Щит императора

Признаться, за всю свою сознательную жизнь (как старую, так и новую) мне впервые довелось работать в таком бешеном ритме, поэтому на какое-то время мой мир сузился до размеров императорского дворца. И я совершенно упустил из виду, что творится снаружи. Более того, когда однажды его величество все же решил выбраться в город, меня до глубины души поразило отсутствие листвы на деревьях и пар, густыми облачками вырывающийся у людей изо рта. Когда же в довершение всего с неба посыпались мелкие белые крупинки, я и вовсе озадаченно замер.

— Вот и первый снег, — протянул Зиль, запрокинув голову и поймав на язык пару снежинок. — Надо же, как время бежит… да, Мар?

Я оказался настолько обескуражен открывшимся зрелищем, что просто не нашелся с ответом. Зиль тогда, помнится, поржал. Я, пожалуй, смутился. А всего через пару месяцев произошло событие, которое с ног на голову перевернуло всю мою прежнюю жизнь и перечеркнуло планы, которые я так долго вынашивал.





ГЛАВА 7




Наверное, я уже точно не помню, когда меня стали регулярно тревожить сны, но, пожалуй, впервые я заострил на них внимание именно после того, как на моих волосах осели первые снежинки. Это был толчок, отправная точка, после которой моя жизнь решительно покатилась под откос.

Сперва это были слабые, совсем еще короткие звоночки. Скажем, я стал чувствовать духоту в кабинете императора. Мне постоянно было жарко во дворце, поэтому на ночь приходилось открывать окно в покоях его величества. Но даже так нормально засыпал лишь после того, как снимал рубашку и ложился у самого окна. На сквозняке. При этом чувствуя себя как лесной зверь, которого пустили в хорошо протопленную избу, но позабыли, что с такой густой шубой он прекрасно переночует и на улице.

Дальше — больше. Я стал замечать, что постепенно отдаляюсь от людей и с трудом переношу долгие аудиенции у императора.

Меня начали раздражать запахи. Я стал различать даже слабые нотки парфюма, которым пользовались гости и особенно гостьи его императорского величества. Сам Карриан, хвала Рам, предпочитал не лить на себя всякую гадость. Но дамы, как, наверное, везде, на них буквально отрывались. Порой во время завтрака, стоя за спиной Карриана, я едва не морщился от одуряющего запаха еды, смешанного с едкими благовониями. Во время приемов хотелось повесить на нос прищепку. Или дышать только ртом. И поначалу это действительно помогало, но вскоре терпеть это издевательство стало невозможно и пришлось использовать транс, чтобы сохранить самообладание и не покинуть кабинет прямо посреди приема.

Еще я заметил, что с каждым днем пребывание во дворце все больше начинает меня тяготить, тогда как ароматы улицы, напротив, стали влечь к себе с неодолимой силой.

Я несколько раз ловил себя на том, что вместо того, чтобы прислушиваться к разговору, молча таращусь в окно, на яркосинее небо или подсвеченные фонарями низкие тучи. На то, как идет дождь. Как следом за дождем начинает идти снег. Во время снегопада я буквально выпадал из реальности — на минуты, иногда даже на часы, особенно если оставался один.

А потом мне действительно стали сниться сны. Яркие, цветные. Про лес, охоту, лунные ночи, искрящиеся по утрам капельки росы на пожухлой траве и долгие-долгие переходы, во время которых неутомимые лапы несут меня все дальше от людского жилья и все ближе к тому, что я считал настоящей свободой.

Я стал сторониться чужого общества, старательно избегая не только Зиля или Нерта, но даже с Тизаром не желая лишний раз общаться. Сперва списал это на плохое питание и невесть откуда взявшуюся тоску, которая в эти месяцы и впрямь приобрела устрашающие размеры. Но потом понял: дело не в ней. Я просто устал. От этой работы. От жизни. От шумных людей, от дворца, от непреходящего ощущения собственной ненужности и бесполезности той работы, которую я упорно делал.

— Хандра… — заметил однажды Зиль, когда я проигнорировал какой-то безобидный вопрос, а едва тот начал настаивать, попросил меня больше не трогать. — Не переживай, Мар. Это просто хандра. Весна придет, и оно само рассосется.

Я тогда молча ушел, не стал ничего объяснять. И тогда же понял, что мне стало безразлично его мнение. Как и мнение Нерта, Арха, шуточки Ужа, вечное бурчание Ежа, добродушные подначки Зюни… День, ночь, еда, сон, работа или отдых — все стало по барабану. Абсолютно все. Кроме разве что самочувствия императора.

