Щит императора

Хвала Рам, спорить со мной никто не стал, и императора мгновенно оттеснили в сторону, закрыв собственными телами. Ворон, прицелившись, даже швырнул в подозрительный предмет нож, но тот был слишком маленьким, поэтому клинок пролетел мимо. Следом за товарищем безуспешно попытались вмешаться Зиль и Коготь. Последним попробовал я, с изумлением обнаружив, как мой клинок отлетел в сторону, а неопознанный объект даже не поменял траекторию, будто навстречу нам летел не камень, а Боинг-747.

— Дальше! — гаркнул я, попятившись следом за остальными. — Быстрее!

Народ шарахнулся в сторону, причем на этот раз даже его величество проявил неприличествующую монарху поспешность. Я бросился вон сразу за ним, до последнего стремясь прикрыть Карриану спину. А буквально через секунду непонятная штука с тихим плеском угодила в портал, после чего закрученное в тугую спираль пространство заволновалось. Сперва прогнулось, как от удара, втянулось куда-то внутрь, а потом вдруг с силой выплеснулось обратно, словно лесное озеро, покой которого потревожил огромный булыжник.

После этого мир вокруг нас в буквальном смысле слова сошел с ума. Опора под ногами куда-то исчезла. Меня отшвырнуло сперва назад. Затем с не меньшей силой увлекло в противоположную сторону. Закрутило. Завертело. Перевернуло вверх тормашками и шарахнуло башкой обо что-то твердое. Сдавленно ругнувшись, я инстинктивно вцепился в это «что-то», ощущая, как в ответ сдавило плечи и спину. После чего меня с огромной скоростью поволокло куда-то прочь. В темноту. В безумный даже для меня холод. И в абсолютно неизведанное пространство, куда я и ухнул с головой, успев напоследок подумать, что, похоже, вернусь на ледяные равнины гораздо раньше намеченного срока.



Когда я очнулся, вокруг было светло, тихо и… снежно. Иными словами, я угодил в огромный сугроб. Причем, похоже, перед этим меня обо что-то побило, потому что спина отчаянно ныла, подбородок саднил, а на теле образовались большущие гематомы, которых еще этим утром не было.

Так. Что за фигня?

Подняв голову и сплюнув набившийся в рот снег, я огляделся, но повсюду, насколько хватало глаз, тянулись огромные снежные насыпи. Где-то в необозримой дали вздымались до самых небес покрытые белыми шапками горы. Чуть ближе виднелись такие же белые, только чуть менее величественные склоны, где с удовольствием испытали бы себя на выносливость альпинисты. А меня выбросило внизу, под ними, аккурат посреди окруженной горами равнины, на которой ничего путного не виднелось, за исключением большущей скалы, откуда я, по-видимому, и свалился.

Угу. Вон еще след на снегу остался. А на самом верху образовалось целое облако из оборванных, жестоко перекрученных и уже нежизнеспособных сиреневых нитей, благодаря которым меня, походу, сюда и занесло.

Кстати, а куда «сюда»? Неужто портал и впрямь умудрился забросить меня на ледяные равнины?

Я осторожно сел, недоверчиво оглядел порванный рукав на кожаной куртке. Выпростал из-под снега сперва одну невредимую ногу, затем вторую. Убедился, что они вполне обычные, и понял — нет. На том свете я бы волком уже бегал, так что это просто горы. Скорее всего, Искристые, потому что дальше них испорченный портал меня бы вряд ли забросил.

Припомнив объяснения Тизара по теории пространственной магии, я вспомнил также подозрительный камешек, который спровоцировал сбой, и скривился. Только один минерал на Тальраме обладал сверхплотной структурой и, имея весьма скромные размеры, весил как небольшой самолет. Иридит. Тот самый минерал, за обладание которым многие корольки продали бы свои короны. Причем, судя по тому, как искорежило внутренности портала, в нас бросили а-иридит, способный отталкивать от себя магию. Только его присутствием можно было объяснить тот факт, что после него портал меня буквально отрыгнул. Причем в совершенно неизвестном направлении.

