Сестры

Сервас вспомнил, как странно вел себя парень, когда открыл дверь. Было в его поведении нечто неуловимое и скрытное, и это нечто засело, как блоха в ухе. Может, он просто испугался, что его застали за курением травки? И кто был тот благодетель, что ему эту травку продал?

На полу зазвонил телефон. Ковальский нагнулся и поднял телефон вместе с проводом, одновременно сняв трубку.

— Вы уверены? — спросил он в следующую секунду. — Отлично… спасибо! Мы едем… Прошу прощения, что испортил вам выходной.

Он отсоединился и снова поставил аппарат на пол.

— Это охранник. Он стучал в дверь Домбра, но ответа не получил. Сегодня воскресенье, и парень, несомненно, спит. Но охранник время от времени с ним общался и думает, что по воскресеньям тот подрабатывает на кафедре анатомии. Может, это имеет какое-то отношение к убийству или к чему-то в этом роде: ну, как повод для штрафа, к примеру…

Ковальский посмотрел на часы.

— Сервас, отправляйся туда, на случай если он объявится. Если уже объявился, быстро тащи его сюда. А мы с Манженом пройдемся по кампусу. Возможно, Домбр еще дрыхнет. Но он не должен просочиться у нас между пальцами.

— Чтобы пройти в кампус, нужно разрешение директора, — заметил Манжен.

Сервас вспомнил, что проходил это в школе полиции. Правило называется «университетской франшизой» и установлено еще в Средние века, а уже потом его взял на вооружение закон об образовании. Правило гласило, что поддерживать порядок в кампусе — задача директора. Следовательно, полиция не может входить туда без его разрешения.

— За исключением прокурорского надзора, — ответил Ко. — Я позвонил туда, прежде чем вы приехали.

Сервас мог бы взять служебную машину, но предпочел свой «Фиат Панду», тот самый, что жил у него с самого окончания университета. Однако недалек уже тот день, когда его придется отправить на окончательный отдых после долгих лет честной и преданной, хотя и изрядно загрязняющей воздух службы. Движение на улицах было оживленнее, чем обычно, и спустя четверть часа он уже обогнал автобус «Семвата» управления транспортом Тулузы, у которого из-под колес веером брызгала вода.

Сразу за факультетом технологий и факультетом стоматологической хирургии Мартен повернул к входу на медицинский факультет. Его длинное приземистое здание тянулось вдоль подножия холма, вершину которого венчало здание Центрального университетского госпиталя. Отсюда оно казалось средневековой крепостью, неприступной цитаделью, откуда какой-нибудь суверен денно и нощно надзирал за своими подданными.

Ему понадобилось несколько минут, чтобы сориентироваться и найти бюро пропусков. В холле было пусто. Он позвал несколько раз, пока не появилась дама средних лет с аккуратно уложенными волосами. Она, видимо, не привыкла, чтобы ее беспокоили утром в воскресенье, а потому поверх своей конторки бросила на него нетерпеливый и раздраженный взгляд.

— Сегодня воскресенье, и все закрыто.

Сервас показал удостоверение и резко парировал:

— Сегодня воскресенье, и все открыто!

Он и сам удивился своей выходке. Отвечать дерзостью на дерзость было не в его правилах. Интересно, может, это ремесло сыщика на него так влияет? Женщина шмыгнула носом, хотя он был уверен, что никакого насморка у нее нет.

— Мне нужна кафедра анатомии, — сказал Мартен.

Она нехотя, сквозь зубы, объяснила, как пройти, заметив:

— На улице льет как из ведра, вы промокнете.

Не похоже было, что это ее сильно огорчит. Сервас пожал плечами и вышел под дождь. По мокрым плиткам двора, шлепая по пятисантиметровым лужам, он прошел через небольшой кампус, обсаженный тисом. Ветер раскачивал и гнул кусты, с севера слышались раскаты грома, небо хмурилось, и было жарко и душно, как в сауне.

Все корпуса походили друг на друга: нижний этаж, затем второй с десятками окон, по которым молотил дождь. Мартен нашел нужный корпус, взбежал по ступенькам и вошел в холл. Ни души. Он прислушался, но в здании было тихо. Потом прошел через холл и через ходящую взад и вперед двустворчатую дверь вышел в коридор. На стене перед ним были нарисованы две стрелки, одна из которых указывала на кафедру анатомии. Сервас пошел по стрелке, повернул направо, как указывала прибитая к стене дощечка, и очутился на верхней площадке лестницы, ведущей вниз, в подвал. Спустился и увидел еще одну двустворчатую дверь, которая открылась с визгливым скрипом, потому что ее нижний край, обитый резиной, терся о линолеум. За дверью оказался еще один коридор, а в конце его — еще одна дверь с двумя круглыми, как иллюминаторы, окнами. Сервас толкнул ее и очутился в новом коридоре, гораздо более длинном и гораздо менее привлекательном. Из глубины коридора шел тусклый рассеянный свет, а середина тонула в полумраке. Мартен пошел вдоль коридора, и его шаги раздавались единственным звуком в абсолютной тишине. По всей видимости, кроме него и Домбра, в здании никого не было, и он уже стал подумывать, что не стоило идти сюда одному.

