Сердце умирает медленно

Ни одного пропущенного звонка, на часах три тридцать утра. Упала на подушки и закрыла глаза. Наверное, опять кошмар. Только я ничего не запомнила. Повернулась на другой бок и постаралась уснуть, как вдруг снова услышала что-то.

Будто стонал кто-то. Села, вгляделась в темноту. Звуки раздавались издалека: не то зверь какой мычал, не то половицы скрипели, не то ветер на чердаке завывал. А потом – как закричит! Я в ужасе вскочила и подбежала к окну. Ничего, кроме ночной долины и сияющей в небе луны.

Вглядывалась, вглядывалась, пытаясь различить хоть что-то в мрачных тенях, но так никого и не увидела.

Что это было? Одному богу известно. Утешало одно – звук точно исходил откуда-то снаружи. Я поправила занавеску и отошла. В полной тишине прошла на цыпочках по гостиной и включила настольную лампу. Комната выглядела абсолютно обычно, но меня не покидало неприятное ощущение, что я не одна. Что за мной наблюдают. Вжалась в стену и продолжила прислушиваться.

«Это ты? – спросила у своего сердца. – Ну, ответь же мне. Если ты, то отзовись. Я готова тебя выслушать. Зачем ты приходишь? Что ты хочешь от меня? Не знаю, как реагировать на твое присутствие в моей жизни, не представляю, кто ты, как тебя зовут. Наверное, ты не планировала умирать? Каждый из нас мечтает о чем-то, у каждого куча недоделанных дел, целей, идей. Прости, но я не виновата, что мне отдали то, что принадлежало тебе, понимаешь? И нам двоим будет тесно в одном теле. Если ты хочешь что-то сказать, то я готова выслушать. Если у тебя есть просьба…»

И тут раздался душераздирающий крик. Откуда-то издалека. Прямо рев раненого зверя, надрывный, срывающийся на хрип. Нормальный человек включил бы свет во всем доме, закрылся на три засова и позвонил в полицию. Но я, измученная кошмарами и галлюцинациями, сделала первое, что пришло в голову: метнулась к двери, распахнула ее и выбежала прямо на улицу.

Влажный воздух ударил в ноздри. Со всех сторон на меня обрушились звуки сонной природы: шум трав в поле, шелест ветвей, пение ночных птиц, трескотня насекомых.

– Эй, – сглотнула, тяжело дыша, – кто здесь?

И долина отозвалась встречным дуновением ветра.

– Эй, вы слышите меня?

Стон повторился, и, черт меня подери, я не могла понять, с какой стороны. Казалось, что беспокойные звуки доносились теперь отовсюду, то усиливаясь, то затихая. Я начала метаться по двору, то и дело запинаясь и едва не падая. Почти ничего не видя, в одних носках по камням и траве бродила, обходя дом со всех сторон. Вглядывалась в очертания двора в лунном свете, потом догадалась и достала телефон, принялась светить им перед собой, включив функцию фонарика.

Мне не могло показаться. Это было реальностью. Какой-то едва различимый носовой звук: стенание или крик немого. Не слева, не справа, отовсюду, будто из недр земли. Обойдя дом по периметру, я снова крикнула, не боясь разбудить соседей:

– Кто здесь?

Но в ответ раздалась музыка. Та самая, которая не давала мне покоя пару месяцев. От неожиданности я повалилась прямо на траву и в ужасе закрыла уши. Невозможно. Боже, когда она оставит меня в покое?

«Что? Что ты хочешь от меня?!»

Трудно избавиться от музыки, которая звучит у тебя в голове, просто заткнув уши ладонями. Так не бывает. Это не работает. Мелодия продолжала усиливаться, и я угадывала каждую следующую ноту – знала ее наизусть.

– Черт! – всхлипнув, ударила кулаком по земле.

И поползла, страшась темноты и таившейся в ней опасности, на корточках к дому.

– Пожалуйста, прекрати. Пожалуйста, хватит! – кричала, забегая внутрь.

Захлопнула дверь и навалилась на нее спиной. Телефон был влажным от росы, как и моя одежда, испачканная в травинках и песке. Я стояла, дыша тяжело и часто, и мечтала только об одном – чтобы этот ужас прекратился и больше не возвращался в мою жизнь никогда.

«Лучше сдаться психиатру, пусть выпишет волшебных таблеток. Тогда мне не придется слышать тебя».

Но мелодия не собиралась оставлять меня в покое. Она заполнила собой комнату, гремела под потолком, кружила по полу, ударялась о стены. У меня от страха тряслись поджилки, спина обливалась ледяным потом.

Метнувшись, попыталась включить верхний свет, но ничего не получилось. Комната по-прежнему освещалась ночником, и моя собственная тень, скользящая по стене, навевала не меньше ужаса, чем зловещая музыка.

– Эмили… – позвал кто-то, едва в голове промелькнула мысль: бежать прочь и стучаться в двери соседних домов.