Вопрос о том, кто и как это сделал, оставался открытым, но надеюсь, их там уже за яйца подвесили. Ради меня, конечно, масштабные поиски организовывать не станут, но сама мысль, что за покушение на важного гостя король Эдиар в порошок сотрет кого угодно, делала жизнь чуточку веселее.

Обнаружив на снегу несколько капелек крови, я машинально вытер ладонью подбородок, пересчитал языком зубы. Облегченно вздохнул, обнаружив на месте полный комплект, и снова сплюнул кровь с разбитой губы. А затем почувствовал, как все еще жжется магическая печать под курткой, и с кряхтением встал, потирая саднящую грудину.

— Чего тебе еще надо, сволочь?

Печать в ответ только зажглась сильнее. Заподозрив неладное, я огляделся снова, уже с высоты человеческого роста, однако ничего плохого не обнаружил. След на снегу остался всего один. Кровь вроде тоже моя. Но чего же оно жжется-то? Да еще так яростно, будто я о чем-то забыл?

Пыхтя и проклиная все на свете, я полез сквозь сугробы обратно к скале, откуда недавно свалился. Снег там или не снег, а магия просто так на дороге не валяется. Портал я, конечно, самостоятельно не открою, да и проку от тех нитей уже не будет, но выкачать из них энергию я был обязан.

Пока я карабкался вверх, печать то затихала, то снова начинала жечься как полоумная. Но драхт ее задери, даже если в этот момент на нашего императора напали, я все равно не мог ничего сделать! Да, я надеялся, что Зиль и остальные выжили и их не раскидало по свету, как телепузиков. И что подоспевшая охрана, которой на площади было немерено, не дозволит случиться беде. Но единственное, что я сейчас знал точно, — это то, что Карриан все еще жив, иначе меня бы здесь не было. А раз так, то следовало шевелиться и по возможности быстрее к нему вернуться, но сперва выяснить, где я вообще оказался.

На скалу я взбирался минут двадцать, то и дело оскальзываясь на обледеневшем склоне и тихо проклиная свое невезение. Идти было больно. То тут, то там мышцы стреляли болью, кости ныли и вообще я чувствовал себя как старый пес, которого еще и побили палкой. Одно хорошо — холод мне по-прежнему не мешал, так что хотя бы в этом плане беспокоиться было не нужно.

Остатки портала я сожрал с такой жадностью, словно меня не кормили неделю. По непонятной причине резервы оказались истощены больше чем наполовину, так что оголодал я зверски. А сиреневых нитей хватило ровно на то, чтобы слегка приглушить сосущее чувство голода под ложечкой. После чего в дело снова вступила проклятая печать, и мне пришлось использовать транс, чтобы не заорать от боли.

— Что тебе, дура, опять надо? — хрипло выдохнул я, когда она в очередной раз обожгла кожу.

Печать в ответ злорадно зашипела, и я, содрав с себя куртку и оттянув ворот рубахи, с досадой увидел на груди ярко-красный ожог. Черт. Вот ведь идиотка безмозглая. Как я ей императора спасу, если его тут нет? Попутно я обшарил глазами противоположный склон, с которого, похоже, недавно сошла лавина. А потом увидел внизу наполовину заваленную расщелину. С трудом разглядел торчащую из-под снега человеческую руку. Почувствовал, как печать снова нагрелась. После чего сочно выругался и, опрометью кинувшись вниз, буквально рухнул в сугроб, торопливо откапывая невезучего повелителя.

— Да как же так… твое величество… скажи, вот какого хрена тебя сюда занесло? — бормотал я, лихорадочно отгребая снег в сторону. — Еще не хватало подохнуть от кислородного голодания! Дыши… дыши, драхт тебя задери! И не вздумай помереть, пока я не скажу, что можно!