Я мог целую ночь просидеть на кушетке у него в кабинете, глядя, как падает за окном снег. Ни о чем не думать. Просто смотреть, раз за разом вспоминать свои звериные сны и находить в этом какую-то прелесть. Но каждое утро с рассветом меня приводила в чувство магическая печать, легким уколом напоминая о клятве. После этого я послушно вставал, мылся, переодевался и спускался в зал, где терпеливо дожидался появления императора.

Утренние поединки превратились для меня из обязанности в обыденность. Они не радовали, но при этом и не раздражали. Я брал оружие в руки, потому что так было надо. И не ранил императора исключительно по той же причине. Меня даже бешеный темп схватки уже не мог привести в чувство. Я словно заледенел душой. Замерз, как сосульки на окнах. Я сражался, ел, ходил и говорил исключительно машинально. И все чаще с нетерпением посматривал в окно. День за днем следил, как вьюга наметает в дворцовом саду громадные сугробы. Подспудно ждал чего-то. Стремился к этому всей душой и не замечал, как все больше теряю интерес не только к работе, но и к жизни.

— Мар, ты что творишь? — тихо спросил Нерт, когда очередная тренировка закончилась, и я, поднявшись с матов, начал молча одеваться. — Мар? Эй, Мар! Ты вообще меня слышишь?

Я неохотно поднял голову и только тут заметил, что из разбитого носа так и продолжает течь кровь. Ну забыл, с кем не бывает?

Я равнодушно выдернул с потолка зеленую нить и, утерев лицо рукавом, продолжал облачаться в форму. Нерт и Арх с Хортом переглянулись, но никто не заступил дорогу, когда я направился к выходу. Не окликнул. Ничего больше не спросил. Ну и прекрасно. Мне без них проще. А им без меня и подавно.

День прошел как в тумане. Из транса я сегодня вообще не выходил, чтобы не упустить что-нибудь важное. Но как только закончилась смена и император вернулся в свои покои, я развернулся и направился к себе в комнату. Бездумно. Без всякой цели. Хотя нет, цель у меня была. И едва оказавшись внутри, я первым же делом распахнул балконную дверь и с облегчением вдохнул морозный воздух.

Хорошо…

Рам! Как же давно я этого не видел! Усыпанное звездами небо, похожее на перевернутую вверх дном гигантскую черную чашу. Ледяные насыпи, до поры до времени скрывающие под собой сонные кусты. Такие же ледяные барханы, по которым ветер лениво гоняет поземку. Укутанные белой шубой деревья. Тихий свист ветра, то и дело отдающийся эхом в каминных трубах. Искрящиеся в свете магических фонарей снежные насыпи. Благородное серебро на покрытых инеем окнах. Тишина. Красота. Настоящее снежное царство, в котором я ощущал себя как дома. Не мертвое — именно снежное.

Потому что там, где царит смерть, ничто и никогда не меняется. А зима — всего лишь короткий период жизни, после которого вновь появляются силы и желания, трава и цветы… Временная остановка. Небольшой перерыв. После которого все становится как прежде.

Сколько я так стоял и любовался, не помню — я потерял счет времени. Кружащийся в воздухе снег медленно оседал на моих ладонях, путался в волосах, игриво щекотал ресницы. Казалось, на какой-то миг я действительно вернулся… Но все испортил грохот распахнувшейся от удара двери, быстрый топот и сердитый окрик:

— Мар! Да что, драхт побери, с тобой сегодня творится?

Меня дернули за плечо, но когда я повернул голову, гневно раздувающий ноздри Тизар ночему-то отшатнулся.

— Тал милосердный! Что у тебя с глазами?

Я не ответил, а когда покосился на висящее сбоку зеркало и увидел, что в нем отразились две сверкающие ярко-синие льдинки, пожал плечами.

— Ну-ка, иди сюда, — решительно пропыхтел маг, оттаскивая меня в сторону. — Тьфу ты! Холодный какой! Ты чем думал, когда открывал окна настежь в такой мороз?

Он с грохотом захлопнул балконную дверь, швырнул пару огненных сгустков в камин. В мгновение ока растопил его, да так, что от стен повалил пар. А затем буквально вытолкал меня прочь, напоследок велев:

— У императора бессонница. Помоги ему. Сейчас же!

Я молча развернулся и вышел, по пути перейдя на второе зрение. Дежуривший в эту ночь Ворон с напарниками едва не опешили, когда я молча прошлепал к двери, бесцеремонно толкнул ее, вошел в покои императора. А минуты через две снова вышел и как был, босиком, направился прочь, попутно обдумывая, будет ли уместным переночевать на крыше и есть ли там уголок, где меня хотя бы сегодня никто не будет доставать.