Звук доносился откуда-то из гостевой комнаты. Я покосилась на темнеющий прямоугольник двери, но так и не решилась шагнуть туда. Я словно приросла к полу.

«Просто показалось. Это не может быть реальным. Просто побочные действия лекарств. Сейчас я вдохну, выдохну, и все прекратится».

– Эмили…

Я вскрикнула и зажала рот обеими руками. Ни за что не отойду от единственного источника света и не ступлю туда, где темно. Но стоило только подумать об этом, как лампочка в светильнике несколько раз моргнула и погасла. Комната погрузилась во мрак. Нащупав дрожащей рукой нужную кнопку, я попыталась оживить телефон. Экран вспыхнул, но слушаться моих влажных пальцев сенсорный экран напрочь отказывался. Сотрясаясь в попытках разблокировать его, мне приходилось слушать чертову мелодию.

– Хватит! Перестань! Перестань! – заорала я, вжимаясь в каминную полку и испуганно оглядываясь по сторонам. – Пожалуйста… – уже слезно.

– Эмили… – донеслось из-за закрытой двери гостевой комнаты.

– Черт… – стерев ладонями пот со лба, я на негнущихся ногах направилась туда.

Дисплей телефона то и дело гас, погружая меня в кромешную тьму. Но пальцы от страха снова давили на кнопку, и я смогла освещать себе путь хотя бы на пару секунд. Этого было достаточно, чтобы сделать несколько шагов и убедиться, что никто не выскочит на меня из темноты. Замерла у нужной двери, пытаясь унять встревоженное сердце, протянула руку и медленно повернула ручку. Та на удивление подалась легко: щелчок, и створка со скрипом отворилась вовнутрь.

Музыка прекратилась. Полнейшая тишина пугала меня еще сильнее. Вытянув телефон перед собой, я осмотрелась. В луче света мелькнули шкафы и коробки, уложенные друг на друга, и целые галактики пыли, взметнувшиеся в воздух от движения двери. Среди хлама, явно в спешке нагроможденного вдоль стен, выделялся большой светлый предмет. Прямоугольный. И от взгляда на него сердце сжалось до боли. И меня неумолимо, почти неистово, будто какими-то неведомыми силами, потянуло к нему.

Это был рояль.





-26-





Облупившаяся местами краска, потертые матовые поверхности, элегантная форма. Он был белым и довольно старым. Смотрелся инопланетянином посреди кучи хлама, наваленного в комнате. Большим и громоздким.

Не успела приблизиться, руки сами потянулись к нему. Сунув телефон в карман пижамных штанов, я подтянула к себе круглый стульчик и опустилась на него. Лунного света, что попадал из окна, было недостаточно, чтобы как следует рассмотреть инструмент, но пальцы, словно повинуясь чьему-то настойчивому зову, уже нащупали и сняли крышку. Клавиши на ощупь казались твердыми и прохладными, но стоило чуть надавить – становились податливыми и мягкими. Нажала на одну, и та легонько провалилась, наполнив помещение пронзительным звуком.

«Нет, нет, нет».

Меня затрясло еще сильнее: руки парили над гладью клавиш, извлекая из рояля проклятую мелодию. Никогда в жизни я не играла ни на одном инструменте, не разбиралась в нотах, не знала, как и из чего строится мелодия. Господи, да у меня даже слуха не было! А теперь пальцы привычно касались инструмента, быстро перемещались по нему в, казалось бы, хаотичном порядке, но комната наполнялась самой настоящей музыкой. Которую играла я. Сама. И слезы, застилая глаза, текли сами собой.

«Что это? Почему я знала каждую ноту? Нет, не знала – помнила. Иначе бы руки не летали над клавишами так свободно и непринужденно».

Ноги касались педалей, плечи подергивались в напряжении, следуя за движениями рук, голова бессознательно кивала в такт. От непонимания, как такое возможно, становилось дико и страшно. Но я продолжала играть, просто не могла остановиться. Музыке, создаваемой столь величественным инструментом, не хватало места в маленькой комнате. Она взрывалась сумасшедшим потоком, билась о стены и вытекала наружу оглушающим океаном из нот. Огромным цунами, сметающим все на своем пути. Многотонной волной, смесью изумления, страха и ужаса – моих собственных и того, кто был заперт в моем теле.

Все оборвалось резко. Исчезли комната, музыка, рояль. Остались лишь темнота и чувство невесомости. Я падала. Но не резко, а медленно опускаясь ниже и ниже. Плавно, точно в замедленной съемке. А свет… он оставался там, наверху, куда был направлен мой взгляд. Проникал, как сквозь толщу дрожащей воды, расходясь рябью и преломляясь под разными углами. Там был чей-то силуэт, но не было возможности определить, чей.

Я хотела что-то сказать. Крикнуть. Позвать на помощь. Но боль, непонятная, сковывающая движения, пронзила стрелой голову. Оглушила. Я дернулась из последних сил и попыталась вдохнуть, но ничего не вышло. Вода… Она наполнила мой рот, нос и ворвалась в дыхательные пути. Паника. Кашель впустил еще только больше воды в горло. И чем отчаяннее я сопротивлялась, тем сильнее кружилась голова от недостатка кислорода.