Освободив голову императора, я с облегчением услышал слетевший с его губ тихий вздох, а затем заработал руками еще активнее. Карриан был бледен, на его левой щеке пламенела длинная ссадина. На костяшках пальцев была содрана кожа. Губы от холода посинели. А на правой половине головы виднелась жутковатого вида скальпированная рана, вокруг которой уже застывало кровавое пятно.

Похоже, он давно тут лежал, потому что кровь успела свернуться. Да и замерз основательно. Причем он явно пытался выбраться, а потом на него свалилось полтонны снега, и его императорское величество потерял сознание, лишь чудом при этом не задохнувшись.

Откопав его наполовину, я вскоре нашел причину, по которой Карриан не сумел выбраться самостоятельно, — помимо раны на голове, благодаря чему он наверняка словил нехилое сотрясение, правая нога императора намертво застряла в расщелине и ни в какую не желала освобождаться. Насколько я успел понять, его величество при падении умудрился сломать лодыжку. Нога поэтому распухла, и теперь ее проще было отрезать, чем высвободить из образованного камнями капкана.

Ощупав ногу его величества, я, к собственной досаде, обнаружил, что голень у императора тоже сломана. Причем, судя по хрусту под пальцами, в двух местах. Это означало, что я застрял в горах без еды, в жуткой холодрыге, да еще и с тяжело раненным человеком на руках, которого по определению нельзя было бросить.

Вот уж когда я сполна понял весь смысл выражения «жопа мира».

Впрочем, убиваться по этому поводу было некогда.

— Эй, величество… повелитель… хозяин… Да чтоб тебя! Карриан! — настойчиво потряс я императора, а затем для верности надавал ему по щекам. — Очнись на минутку! Ну же, открой глаза! Мне без твоей помощи не справиться!

Голова мага вяло качнулась, но никакой реакции я не заметил. Едва не выругался снова (ну не ногу же ему отрезать, в самом-то деле?), но вовремя вспомнил про перстень. Впервые за все время возблагодарил Рам за такой подарок. Поднапрягся. Влил в проклятое кольцо несколько капель остававшейся во мне магии. А затем наклонился к его величеству с очень даже непочтительным воплем:

— Да твою ж драхтову мать! Карриан! Открой глаза!

Император вздрогнул и с тихим стоном попытался приподнять припорошенные снегом веки.

— Молодец, — обрадовался я и, склонившись над ним, торопливо пробормотал: — Не смей подыхать! Слышал, твое величество? Нет, не шевелись! Тебе нельзя! Все, что от тебя нужно, это создать одно-единственное заклинание. Такое, чтобы я мог его использовать и освободить тебе ногу. Всего одно, слышишь? Давай же, напрягись… Одно усилие, и я постараюсь вытащить нас из этого дерьма!

Император уронил голову на снег, и я затряс его снова:

— Нет-нет-нет! Не спи! Еще нельзя… нельзя, я сказал! Карриан… Да чтоб ты в жизни никогда свою невесту не узнал! Дай мне заклятие! Только одно! И больше я тебя не трону!

Вокруг ободранных пальцев его величества тускло засветилась крохотная черная ниточка, и я облегченно выдохнул:


— Молодец! Спасибо! А теперь спи, дальше я все сделаю сам.

Карриан, судя по ауре, снова провалился в глубокое забытье, но перед этим я успел зацепить созданную им ниточку и, напитав ее из собственных скудных резервов, без промедления жахнул по сжавшимся вокруг голени камням. Раздался взрыв. Во все стороны брызнули осколки. Скала под нами явственно задрожала. Но я успел подхватить его величество под мышки и оттащить в сторону до того, как сверху сошел еще один пласт снега и попытался нас похоронить.

— Вот так, — выдохнул я, благополучно спустившись вниз и уложив императора на снег. Печать к этому времени окончательно угомонилась, но легче мне не стало — император был откровенно плох. Следовало как можно скорее осмотреть его на предмет дополнительных ран, поставить на место кости, сделать шину, по возможности развести огонь и соорудить хоть какое-нибудь укрытие.