Сервас уже дошел почти до середины, где сумрак был гуще всего, как вдруг заметил в другом конце коридора какое-то движение. Справа, откуда шел свет, возник какой-то низкий, приземистый силуэт и молча направился к нему. Существо шло медленно, и было слышно, как по полу постукивают и скребут когти. Семьдесят сантиметров в холке, черная шкура и мускулистое тело. Доберман. Сервас почувствовал, как затылок у него взмок от холодного пота. Он остановился и не мог ни пошевелиться, ни отвести глаз от пса, который неотвратимо приближался. И вдруг ощутил, что все его органы вместе с центром тяжести сместились куда-то в район мошонки, а его раздирает желание развернуться и пуститься наутек. Это искушение безмолвно вопило у него в мозгу, и пришлось собрать всю свою волю, чтобы не поддаться ему.

Назад. Бежать. Удрать отсюда. Это будет ошибкой, и ты это знаешь: псина только того и ждет, чтобы ты повел себя как человек, которому есть в чем себя упрекнуть.

О господи, кому пришло в голову оставить на свободе этого молосса![8] У Серваса все волосы на теле встали дыбом, и он почувствовал, что ноги ему больше не повинуются. Зашкаливший адреналин заставил сердце работать в бешеном ритме, и дыхание участилось. Слишком участилось. Пес застыл метрах в шести от него и хрипло, угрожающе зарычал. Этот звук больше походил на вибрацию на очень низкой частоте, и от него у Серваса свело желудок.

Теперь он отлично видел пса. Маленькие глазки, не мигая, впились в него, словно прикидывая, кто находится перед ним, и взвешивая, стоит нападать или нет. Сервас подумал, что решение будет зависеть от того, как он сам поведет себя в ближайшие секунды. Он взмок от пота и не решался произнести ни звука от страха, что его голос может не понравиться молоссу и тот примет решение напасть. Воображение пустилось в галоп, и он уже видел, как пес прыгает на него.

У зверя под черной шкурой напряглись все мускулы, и он явно готовился к прыжку. Сервас сглотнул и постарался замереть. Адреналин с бешеной скоростью несся по венам.

— Султан! — раздался вдруг чей-то голос.

Эхо от него разнеслось по коридору и запрыгало от стенки к стенке, как мяч в сквоше.

Пес насторожил уши, вздрогнул, как-то сразу расслабился и плюхнулся задом на пол, разинув пасть и вывалив длинный язык. В конце коридора возник еще один силуэт, на этот раз человеческий. К ним широким шагом, громко топая ботинками, спешил крепкий парень в камуфляже.

— Какого черта вы тут делаете? — бросил охранник.

Сервас вынул удостоверение. Ему хотелось бы, чтобы жест получился более решительным и уверенным, но рука предательски дрожала.

— А вы? Где вы бродите, черт возьми? Что за… Почему собака шляется на свободе? Вы здесь для чего? Чтобы обеспечивать безопасность или чтобы поставлять трупы на кафедру анатомии? — гремел сыщик, и в голосе его вместе с яростью звучало облегчение.

Охранник был выше его ростом, и его силуэт четко обозначался против света, идущего с другого конца коридора. Он смерил полицейского взглядом и взял пса на поводок.

— Я отошел отлить, — произнес он в свое оправдание.

— В здании еще кто-нибудь есть? — не отставал Сервас.

Охранник указал на другой конец коридора.

— Там парнишка, он недавно подрядился что-то промывать и наводить чистоту. Больше никого.


— Если еще раз увижу собаку без поводка, я ее пристрелю, — сказал Сервас, все еще во власти страха и злости.

Охранник разглядывал его, словно спрашивая себя, какой из этого патлатого студента сыщик. Небось решил про себя, что все разваливается, и полиция тоже. Мартен отошел от него. Сердце все еще отчаянно колотилось, когда он повернул направо и вошел в просторный зал с окнами, исполосованными дождем. Посреди зала стоял огромный металлический стол, по периметру — застекленные шкафы, и дождь отражался в их стеклах. Сервас подошел к витринам и застыл на месте. В больших склянках виднелись тщедушные тельца с огромными головами: это были человеческие зародыши. Внезапно сорванные ветром листья шлепнули в подвальное окно у него за спиной, и он обернулся.

Где же Седрик Домбр?

Неподалеку, возле такого же металлического стола, что-то виднелось.

Мартен подошел ближе.

