Сестры

— Не делай этого! Это неудачная идея! Начнем с того, что таким образом тебе не удастся себя убить. Ты только причинишь себе сильнейшую боль и перережешь связки. Тебе что, так хочется подвергнуть себя пытке, а потом остаться на всю жизнь немым?

Сервас нес всякую околесицу, импровизировал наудачу, тем более что адресовался он к студенту-медику. К такой ситуации Мартен не был готов и имел весьма смутное представление о том, что произойдет, если тот действительно перережет себе горло. Однако на лице парня появилось сомнение.

— Врете вы все… блефуете… — Студент заплакал навзрыд. — Он меня не оставит, будет вредить… он беспощадный… Вы не знаете, на что он способен…

— Да кто, Седрик? Кто беспощадный?

— Замолчите! Я никогда его не выдам, слышите?.. Это будет хуже, чем умереть…

— Успокойся.

— Успокоиться? Да пошли вы!.. Провалитесь вы все в преисподнюю!.. А я уже и так там…

От сонной артерии стекло отделяли всего два-три миллиметра тонкой кожи… Но в артерию парень не попал, иначе кровь забила бы фонтаном. А след на футболке оставляла порезанная рука.

— Дайте мне уйти, и я успокоюсь! Дайте мне уйти, ну, пожалуйста! Умоляю вас! Вы даже не представляете себе, на что он способен…

Упрямо удерживая острое стекло возле сонной артерии, Домбр пристально на него глядел, и Сервас тоже не спускал с него глаз. Но тут за спиной Седрика что-то произошло.

Сыщик глубоко втянул в себя воздух и подумал: Нет, нет, нет! Не делай этого, дурак! Идея — хуже не бывает!

Очень… очень скверная…

Идея…

Но охранник, видимо, придерживался другой точки зрения. Мартен увидел, как тот в ужасе отстегнул поводок и хлопнул пса по заду. Он стиснул зубы. Дальше все произошло в одну долю секунды. Студент обернулся, то ли почувствовав опасность, то ли угадав по взгляду сыщика, что у него за спиной что-то происходит… И тут чудовище прыгнуло.





* * *


— Здесь есть телефон?

— У меня в комнате, — отозвался охранник.

Оба стояли на коленях над студентом, который стонал, распростершись на полу. Мартен накладывал импровизированную повязку из футболки и пакетика бумажных салфеток, закрепляя ее пластиковой упаковкой, чтобы не кровила, на руку парня, прокушенную доберманом.

— Возьмите у меня в кармане куртки блокнот и ручку и запишите номер, который я вам дам. Вызовите «Скорую», а потом позвоните по этому номеру и расскажите, что произошло. Вы меня поняли?

Охранник кивнул, поднял с полу куртку и достал ручку и блокнот. Сервас продиктовал ему номер. Охранник поднялся.

— Да шевелитесь, черт возьми!

Охранник быстро вышел. Мартен посмотрел на мальчишку. Лицо его было серым, а в расширенных зрачках застыл все тот же непреодолимый страх.

— Вы сами не знаете, что делаете, — простонал он. — Вы не знаете, на что он способен… Ох, черт, как больно…

Лицо парня сморщилось от боли, он зажмурился и скривил рот.

— Кто он? — тихо спросил Сервас. — О ком ты говоришь?

Рыжий снова посмотрел на него своими до странности светлыми, почти белыми глазами, затуманенными болью. Другого выражения в них не было. Экран, отражавший Мартена и потолок за его плечами, потух. Взгляд, только что впитывавший все вокруг, замкнулся на самом себе.

— Да бросьте вы… У вас нет никакого шанса его поймать.





Глава 11, в которой обнаруживают фото




Ковальский и Сервас наблюдали, как Манжен забирается в воющую сиреной «Скорую» вслед за носилками и медбратом. Шеф нервным и напряженным голосом обратился к помощнику:

— Езжай. Я хочу, чтобы Мартен взглянул там, что к чему. — Он огляделся. — А ты не спускай глаз с мальчишки, не отставай от него ни на шаг.

Манжен кивнул. Вид у него был такой же нервозный, как у шефа, и Сервас сразу подобрался. В кампусе что-то случилось…

— Возьмем служебную машину, а свою получишь позже.


— Куда едем?

— Хочу показать тебе одну штуку…

Больше Ко ничего не сказал. Когда они сворачивали на авеню СССР и на бульвар де Реколле, теплый ветер разогнал дождик. Ковальский по-прежнему с суровым видом молчал. Сервас все время чувствовал, что тот исподволь бросает на него взгляд и старается угадать, о чем он думает. Так в полумраке постукивают пальцами в поисках нужного выражения.

Они припарковали машину на стоянке университетского городка, вошли в здание и поднялись в коридор четвертого этажа. Увидев охранника возле открытой двери в комнату, Сервас вздрогнул.

Ковальский мрачно на него покосился, но опять ничего не сказал. В его глазах вспыхнул странный огонек.

Они что-то нашли.

Мартен заглянул в открытую дверь и увидел письменный стол, окно и кровать.

— Всё в порядке, можешь идти, — сказал Ко охраннику и повернулся к Сервасу: — Иди взгляни, что да как…

Мартен весь покрылся гусиной кожей. В отсутствие подозреваемого они перевернули всю его комнату вверх дном. Да любой адвокат, если узнает, опротестует процедуру… Он шагнул за порог комнаты. Занавески были наполовину открыты, но комната все равно тонула в полумраке из-за серой пелены, накрывшей город. Настоящая парилка. Внутри воняло по́том и гашишем. Сервас увидел их сразу: фото, десятками лежащие на столе и на кровати. Все в формате А4.

Сколько их там было? Пятьдесят? Сто? Может, больше?

Мартен подошел. Даже издали он догадался, что там изображено, но ему хотелось удостовериться и получить печальное подтверждение.

Когда наклонился над снимками, у него закружилась голова и сердце застучало где-то в горле. А в груди застрял огромный кусок льда.

Трупы…

Десятки мертвецов…

Толстые и худые, молодые и старые, мужчины и женщины… Все голые, распростертые на прозекторских столах, такие же безвольные куски мяса, как на прилавке мясника.

Снятые крупным планом, снятые панорамой… Жуткие, мерзкие полуразложившиеся фрагменты — пустая глазница; нижняя половина лица, искаженного гримасой; скрюченная рука, искалеченная артрозом; мужские и женские гениталии; дряблые груди и даже вскрытые животы с торчащими наружу внутренностями; отрезанные конечности, на которых видны куски мяса и хрящей…

Серваса сразу же одолели сомнения, что Домбр сумел сделать все эти фото в одиночку. Слишком уж их было много. Даже если у него был доступ в лабораторию анатомии и в другие зоны медицинского факультета, потребовался бы катаклизм, чтобы запастись таким количеством трупов.

Сервас поспешил выйти из комнаты. Ему не хватало воздуха. Нечем было дышать. Он взглянул на Ковальского. А тот ждал его реакции.

— Мерзость, — только и сказал Сервас.

Шеф группы запер за ним дверь.

— Мы сюда никогда не входили, — сказал он.





Глава 12, где возникает вопрос времени




13 часов 30 минут, 30 мая 1993 года.

— Фамилия, имя.

— Что?

— Фамилия, имя.

— Но у вас все есть…

— Фамилия, имя…

— Домбр, Седрик.

— Возраст.

— Двадцать два года.

— Профессия.

— Э-э… Студент. А что, это нормально, что у вас все кабинеты пусты?

— Студент какого факультета?