Сапог с поврежденной ноги пришлось срезать, потому что сам он слезать категорически не захотел. Правая ступня, как я и подозревал, сильно отекла. Лодыжки и впрямь оказались сломаны. Но кости голени сместились не так уж сильно, поэтому сопоставить их было делом техники, а меня в свое время старый егерь чему только не научил. Правда, подходящего материала для шины в снегу не нашлось, поэтому в качестве фиксатора пришлось использовать собственные ножны. Благо закрепленные на спине клинки я не потерял, а пущенная на ремни перевязь здорово выручила, позволив надежно зафиксировать сломанные кости.

Так. Теперь остальное.

Обложив раненую ногу снегом в надежде хоть немного убрать отек, я принялся споро обыскивать императора на предмет других повреждений, но, кроме раны на голове и многочисленных ссадин, больше ничего не нашел. Рану тут же перевязал, использовав в качестве материала собственную рубашку. Затем убрал снег с ноги, туго ее забинтовал, сверху обмотав для сохранения тепла остатками тряпок. И, посетовав, что на Карриане, кроме изысканного камзола и красивой, но совершенно бесполезной в данных обстоятельствах меховой накидки, ничего путного надето не было, всерьез призадумался, что делать дальше.

В ближайшие пару-тройку недель император явно не ходок, тем более по здешним сугробам. Но оставить его здесь и идти за помощью в одиночку было нельзя: во-первых, куда идти, я не знал, а во-вторых, без меня Карриан точно не выживет. Или холод, или местное зверье, или заражение крови его точно добьют. Вот ведь бедовый у нас император, правда? Как назло, из оружия у него при себе оказалась лишь пара ножей и церемониальный меч, который в данном случае являлся обузой. Одежда скудная. Мороз в ней точно не пережить. Скала на всю округу имелась всего одна, недостаточно высокая, чтобы служить защитой от зверья; без пустот и пещер, где можно было бы укрыться от ветра. Не знаю, естественного или же не очень происхождения — при беглом осмотре это было непонятно, а углубленный я не проводил. Но хуже всего то, что еды у нас никакой не имелось. Огниво у меня в потайном кармашке, правда, лежало, но поддерживать огонь было нечем — ни одного дерева на равнине не торчало. Только камни, море снега и ни единой, даже самой завалящей ветки поблизости.

Правда, у императора оставался при себе индивидуальный портал… Вот только, судя по погасшим нитям в кольце, проку от него теперь немного. Зато с вершины скалы в паре десятков километров южнее я разглядел редкую полосу сухостоя, за которым начинался уже настоящий, величественный, почти что сибирский лес. Но дотяну ли я императора в такую даль? Без веревок, без волокуши…

Я мельком покосился на бескровное лицо Карриана.

Куда ж я денусь? Дотяну, конечно. Особенно если располосую на ленты остатки куртки, наши поясные ремни и сумею скрутить из этого барахла некое подобие постромок.

Сказано — сделано.

Спустя полтора часа я еще разок напоил находящегося в беспамятстве императора магией, с сожалением опустошив резервы до исходного уровня. А затем впрягся в импровизированную шлейку, один конец которой пропустил у императора под мышками и завязал петлей, а второй закрепил у себя на поясе. Не бог весть что, конечно, но ловить здесь было нечего. Раз уж за столько времени нас не нашли по остаточному следу от портала, значит, придется искать выход самостоятельно. Все же лес — это не пустыня. Там, где есть дерево, будет и огонь. А где есть огонь, появится и еда. Небось в лесу и зверья найдется в достатке. Под снегом коренья можно будет съедобные поискать, да и на ветках, возможно, еще не все ягоды птицами склеваны. На худой конец, на дереве и временное убежище соорудить можно. А уже потом, оставив в нем императора, пробежаться по округе в поисках более подходящего укрытия…

Примерно так я думал, когда час за часом пер по глубокому снегу.