— Куда пошел? — рявкнул выскочивший в коридор Тизар. — А ну, назад! В кабинет императора! Живо!

Я остановился. Подумал. Ощутил недвусмысленный укол в груди и, развернувшись, так же покорно отправился обратно.


— Сиди здесь! — процедил «дядюшка», когда я зашел куда велели и сел на кушетку, бездумно уставившись перед собой. — Чтобы ни шагу отсюда до утра, понял?

Я все так же молча кивнул. После чего забрался на кушетку с ногами, свернулся клубком. И, мимолетно пожалев об отсутствии хвоста, которым можно было бы прикрыть глаза, уснул, больше не испытывая ни сомнений, ни тревог, ни сожалений.

Когда я открыл глаза, в комнате все еще было темно, а на улице свирепо завывала метель, то и дело стучась в окно снежными пальцами. Все вокруг было знакомо, но в то же время и непривычно. Я видел мир то в обычном, то в черно-белом цвете. А иногда зрительная картинка рассыпалась, как мозаика, и тогда меня заставлял прислушиваться к происходящему чуткий нос, который сегодня особенно точно передавал витающие в воздухе запахи.

Соскочив с кушетки, я рысью обежал кабинет, с удивлением узнавая его заново. Безошибочно определив, что вон в том углу два дня назад побывала крыса, я машинально поправил защиту и принялся обследовать остальные помещения на предмет ранее не замеченных дефектов. Зачем и почему, не задумывался — просто так было нужно. Но ни в кабинете, ни в библиотеке других дыр не обнаружилось. А вот в спальне их нашлось целых две, поэтому там пришлось задержаться. И все время, пока я там находился, ноздри будоражил смутно знакомый запах.

Я подошел к постели, обнюхал лежащего поверх покрывала человека и, подумав, решил, что мне нравится его запах. Здоровое тело всегда пахнет особенно вкусно. Поэтому я не удержался — наклонился, тщательно обнюхал его еще раз и, лизнув чужие пальцы, удовлетворенно рыкнул — хозяин.

Тянущаяся к нему сверху белесоватая нить мне не слишком понравилась, поэтому я цапнул ее зубами и перекусил, умудрившись не потревожить сон человека. После обежал спальню еще раз. Мельком подумал, что было бы хорошо тут все пометить, но другая мимолетная мысль воспротивилась этому решению, поэтому метки я ставить не стал. Ушел. Кратчайшим путем в соседнее логово… комнату? Которая почему-то пахла мной, но которую я почти не помнил.

Заглянув в прогоревший камин, я чихнул, подняв в воздухе целое облако пепла. Затем подошел к большой прозрачной двери, за которой бушевала вьюга. Некоторое время наблюдал, как ветер сдувает с деревьев наметенные вчера снежные шапки. Прислушался к себе и понял: скоро. До того события, которого я ждал, осталось совсем недолго. Надо было только еще немного потерпеть.

Когда снаружи хлопнула дверь, я встрепенулся и пошел обратно, прислушиваясь к раздающимся из-за стены голосам, в которых слышались тревога и раздражение. Раздражение — это хозяин. Беспокойство — другой человек. Забыл его имя. Но тоже знакомый — его запах остался на вещах в кабинете, а еще вокруг него я иногда различал сине-фиолетовое марево, которое напоминало предгрозовое небо.

В чем дело?

Чего они на меня так смотрят?

Хозяин?

Перехватив изучающий взгляд своего человека, я вдруг подумал, что было бы уместно вильнуть хвостом, но хвоста почему-то не было. Да и ходил я все еще на двух лапах вместо четырех. Впрочем, меня это не особенно беспокоило. Память подсказывала, что я давно так делаю и ничего страшного в этом нет.

— Мар! — осторожно позвал меня тот, фиолетовый.

Я заинтересованно дернул ухом.

— Мальчик мой, с тобой все в порядке?

Он качнулся в мою сторону и протянул руку, чтобы погладить, но мне это не понравилось. Я не любил, когда ко мне прикасались. Тем не менее хозяин не приказывал нападать, поэтому я лишь бесшумно оскалился, и фиолетовый отпрянул.

— Не к добру это, — вполголоса пробормотал он, вопросительно повернувшись к хозяину. Тот смотрел на меня с каким-то непонятным выражением, и я никак не мог понять, как на это реагировать. Хотелось подойти, но что-то не пускало. Хотелось дать ему понять, что я ему верен, но опять же что-то мешало просто так приблизиться и снова лизнуть ему руку.

