужно было сбежать, Райан. Не могу объяснить тебе, потому что сама до конца не понимаю. Хочу найти себя, и, кажется, я уже на верном пути. Обычно после прогулки на озере или в лесу возвращаюсь в дом, выношу мольберт на улицу, ставлю его в тень и рисую. Как одержимая. Или заколдованная. Будто не принципиально, что переносить на бумагу, давнюю задумку или только недавно увиденное, главное – не останавливаться. Словно от рисования зависит моя жизнь.

Не знаю, но это кажется до жути важным. Может, тогда я в транс впадаю?

Как думаешь, мне по силам стать художником? В смысле, настоящим? В смысле, посвятить себя живописи и всякое такое? Или нужно отбросить эти глупости и заняться чем-то серьезным? Потому что мама говорит, что я тороплюсь, ей хочется, чтобы я потратила этот год на восстановление своего здоровья, а я думаю, что жизнь проходит мимо и время тратится зря. Пока вы, мои сверстники, готовитесь стать кем-то, я еще сомневаюсь, смогу ли казаться просто нормальной среди вас.

Пожалуйста, позвони мне, Райан.

Если надумаешь.

Здесь тебя не хватает еще больше.

С любовью, Эмили».



Поставила точку и нажала «Отправить». Маленькие пятнышки, обозначавшие этапы этого процесса, словно специально продлевая ожидание, медленно ползли по кругу. Сеть здесь ловила слабо, потому послание никак не хотело уходить к адресату. Я, затаив дыхание, глядела на экран лэптопа и ждала.

Когда, наконец, появился значок «Успешно», не поленилась и заглянула в папку «Отправленные», чтобы убедиться – да, мое письмо полетело к Райану.

Откинувшись на подушки, провела пальцами по дисплею, пролистывая старые фотографии. На каждой из них я была почти прозрачной от худобы, с бледным лицом и синеватыми губами. Конечно, тогда мне не приходилось даже мечтать о том, что у нас с этим парнем могло быть что-то серьезное. Я упрямо гнала от себя такие мысли, пыталась не замечать, как Райан ко мне относится. Отвергала возможность того, что однажды выздоровею, стану полноценной и смогу ответить взаимностью. Но ведь я всегда была для него более полноценной, чем для кого-либо другого, даже для себя. Просто не понимала этого.

– Сейчас мы идем в школьный кафетерий, – смеялся Райан на видео. За его плечом мелькали лица и коридоры, затем зазвенела посуда. Он шел спиной вперед и показывал мне все, что видел. В тишине пустого дома его голос отливал мягким бархатом, теплым и нежным. – Что у нас здесь? Какая гадость! – камера приблизилась к чему-то жидкому, потом к вязкой кашице. – А вот кое-что поинтереснее, – размытое изображение приобрело резкость, и на экране появились мясные блюда. Райан взял поднос, развернул камеру к своему лицу. – Эм, что со мной сделает твоя мама, если я притащу тебе суперароматную, мягкую булочку, а? – Он приблизил к носу что-то румяное, похожее на сдобную выпечку. – Пожалуй, я рискну. Мы ведь ей не скажем, да?

Выключив видео, сжалась в комок. Отложила гаджет и накрылась одеялом. Меня знобило, а на глаза наворачивались слезы, потому что я и сейчас помнила привкус булочки, которую он принес мне из кафетерия в тот день.

Казалось, я все тогда решила. Написала письмо, в котором сообщила, что устала бороться и ждать. Что понимаю бесполезность всех мероприятий и осознаю, какой конец меня ждет. Что иду на то, что задумала осознанно, поскольку хочу облегчить существование своим родителям, потратившим силы и сбережения на то, чтобы поддерживать меня на плаву.

Честно? Я не придумала до конца, каким способом хочу это сделать. Даже не знаю до сих пор, смогла бы или нет. Просто накатило невыносимое отчаяние, смешанное с обидой на весь мир и глупой уверенностью, что так точно станет легче. Всем. Если бы не видео, которое было получено во время написания прощального письма, если бы не улыбка Райана и не желание попробовать эту чертову булочку, все могло бы быть по-другому.

Все могло стать необратимо ужасным.

Он нашел мою записку совершенно случайно. Я не успела спрятать ее как следует, просто сунула под стопку учебников. Райан сидел в кресле за столом, читал ее и бледнел на глазах. Слишком увлеченная поеданием выпечки после длительного периода отсутствия аппетита, я не сразу заметила, что у него в руках тот самый листок. А когда вдруг поняла, мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Кольнуло так больно, что зашумело в ушах.

– Пожалуйста, тсс… – задыхаясь, просила Райана, со страхом оглядываясь на дверь.

Только увидев его испуганный взгляд, я буквально в одно мгновение поняла, что никогда не решилась бы на подобное. Я смертельно боялась реакции мамы, узнай она о существовании моего прощального письма. А что бы с ней стало, соверши я задуманное? Меня не волновало, что подобный поступок стопроцентно лишил бы меня возможности получить новый орган: я боялась, что Райан покажет ей сейчас листок бумаги, и она умрет на месте.

Но он молчал. Просто недоуменно смотрел на меня. А у меня слезы катились из глаз большими горошинами. Руки тряслись в отчаянном жесте – мольбе не говорить маме. Палец, приложенный к губам, лихорадочно дрожал, а челюсти стучали настолько громко, что заглушали стук сердца.

– Никто не приносит столько радости в мою жизнь, сколько приносишь ты, – сказал Райан, опустив взгляд на записку. Сложил ее в несколько раз, порвал и выкинул в ведро. – Зачем? Зачем это? Ты ведь дорога нам. Мне, твоим родителям, – сел рядом на кровать, стер ладонью мои слезы и обернулся к двери, чтобы убедиться, что моей мамы на пороге нет. Затем снова повернулся, обнял и прижал меня к груди. – Ты так много значишь для всех нас. Больше никогда, пожалуйста, никогда не думай, что ты одинока. Я с тобой. Всегда рядом с тобой.

И он прижимал меня к себе, пока я не успокоилась.

– Что происходит? – лицо появившейся в дверном проеме мамы трудно было назвать довольным.

Но Райан, словно специально испытывая ее терпение, медленно опустил свои руки и только потом, улыбнувшись, сказал:

– Я ужасный человек, миссис Уилсон, – нахмурившись, всхлипнул и по-мальчишески обаятельно почесал затылок. – Не захотел делиться с вашей дочерью ланчем, и не был готов к тому, что она вот так отреагирует. – Откусив из моих рук кусок булочки, Райан пожал плечами. – Вы ее, вообще-то, кормите?

Глаза мамы метали молнии, но мне не забыть свои ощущения в тот момент. Я едва удерживалась от смеха, когда она отчитывала нас обоих. Райан не хотел оставлять меня одну, поэтому когда все-таки ушел после третьей просьбы мамы «дать мне отдохнуть», мы переписывались с ним еще до полуночи. Пока не уснули.

Так что же происходило с нами сейчас?

Куда все делось?





* * *


Я проснулась посреди ночи от того, что услышала какие-то тревожные звуки. Не то вой, не то жалобный плач. Села, откинула одеяло, попыталась понять, где нахожусь. Кругом царила темнота. Повернулась и увидела редкие лунные отсветы, крадущиеся от окна и скользящие по полу к каминной полке. Значит, я уснула прямо на диване в гостиной на первом этаже.

Прислушалась. Только стрекот и шум ветра за окном – больше ни единого звука. Дотянулась до столика и проверила телефон.