Пер упорно, с пыхтением, но время от времени все-таки останавливаясь, чтобы проверить состояние императора и влить в него еще одну капельку магии, которой оставалось не так уж много. С каждой такой остановкой выдавливать ее из себя становилось все тяжелее. Я прекрасно сознавал, что однажды ее не останется вовсе. Но не помочь ему я не мог — смерть Карриана неминуемо означала и мою собственную гибель, причем мучительную, долгую и, если верить Тизару, во всех смыслах поганую. Наверное, не зря все же тени старались помереть раньше хозяев. С ними было нелегко, а без них еще хуже. Поэтому я брел по пояс в снегу, пыхтел, ругался, но все же исправно тащил свою ношу, очень надеясь, что делаю это не зря.

В какой-то момент я все же поймал нужный ритм и провалился в глубокий транс, позволявший не обращать внимания на усталость. А вышел из него только ближе к вечеру, когда полоска леса заметно приблизилась, а откуда-то издалека донесся долгий, подозрительно знакомый вой, заслышав который я вскинул голову, раздул ноздри, прислушался к себе и… неожиданно ответил.





ГЛАВА 12




Они показались на горизонте через полчаса — две огромные белые тени, гигантскими прыжками спешащие навстречу. При виде них я остановился, отвязал от пояса ремень, бросил его в снег рядом с находящимся в беспамятстве императором. И расслабился, только когда громадные звери преодолели оставшееся расстояние и с приглушенным урчанием ткнулись носами мне в руки.

— Тихо, брат, — проговорил я, когда горячий язык исступленно лизнул мне ладонь. — Тихо, ты не ошибся. Это я вас позвал.

Огромный волк взвизгнул и прижался лобастой головой, всем видом выражая бурную радость. Второй оказался более сдержанным. Он выглядел старше, внушительнее. Поэтому, когда я поднял на него взгляд, лишь едва заметно качнул хвостом и наклонил голову, приветствуя и в то же время предостерегая.

— Я с миром, брат, — заверил его я, оттолкнув от себя второго зверя. — И мне нужна помощь. Окажете?

Звери одновременно взглянули на занесенное снегом тело за моей спиной. После чего более молодой с недоверием принюхался, а старший бесшумно обнажил клыки. Впрочем, тут же их спрятал — запах человека ему не понравился, но едва теплящаяся в Карриане жизнь делала его неопасным для стаи. Поэтому белоснежный зверь, в холке достающий мне почти до подбородка, недовольно сморщился, но все же подошел ближе и пытливо заглянул мне в глаза.

Само собой, это были не те звери, которых я встретил по дороге в Хад. Но чувство общности с ними я ощущал так же четко, как и с теми, другими. Мы были одной крови. И жили по одним и тем же законам. Просто им повезло родиться в тех же телах, которые у них были на ледяных равнинах, а мне придется дохаживать эту жизнь именно так, на двух ногах. При этом память о прошлом я сохранил и был обречен до последнего дня знать о своем уродстве. С другой стороны, именно здесь, в этом мире и в этом теле, я отыскал свой огонек и нашел способ остаться с ним рядом, что примиряло с любыми неудобствами.

Зверь, похоже, прекрасно меня понял, потому что недовольство из его глаз вскоре ушло. После чего он уже без неприязни покосился на императора, согласно наклонил голову, а затем легонько ткнулся носом в мою щеку и молча сказал:

— «Нам тоже нужна помощь».

Бросить Карриана среди снегов я бы не смог, но возникшую проблему мы все же решили: пока один из братьев остался согревать его величество и охранять его от местного зверья, второй волк подставил спину и в два счета домчал меня до виднеющегося вдалеке леса. Там он помог мне взобраться на разлапистую… не ель, но очень похожее на нее хвойное дерево, где я срубил пушистую ветвь. После чего мы вернулись на равнину, я перетащил Карриана на испускающую одуряющий аромат хвои волокушу. Затем привязал к ветке сплетенную из всякой дребедени веревку, отдал конец более молодому и выносливому собрату. Снова забрался на спину более старшему волку. И лишь после этого мы наконец отправились в путь.