Вдруг ноги оперлись обо что-то твердое. Дно. Поверхность. Но оттолкнуться не получилось. Не было сил. Ничего не выходило. Плыть не получалось. Пальцы в отчаянии «царапали» толщу воды, метались, расходились в стороны, но мое тело продолжало медленно погружаться на дно. В груди разливалось леденящее чувство животного страха. Неужели все? Меня никто не спасет?

Вода сделалась похожей на стекло. Ни солнца, ни неба наверху. Я, как законсервированная, лежала и смотрела на расплывающуюся картинку. Мелкие-мелкие рисунки. Что-то синее. Под ними пятна, кажется, буквы. Затем перед глазами потемнело, в груди стало жечь. Больше ничего, никаких ощущений. Все замедлилось, как перед самым концом.

Вот и все.

– А-а-а! – вскочила на постели как ошпаренная.

Передо мной была моя комната. На постели – солнечные лучики. На мне – мятая пижама. Судорожно ощупав себя, уставилась на руки, которые еще минуту назад играли на рояле в темной комнате. Пальцы дрожали, но выглядели как обычно. Откинув одеяло, я вскочила, схватила с тумбочки телефон. Проверила – работает. Шесть тридцать утра. Что за ерунда со мной произошла и почему я оказалась у себя в постели на втором этаже дома?

В эту секунду над губой защекотало. Словно что-то горячее скользнуло из носа ко рту. Подняв подбородок выше, коснулась пальцем влаги и поднесла к глазам. Жидкость была прозрачной, значит, не кровь. Но что? И тут я почувствовала в горле привкус воды, легкое жжение и сильно закашлялась. Согнулась пополам, пытаясь вытолкнуть то, чего в моих дыхательных путях не было и быть не могло.

И успокоилась только минут через пять, когда дышать стало легче.

«Чертовщина какая-то».

Приняла лекарства, забрала волосы в хвост, осмотрела свое изможденное лицо в зеркало и медленно поплелась вниз. Застыла у гостевой комнаты и нерешительно коснулась ручки. Повернула. Заперта. Недолго думая, опустилась на колени и приникла глазом к замочной скважине. Несколько раз моргнула, вглядываясь в темноту. Невозможно рассмотреть почти ничего через узкое маленькое отверстие в замке. Ничего, кроме большого белого пятна.





* * *


Возможно, не стоило злоупотреблять гостеприимством, зато теперь я знала, что мой сон был явью. В гостевой комнате и правда находился старый рояль. Для того чтобы подтвердить свои подозрения, достаточно было взглянуть в замочную скважину при свете дня, но я не побоялась вскрыть замок ножницами, открыть дверь и войти. Убедилась – он стоял там, покрытый тонким слоем серой пыли.

Присела и заметила следы тонких пальцев на крышке. Кто-то действительно открывал ее недавно. Неужели я? Глупости. Но сон ведь казался таким реальным: я отчетливо помнила, как носилась по двору, как входила сюда, как играла на инструменте. Да у меня даже вода шла носом!

Открыла крышку и в недоумении уставилась на руки.

«Интересно, получится ли у меня снова?»

Положила руки на клавиши, и рояль тут же издал низковатый звук. Попробовала перемещать пальцы в хаотичном порядке, но получилась только режущая слух какофония.

«Давай. Покажи, что ты здесь, со мной!»

Перевела дух, настроилась, снова устроила пальцы на длинной веренице клавиш, и… меня даже передернуло от неприятного нагромождения бессмысленных, сумбурных звуков, взорвавших вдруг тишину дома.

– Ладно! – обессиленно треснула ладонями по роялю и резко захлопнула крышку.

Вскочила и убралась прочь из комнаты.

Если она привела меня к имеющемуся в доме инструменту, значит, хотела что-то сообщить. Но как? Посредством музыки? Если ее воспоминания стали частью меня самой, то тогда хозяйка моего сердца должна знать, что я ничего в музыке не понимаю! К тому же… Если я даже не представляла, что в доме есть рояль, то как смогла почувствовать его местонахождение она?

Кажется, я медленно, но верно продолжала сходить с ума…





* * *


Прогулка должна была привести нервы в порядок. До обеда я бродила по дому в попытках вспомнить события прошлой ночи, остаток дня провела, глядя на лист бумаги в бесплодной попытке решить, что хочу нарисовать. Да еще и кусок в горло совершенно не лез – кошмары порядочно меня вымотали. Позвонив в донорскую программу и отправив им официальное письмо-запрос на электронную почту, я оделась и побрела в лес.

Сама атмосфера долины, извилистые дорожки меж высоких деревьев, тянущихся ветвями к облакам, располагали к неспешному бегу. В одном месте тропинка выходила к озеру, и можно было идти или бежать, любуясь блестящей гладью воды и слушая звонкие трели птиц.