Ведро, тряпка и швабра… Пол в этом месте был мокрый. Ему пришел на память фильм о войне во Вьетнаме, который они когда-то смотрели вместе с Александрой. Там американские солдаты обнаружили в джунглях вьетнамский лагерь, где пепел был еще теплый. Фильм назывался «Взвод».

Мальчишка явно где-то недалеко…

Сервас вдруг отдал себе отчет, что сейчас он в этой части здания один. А где же охранник с молоссом? Пошел дозором по этажам? И почему Седрик Домбр так поспешно бросил ведро и швабру? Может, тут есть еще один выход и он попросту удрал?

— Домбр! Вы здесь?

Мартен понимал, что для ушей студента третьего курса, если тот прячется где-нибудь в уголке, его голос звучит так же по-мальчишески, как и собственный.

Бум, бум, бум!.. В окно замолотила ветка дерева толщиной в палец. Мартен обернулся и посмотрел в другой конец зала.

Из этого зала в другой вел узкий проход. Снова металлические столы, снова стук ветра в подвальное окошко, снова витрины с экспонатами. Он старался не смотреть в эту сторону.

Куда же делся мальчишка?

В глубине зала виднелась последняя дверь, простая деревянная дверь. Она была закрыта. Вот черт!

— Домбр! Это полиция!

Он быстро пересек зал, подошел к двери, взялся за фарфоровую ручку и уже собрался вынуть пистолет, но что-то его удержало. В стрельбе Мартен был слабоват. Если парень по ту сторону двери на него набросится, то кто знает, чем все может кончиться… Пуля, отскочив рикошетом от металлического стола, запросто может угодить вам же в печень, в череп или повредить фамильную драгоценность. Не считая того, что выстрел, прогремевший в тесной комнатке, оставит его глухим на несколько дней, а ему вовсе не хотелось, чтобы у него полопались перепонки.

Вот черт, черт, черт…

Сервас медленно повернул ручку, толкнул дверь и услышал в ушах биение собственного сердца. Не меньше ста восьмидесяти ударов в минуту. Он знал, почему так бьется сердце. Точно так же он толкнул когда-то дверь в кабинет отца… Но здесь не было ни лучика света, тьма такая, словно в печку попал.

Мартен шагнул внутрь — и тут же был атакован без предупреждения.

Из темноты выступила какая-то фигура и сшибла его с ног. Он потерял равновесие и почувствовал острую боль в виске: падая, налетел на угол стола. Перед глазами поплыли светлые точки. Несмотря на боль, Сервас вскочил и бросился прочь из комнаты.

— Домбр!

Что-то теплое потекло по щеке. Он услышал топот, обогнул металлический стол и, шатаясь, как корабль во время качки, бросился в погоню. Влетел в тот зал, где в витринах стояли зародыши, — и увидел Седрика Домбра.

Тот неподвижно стоял посреди зала, повернувшись спиной к сыщику, и не оставалось никаких сомнений, что он смотрит на черного молосса и на великана-охранника, держащего пса на поводке. Доберман глухо рычал и исподволь спокойно наблюдал за Домбром, но вид у него был устрашающий, как у нацеленной межконтинентальной баллистической ракеты.

— Сдается мне, вы пришли сюда вот из-за него, — сказал охранник.

Сервас остановился, потрогал висок и посмотрел на окровавленные кончики пальцев. Потом взглянул на мальчишку.

— Вы по-прежнему хотите застрелить мою собаку? — резко бросил охранник.

Прежде чем он ответил, студент быстро подскочил к одной из витрин. Все произошло так стремительно, что Мартен не успел даже пошевелиться. Он увидел, как Домбр изо всей силы ударил кулаком по витрине и со звоном буквально прошил стекло насквозь. Потом пальцы парня ухватились за большой треугольный осколок. В следующий миг острый угол осколка оказался возле сонной артерии Седрика, и Сервас увидел, как из-под него по шее течет тонкая струйка крови.

— Не подходите, иначе я перережу себе горло!

Сервас был потрясен выражением его лица: никогда еще ему не приходилось видеть такой чистейший, без малейшей примеси, страх. Лицо парня свела судорога ужаса, глаза вылезли из орбит… Судя по всему, дело тут было не только в сыщике и великане-охраннике.

— Дайте мне уйти!

Парень переводил глаза с Мартена на охранника, не отрывая от шеи острого стекла.

— Дайте мне уйти!

Сервас примирительно поднял руки.

— Вы что, не понимаете? — заорал студент. — Он убьет меня сразу, как только узнает, что я с вами говорил!

— Я понимаю, Седрик. Я пришел сюда, чтобы тебе помочь. Кто тебя убьет, Седрик?

— Нет, вы ничего не понимаете!

Парень чуть сильнее нажал на стекло. Кровь закапала на футболку, он задрожал, как листок на ветру, и по лицу его ручьем заструились слезы, словно кто-то открыл кран.