Брат, которому я доверил тащить повелителя, вскоре отстал, потому что я просил его соблюдать осторожность. Тот волк, что был подо мной, напротив, наподдал так, что только ветер в ушах свистел, а снег из-под могучих лап разлетался с такой легкостью, словно мы не по заснеженному лесу мчались, а совершали променад по хорошо укатанной дороге.

Правда, удовольствия от такого способа передвижения я не получил. Держаться, кроме как за уши и шерсть, было не за что. Спина у зверя оказалась чересчур широкой, чтобы отсутствие седла можно было чем-то скомпенсировать. Передвигался брат огромными скачками. Так что зад я об него отбил капитально. Да и ветками по морде тоже пару раз схлопотал, поэтому на место прибыл не только уставшим, но и поцарапанным.

О том, что мы почти приехали, я понял по тому, как изменился лес, насколько уменьшился слой снега под деревьями, а еще по раздающимся неподалеку голосам.

Когда собрат остановился, вокруг него сгрудилась стая в полтора десятка таких же белоснежных зверей, которые посматривали на меня с нескрываемым подозрением. Но когда я спрыгнул, а вожак подтолкнул меня носом в спину, волки послушно расступились. Каждый настойчиво нюхал воздух, пытаясь понять, что же во мне не так. Самые смелые забегали то справа, то слева, тщетно пытаясь заглянуть мне в глаза. Самые умные озадаченно ворчали. Я же тем временем добрался до большой, глубокой, примерно на треть засыпанной снегом ямы и тихо ругнулся, увидев, как внизу неловко ковыляет на трех лапах измазанный в земле волчонок, время от времени издавая жалобный визг.

Честное слово, не знаю, каким чудом он умудрился соскользнуть вниз, не напоровшись ни на один из воткнутых в землю заточенных кольев и отделавшись лишь сломанной лапой, но руки тем, кто вырыл здесь эту гадость, я бы точно пообрывал. Нерт уверял, что северяне уважают волчье племя. Охота на волков в Сории законом не запрещена, однако их убийство не поощрялось. Причем не поощрялось до такой степени, что обычные охотники даже в плохой год не опускались до браконьерства. Тем не менее в стаде, как водится, не без паршивой овцы, поэтому даже среди сорийцев встречались те, кому белоснежная волчья шкура была нужна лишь для украшения.

Почувствовав на шее горячее дыхание, я обернулся, на миг встретившись взглядом с вожаком. Прикинул размеры ямы. Затем оглядел тревожно повизгивающих собратьев. Наконец присмотрел валяющуюся неподалеку длинную жердь, которую горе-охотники заготовили, но так и не использовали. Вырыл ее из-под снега, обрубил ножом до нужной длины. После чего аккуратно опустил один конец в яму, так же аккуратно по нему слез. Бесстрашно подхватил раненого щенка на руки, дунул ему в нос, чтобы не кусался. А когда звереныш удивленно замер, я схватился свободной рукой за палку и бросил вожаку:

— А вот теперь тащи.

Волки и на Земле — умные звери, а волки на Тальраме — это сплоченный и древний народ, который знает, помнит и почитает принятые в стае законы. Поэтому, когда вожак вытащил меня из ямы, никто больше не оскалил зубы. Не попытался отбить дрожащего от холода волчонка. Лишь одна волчица, которая, скорее всего, приходилась ему матерью, благодарно лизнула меня в щеку и начала приводить в порядок свое повизгивающее чадо. Тогда как остальные успокоенно разошлись, оставив мне самому решать, как быть со спасенным родичем.

Поставить его на землю я не рискнул — со сломанной лапой звереныш далеко не уйдет, да и кость, скорее всего, срастется неправильно. Он наверняка останется хромым, не сможет охотиться и будет остаток жизни являться обузой для быстро перемещающейся стаи. Вожак это, кажется, тоже понимал, поэтому вскоре самоустранился. И лишь обеспокоенная мать продолжала сопеть мне в ладони, с любовью вылизывая непутевого сына, который за несколько часов в яме так настрадался, что вскоре уткнулся носом мне в шею и уснул прямо на руках.