Сестры

* * *


Ланг провел их в дом и пригласил в просторную гостиную, освещенную несколькими узкими и высокими окнами, из которых можно было наблюдать за передвижениями гольфистов на площадке; один из них как раз пытался выбраться из песчаного капкана бункера. Диваны, камин и стены в гостиной были белые. На одной стене висела электрогитара, на другой — черный телевизор с экраном высокого разрешения, с видеомагнитофоном и стереопроигрывателем, куда входили вертушка для виниловых дисков, тюнер и считывающие устройства для CD и кассет.

И ни одной книги. Должно быть, романист держал их у себя в кабинете. Зато здесь стоял рояль с нотами. Из проигрывателя приглушенно доносилась цыганская мелодия: играла скрипка, то рассыпаясь стаккато и трелями, то замирая в меланхолической грусти. И Сервас вспомнил, что писатель по происхождению был венгром.

Эрик Ланг пригласил их сесть и предложил кофе. Сервас прислушался. В остальном доме не было слышно ни звука. Видимо, Ковальский тоже это заметил, потому что, когда писатель появился с подносом, где стоял кофейник с горячим кофе и чашки, он спросил:

— Вы живете один, господин Ланг?

— Да, а что?

— Да так, ничего.

Эрик Ланг уютно устроился на диване напротив полицейских, положил ногу на ногу, достал из кармана белых льняных брюк пачку сигарет и закурил.

— Так чем могу быть вам полезен, господа? — спросил он, разливая кофе по чашкам.

Писатель был благодушен и чуть ли не мурлыкал, как кот с бархатистыми лапками, готовый, однако, в любой момент без предупреждения выпустить острые когти.

— Вам нравятся молодые девушки, господин Ланг? — спросил Ковальский.

— Простите?

— Вы женаты?

— Нет.

— А женщин… вы предпочитаете молодых, не так ли?

— Вы о чем?

— Прошу прощения, видите ли, я прочел те письма… Но речь идет о расследовании преступления, и все, что мы увидели, привело нас к вам.

Ланг слушал его с задумчивым видом, завесившись сигаретным дымом.

— Ничего не понимаю… Вы не могли бы выразиться яснее?

— Хорошо. Для начала: мизансцена преступления в точности совпадает с аналогичной мизансценой в вашем романе «Первопричастница»…

— Да. Когда я прочел статью в газете, это было первое, о чем я подумал, — перебил его романист.

— Гм… И вам не пришло в голову позвонить в полицию?

Ланг поудобнее устроился на диване.

— Призна́юсь, не пришло. Но, полагаю, это рано или поздно снова всплыло бы у меня в мозгу, и я, наверное, все-таки позвонил бы. Но вы сказали «все, что мы увидели, привело нас к вам». Значит, было что-то еще?

— Было.

— А можно узнать, что именно?

Ко бросил на него острый взгляд.

— Не только совпадение мизансцены преступления с тем, что вы пишете в своей книге, но еще и более того: экземпляр этой книги был найден в комнате Амбры Остерман.

— «Первопричастница» пользовалась головокружительным успехом, и ее тираж в общей сложности составил более шестисот тысяч экземпляров, — спокойно ответил Ланг. — А пик успеха пришелся как раз на этот район. Поэтому вероятность обнаружить ее экземпляр в одном из местных домов очень велика.

— Но ведь имя Амбра Остерман о чем-то вам говорит, правда, господин Ланг?

Писатель напрягся.

— Мне не очень нравится ваш тон, комиссар.

— Инспектор… Вы не ответили на мой вопрос.

Ланг пожал плечами.

— Да, конечно, Амбра была одной из моих поклонниц. Какое-то время мы переписывались. Но это было несколько лет тому назад; переписка уже довольно давно прекратилась.

— А почему вы разорвали контакты?


Ланг высокомерно усмехнулся. Его кустистые брови, почти сросшиеся у переносицы, сложились в букву V.

— Это проблема некоторых фанатов. Они становятся очень назойливы, желают принимать участие в вашей жизни, требуют к себе постоянного внимания… Им хочется играть важную роль в вашей жизни, и они считают, что если прочли ваши книги, то получили это право.

— А вам не хватает уважения к читателям, господин Ланг. Что произойдет, если назавтра они все возьмут да и перестанут читать ваши книги?

Эта фраза, похоже, вовсе не понравилась писателю.

— Не обманывайте себя, инспектор. Я люблю своих читателей. Это они меня сделали.

«Да брось ты эту трепотню», — подумал Сервас, осматривая комнату и позволяя глазам глядеть, куда захотят: на предметы, на мебель, на фотографии… Вдруг он вздрогнул, и взгляд его заскользил в обратном направлении. На стене красовались штук десять черно-белых фото, все примерно одного размера: 50 × 40. Поначалу он не заметил, что у них есть что-то общее, и понял только потом, когда просмотрел еще раз. Это были фотографии змей… Змеиную тему затрагивали все снимки, но это не бросалось в глаза, поскольку снимки отличались друг от друга. Одни фото были сделаны очень крупным планом, когда видна каждая блестящая чешуйка, глаза, глядящие с пугающей пристальностью, или раздвоенный язык. А на других присутствие змеи угадывалось лишь по извилистому следу на песке, или змея — гремучка, гадюка или кобра — была снята общим планом. У Мартена каждая из фотографий вызывала ужас, потому что он вообще боялся змей, и Сервас поспешил переключиться на словесный поединок писателя и Ко.

— Давайте вернемся к Амбре и Алисе Остерман, — говорил шеф. — Как я уже вам сказал, господин Ланг, я прочел письма, которые вы им писали… Те, что мы нашли в родительском доме девушек, в комнате Амбры. Они были тщательно спрятаны в двойной обложке фотоальбома — по всей видимости, Амбра не хотела, чтобы они попались родителям на глаза.

В воздухе повисла угроза. Ланг, прищурившись, загасил в пепельнице сигарету.

— Послушайте, инспектор…

— Я не закончил. Как бы вам это сказать, господин Ланг… Если б я не знал, кому были адресованы эти письма, то решил бы, что адресат — взрослая женщина, а не ребенок.

— Амбра и Алиса вовсе не были детьми.

— Но и взрослыми тоже не были… Вы всегда пишете подобные письма вашим пятнадцатилетним поклонницам?

В глазах Ланга сверкнул гнев.

— На что вы, в конце концов, намекаете?

— Вы встречались с Амброй и Алисой лично?

— Конечно, и не раз.

— При каких обстоятельствах?

— Когда подписывал им книги.

— Это всё?

— Нет…

Ковальский поднял бровь, приглашая собеседника продолжить.

— Мы встречались и в других местах.

— С какой целью?

— Ну, просто так, поболтать, чего-нибудь выпить… обменяться мнениями, взглядами…

— Взглядами?

— Ну да.

— И где проходили встречи?

— В кафе, ресторанах, книжных магазинах… один раз даже в лесу…

— В лесу?

Сервасу показалось, что в голосе Ланга послышалось сомнение.

— Это была их идея… Думаю, им хотелось бросить себе вызов. В юности случается бросать себе вызов. Это игра. Им захотелось увидеться со мной в лесу… ночью…

Ковальский растерянно на него взглянул.

— И вы согласились?

На губах писателя снова появилась высокомерная улыбка.

— Я нашел эту мысль возбуждающей.

— Возбуждающей?

— Оригинальной, если вам так больше нравится. Странной, волнующей… Но не составьте себе ложного представления…

— Вы считаете волнующей встречу с двумя девочками-подростками в лесу, да еще ночью?