Я неуверенно замер, принюхиваясь и пытаясь найти решение. Но в этот момент хозяин сдвинулся с места и коротко, привычно, как раньше, приказал:

— За мной.

Команды я понимал и прекрасно помнил, что это означает, поэтому с облегчением перестал искать ставшее ненужным решение и последовал за тем, кому было позволено отдавать мне приказы. Я шел за ним как щенок, поминутно присматриваясь и пытаясь понять, что это за место, почему вокруг так много людей и почему они тревожно на меня косятся. Многие из них мне не понравились. Плохо пахнут. Плохо раскрашены в моем новом разноцветном мире. Плохо относятся к хозяину. Страх — вот, пожалуй, главное чувство, которое их переполняло. И только фиолетовый и еще двое, почти бесцветных, которые встретили нас на пороге, испытывали к нему уважение, почтение и излучали слабенькое тепло.

Их запахи я, кстати, тоже узнал, но они, как и все, старались держаться подальше. Это было странно, я не планировал атаковать. Тем более этих, теплых, которых хозяин воспринимал как членов своей маленькой стаи.

— Что происходит? — тихонько спросил один из них, когда я прошел мимо.

— Понятия не имею, — ответил второй. — У Тизара спроси.

— Заткнитесь вы оба, — едва слышно бросил фиолетовый, заставив меня обернуться. — Не до шуток.

— Куда вы его, рино? — отчего-то не послушался первый.

— В лабораторию, конечно. Куда же еще?

— А-а-а… Я уж было подумал…

— Зиль, заткнись ради всего святого, — с чувством повторил фиолетовый, но я не понял, отчего он так отреагировал и почему в его голосе так явственно слышно раздражение. — Сир, боюсь, вам придется идти с нами.

Хозяин снова на меня покосился, но ничего не сказал и просто куда-то пошел, заставляя меня идти за ним следом. А когда мы оказались в большом, заставленном непонятными предметами помещении, он указал на стоящее в углу кресло и велел:

— Садись.

Я послушно сел, забравшись туда по привычке сразу четырьмя лапами, и вопросительно уставился, молча спрашивая, доволен ли он тем, что я сделал. Хозяин ничего не сказал, и от этого стало грустно. А потом он и вовсе ушел, оставив меня наедине с фиолетовым и приказав вести себя хорошо.

Я долго ждал, когда он вернется, и попутно позволял фиолетовому ходить вокруг, размахивая верхними лапами и бормоча под нос всякую чушь. Иногда я понимал его слова. Даже вспоминал названия заклинаний. Но большую часть времени провел в странном оцепенении, основной целью которого было ожидание. Потом ждать мне надоело. Копившееся с момента пробуждения нетерпение взяло верх. Я как-то разом осознал, что время почти закончилось и, не обратив внимания на недовольный вскрик фиолетового, спрыгнул с кресла.

— Мар! Вернись сейчас же!

Я только оскалился, ведомый непреодолимым ощущением спешки. Надо было бежать, я должен был успеть найти хозяина и что-то ему сказать… или показать? А может быть, куда-то отвести? Это я помнил довольно смутно. Зато чувствовал, что должен поторопиться, и совершенно точно знал, куда идти.

Вернувшись в хозяйское логово, я тихо заскулил: хозяина тут не было, но времени его искать почти не осталось. За окном бушевала буря. От свирепых порывов ветра дрожали стекла. В окна то и дело стучались мелкие льдинки, но я лишь смотрел на них издали и не двигался. А встрепенулся только после того, как где-то далеко-далеко, почти на грани слуха, прозвучал такой знакомый, родной и долгожданный голос потерянной стаи, которая наконец-то вернулась. Сюда. Ко мне, по пути призывая своего потерянного собрата.

Звон разбитого окна и шум распахнувшейся двери слились с бешеным воем ветра, который с ходу ворвался и освобожденно закружился по мгновенно промерзшему логову. Над моей головой взвихрился целый хоровод колючих снежинок, по морде… нет, пока еще по лицу… легонько застучали крохотные ледяные комочки. Зима пришла, а вместе с ней метель… и стая. А следом за зимой пожаловала и ее величественная хозяйка, которую я имел право и одновременно честь называть своей второй матерью.

— Мар! — неожиданно выдохнул за спиной чей-то встревоженный голос.

Я неохотно отвернулся от балкона, за которым метались и завывали гигантские тени. Неожиданно вспомнил имя: Тизар. Узнал его голос. А когда увидел его побелевшее лицо, хрипло уронил: