След в заброшенном доме

– Зови начальника смены. Дело важное, промедления не терпит. Да убери от меня свою винтовку. Не нужны мне ваши секреты.

«Своих полный кузов», – невесело подумал Иван.

– А вы отойдите, – заявил часовой и отправился к калитке – вызванивать начальника караула.

Тут к Осокину подошел Моргунов. Он в десятый раз опросил людей на этой улице, но до отдела НКВД добрался только сейчас, сделал почтительное лицо, выслушал объяснения командира.

– А сами вы до этого, конечно, не додумались, – заявил Осокин. – Командир за вас должен мыслить и делать. А вы у нас для красоты.

– Так мы еще только учимся, товарищ капитан.

– Боюсь, доучиваться вам придется на том свете.

Прибежал, поддерживая кобуру, лейтенант войск НКВД по охране тыла. Парень оказался сообразительным, и через пару минут на улице возник заспанный боец с оттопыренными ушами.

– Рядовой Панкратов, – неуверенно представился солдат.

Панические мысли блуждали по сморщенному челу. Где прокололся? Он выслушал мужчину в штатском, обладающего такими вот корочками, облегченно перевел дыхание и, как ни странно, все вспомнил.

Три часа назад Панкратов нес службу по охране объекта. Развлечений никаких, слева забор, справа забор. Одно удовольствие – провожать глазами прохожих. Переулок, интересующий товарища капитана, рядом находится, через дорогу. По нему мало кто ходит. Оттого солдат и вспомнил фигуранта.

Вышел тот примерно в указанное время. На циферблат рядовой Панкратов не смотрел. Приметы этого субъекта совпадали с описанием, данным Лехой Павлушкиным и Розой Сигизмундовной. Капитанская форма, сапоги, фуражка. На форменных штанах выше голенищ пятна грязи и прилипшие ветки.

Офицер отряхнулся, нагнулся, просунул пальцы в сапог, поправил там что-то. Видимо, портянка у него сбилась. Потом капитан как-то странно посмотрел по сторонам и повернул влево. Он обнаружил, что часовой на него уставился, не смутился, изобразил улыбку и небрежно козырнул, чего по уставу и не требовалось. Панкратов еще подумал: где он лазил, что так испачкался?

– Туда пошел? – Осокин показал в западном направлении.

– Так точно, туда, – подтвердил наблюдательный боец. – Машина его ждала вон там, перед кустами и подстанцией.

У Осокина екнуло сердце. Неужели удача решила подразнить их? Моргунов учащенно засопел ему в затылок.

– Так, товарищ Панкратов, а теперь вспоминай подробно, со всеми деталями. Любая мелочь может быть полезна. В какую сторону был развернут капот?

– Сюда, товарищ капитан. Я сразу эту машину подметил, когда на пост заступил. «ГАЗ-4», убитый такой, на левой фаре трещина здоровенная, мне даже отсюда ее было видно. Крылья ржавые, капот ржавый. Цвет обычный, серо-зеленый, кузов брезентом затянут. Окна в кабине грязные.

– Номер не заметил?

– Нет, на номер внимания не обратил. Вот кабы знал, что вы будете этой машиной интересоваться, тогда бы вызубрил. Там шофер сидел, постоянно ерзал, курил. Лицо обычное, небритое, кепка на башке, лет сорок ему. Капитан до машины дошел, сел в кабину. Они мимо меня проехали и дальше по улице покатили, уж не знаю, куда именно. Да, задний бампер у машины отвалился, там, где номерной знак. Он проволокой был притянут.

А вот это уже был результат! По крайней мере, расследование не упиралось в тупик.

– Это все, Панкратов? Больше ничего не вспомнишь?

– Кажется, все, товарищ капитан. Номер сзади был грязью заляпан, а то я, может, и запомнил бы его. В кузове не было никого, тент сзади болтался, пустую лавку было видно.

– Молодец, Панкратов! Лейтенант, поощрите бойца за наблюдательность.

Начальник караула соорудил скептическую мину, но спорить не стал, покладисто кивнул.

Осокин схватил за рукав впечатленного Моргунова, повлек на другую сторону дороги.

– Быстро собирай наших, Павел! – распорядился он. – Хватит им барышень из потребсоюза окучивать. Время еще не позднее, ищем машину. Она не иголка.

Изделие Горьковского автозавода с поврежденной фарой и оторванным бампером было найдено через два часа. Автомобиль числился за овощной базой на улице Неглинной, обслуживающей армейские столовые и расположенной на городской окраине.

На базу контрразведчики нагрянули всей группой, на стареньком «газике». Еременко остался у входа, остальные направились внутрь. Рабочий день в военное время был не нормирован, многие сотрудники этого учреждения ночевали на рабочих местах. Счастье уйти домой выпадало не всем.

Искомая машина стояла во дворе. Приметы совпадали. В городе вряд ли имелась вторая такая же.

Директор базы испуганно протирал очки, потом схватился за бумаги. Из них следовало, что данная единица автотранспорта была закреплена за водителем Грищенко Павлом Леонидовичем. Взволнованный директор тут же вывалил на этого гражданина тонну грязи. Мол, нерадивый, безответственный, необязательный, любит выпить. Давно имелись подозрения, что с этим мужиком что-то нечисто. Вот и сегодня утром он выполнил срочный заказ, потом принял груз, отвез партию картошки на Елисеевские склады и пропал. Вернулся через три часа, что-то мямлил про поломку карбюратора, будто бы стоял, устранял дефект и сделал это, поскольку хорошо разбирается в автомобильных механизмах.

– Кто его знает, товарищи, – проговорил директор. – Может, он и впрямь где-то стоял, сломался. У нас ведь техника ужасная, дышит на ладан, получаем то, что в армейских структурах уже нельзя эксплуатировать по причине изношенности.

– Где Грищенко?

– Надо посмотреть. Он где-то здесь. – Глаза директора плутовато бегали. – Нет, мог, конечно, уехать на крановый завод, где со вчерашнего дня дислоцируется танковый батальон.

К сожалению, страх советских граждан перед органами еще превалировал над их сознательностью. Но зачастую первое было действеннее второго.

Солнце еще не село, но краски дня блекли и гасли, когда контрразведчики схватили гражданина Грищенко под руки и доставили в отдел.

На человека было жалко смотреть. Мужчине было в районе сорока. Он съежился на стуле, трясся, боялся поднять глаза.


Капитан смотрел на него с резонным скепсисом. Что-то тут не сходилось. Грищенко явно не был образцовым гражданином Советского Союза, передовиком труда и верным ленинцем, но и на роль пособника фашистских шпионов тянул с трудом. У Осокина возникло печальное чувство, что все придется начинать заново.

– Итак, гражданин Грищенко, будем признаваться в подрывной деятельности в пользу фашистской Германии? – Осокин устремил на задержанного убийственный взгляд.

Тот затрясся еще сильнее, яростно облизывал пересохшие губы.

– Гражданин начальник, да вы что! Да я бы никогда… хоть у кого спросите, я бы не стал этим заниматься. – Скупая мужская слеза поползла по небритой щеке, зависла на подбородке, как дождевая капля. – Вы хоть разберитесь, гражданин начальник. Я порядочный советский человек, у меня два брата в Красной армии. Один погиб под Ростовом. Самого не берут из-за болезни легких, я уже в военкомате все пороги обил. У меня жена… бывшая, двое детей, одному четырнадцать, другому шестнадцать.

– Ладно, не скули. – Иван поморщился. – Давай разбираться, гражданин Грищенко. Кого ты сегодня возил? Помнишь? Форма капитана Красной армии, доброжелательная улыбка. Этот человек – немецкий шпион. Сегодня днем он совершил убийство, причем с твоим косвенным участием. Будешь говорить правду?

– Да не делал я ничего! – выкрикнул Грищенко и закашлялся.

У Осокина возникло желание похлопать его по спине доской, да посильнее.

– Правда ничего не делал, гражданин начальник. Богом клянусь, хоть кем! Не хотел я этого, бес попутал, в искушение ввел.

– Давай без этого. Бог, бес, искушение. Ты сам кузнец своего несчастья, Грищенко. Нечего сваливать собственные грехи на всякие мистические сущности. Излагай понятно, без этих штучек.

– Да-да, хорошо. – Грищенко энергично закивал. – Я ведь сразу чувствовал, что не надо этого делать, неправильно это, но соблазнил, гад. Порядочным человеком поначалу показался, но потом не понравился. Отвез я груз на Елисеевскую базу, выехал из ворот, хотел на Неглинную возвращаться. Курево закончилось, дошел до киоска. А когда в машину возвращался, он меня и выловил, капитан этот. Подходит такой, улыбается, прикурить дает. Еще и пошутил. Мол, у тебя такси, товарищ? Нет, говорю, не такси, а грузовой государственный транспорт. Он смеется. Потом предлагает, покатай, мол, по городу пару часов, неохота пешком ноги сбивать, а много дел надо сделать. И деньги показывает – целых двадцать пять рублей. У меня аж дыхание перехватило. Детишки же голодные, да и одежду им надо покупать, старая износилась. А что делать надо, спрашиваю. Да свозить по нескольким адресам, просто посидеть в машине и подождать. За два часа обернемся. А как закончим, рассчитаюсь. И авансом мне пятерку сует. А я же человек грамотный, не лыком шит. Покажи документы, говорю. Он смеется и показывает. Вот офицерская книжка, вот вещевая, вот продуктовая, вот командировочное предписание из штаба Пятой армии. Я, честно сказать, не всматривался. Но вроде по снабжению он, и на Елисеевские склады приехал не просто так, а по делу. Примаков его фамилия. Зовут Денис, а вот отчество не помню.

– И вы поехали кататься с офицером Красной армии Примаковым. Невзирая на рабочий день и сверхсрочные государственные надобности.

– Говорю же, бес попутал, гражданин начальник. На деньги повелся, каюсь, виноват. А он еще подначивает. Мол, можем и за полтора часа справиться, если резво возить будешь.

– И где вы катались?

– Так это самое. – Грищенко утер обслюнявленный рот. – Поначалу в частный сектор в окрестностях кладбища поехали. Я на улице Тополевой ждал, а Денис – он разрешил себя так называть – в овраг спустился, а минут через десять вернулся. Сказал, что бывшему однополчанину передал посылку от матери. Тот инвалидом стал, из армии его комиссовали. У него и впрямь сперва какой-то сверток был, а вернулся он без него. Потом мы на Завьяловскую поехали, а это другой край города. Там бараки, а за ними засекреченный военный объект. Это Денис так сказал и добавил, что нечего мне там высматривать. Я должен остановиться за последним бараком. Можно подумать, мне эти секреты очень нужны. – Грищенко обиженно пожевал губами. – Он вернулся через полчаса, когда я нервничать начал, молчаливый такой, задумчивый, как в воду опущенный. А мне-то что до его задумчивости, верно? Куда поедем, говорю. Пора заканчивать. Тут он встрепенулся, посмотрел как-то странно. До Прибрежной, говорит, долго ехать? Последний адрес. Там малость подождешь. Ничего себе малость. Я встал на Прибрежной, у подстанции, и битый час там проторчал. Вернулся он какой-то возбужденный, глина на сапогах, плюхнулся в машину. Все, говорит, на Лазурную отвезешь, и свободен. Лазурная – это почти в центре, там дома красивые, их еще до революции строили. Ну и повез его на Лазурную. Он у тридцать второго дома вышел, там рядом большой гастроном раньше работал. Рассчитался, не обманул, правда, как-то поглядел на меня напоследок, помялся…

– Вы в людном месте остановились? – перебил Осокин.

– Ну да, еще какое людное. Мимо колонна солдат проходила. Они что-то девчонкам кричали, когда те из столовой швейной фабрики выходили. В общем, подумал он и ушел.

– Повезло тебе, Грищенко. Этот тип мог бы и ножичком тебя пырнуть в качестве премии. Но не надейся, это не смягчает твою вину.

Грищенко смертельно побледнел и услышал:

– И что с тобой делать, Павел Леонидович? Содействие шпиону ты оказал, ценной информации следствию не предоставил. А мы, между прочим, полдня драгоценного времени на тебя потратили. Пусть не пулю, но хороший срок ты заслужил. Сам понимаешь, чем светят твои похождения, помноженные на законы военного времени. На Лазурной сотни граждан обитают. Ты уверен, что он к месту жительства вернулся, а не куда-то еще? Неужели фашистский агент такой дурак, что рядом со своим домом попросил остановить?

– Постойте, я же не все сказал. Ушел он, значит, а я даже не посмотрел, в какую сторону. Глянул на часы. Около трех, на базу успеваю. Там как раз после обеда накладные раздают и путевые листы выписывают. Быстро покурил в кабине, окурок выбросил…

«Деньги пересчитал», – подумал Осокин.

– В общем, собрался, но пришлось вперед проехать и на перекрестке развернуться. Раньше негде было, дорога узкая. Назад возвращаюсь, несколько домов проехал. Вдруг вижу, этот капитан идет. Он впереди был, не видел, что я сзади подъезжаю, посмотрел по сторонам и направо, в подворотню свернул. Я еще подумал, что вот тут он и живет. Сами посудите, гражданин начальник, кабы он туда по делам приехал, то зачем меня отпустил?

Утверждение было спорное, вариантов имелось множество. Но версия Грищенко казалась Осокину вполне рабочей.

– Где это? Объясни подробно.

– Перекресток Лазурной и Октябрьской, ехать в западном направлении, справа останутся четыре дома, включая особняк бывшей купеческой гильдии. В подворотне узкий проезд. Но машина там в принципе пройдет.

– Я знаю, где это, товарищ капитан, – заявил лейтенант Еременко. – Там действительно особняк купца-мироеда Крупинина. Его разбойники убили, а безутешная вдова пожертвовала дом купеческой гильдии. Но это было давно и неправда. Еще в двадцатых годах залы на квартиры разбиты были, чтобы пролетариат в них жил. В глубине квартала жилые дома. Его еще маленькой Одессой зовут. Подворотня, куда свернул Примаков, – это тупик, там два жилых здания, и все.

– По коням! – приказал Осокин. – Взять оружие, идем в гражданской одежде.

– А как же я, гражданин начальник? – взвыл Грищенко.

– А ты пока в камере отдохни, подумай над своим поведением. Ничего, Грищенко, другие сидят, и ты посиди, от тебя не убудет. Вернемся, решим твою непростую судьбу.

– Товарищ капитан, закрутили вы нас, времени не было доложить, – уже в машине вспомнил Еременко. – Мы с Мишаней всю контору потребсоюза обшарили, людей опросили. Кошелев экспедитором работал, грузы сопровождал, по несколько раз в неделю куда-то смывался. Хороших знакомых в конторе у него не было, не любил он дружбу водить, хотя особо вредным тоже не считался. Ни то ни се. Не курил, не выпивал, с женщинами не якшался, хотя свечку ему, понятно, никто не держал.

– Ты говоришь о нем в прошедшем времени, – подметил Иван.

– Так о покойных только так, – вступил в беседу Луговой. – Нет их уже и никогда не будет. Мертвого Кошелева нашли в частном секторе на улице Тополевой.

– Минуточку! – Иван возбудился, чуть не наехал на бордюр и едва сумел вывернуть баранку. – Согласно показаниям Грищенко, на Тополевую он возил капитана Примакова. Тот отсутствовал минут десять.

– Труп нашли бдительные горожане примерно в пять часов вечера, – сказал Еременко. – Он еще не протух, но уже и не был свежим огурчиком. Несколько часов пролежал в овраге, выходящем на задние дворы. Видимо, вывели его, чтобы поговорить, и нож под ребро. Откуда именно вывели, милиция выясняет. Там несколько дворов. Паспорт был при нем, фото совпадает с оригиналом, оттого и был сделан вывод, что это Кошелев. Дежурный по райотделу позвонил нам, вспомнил, что мы интересовались этим гражданином. Полагаю, все глухо, никаких следов…

– Подожди, давай-ка построим логическую цепь, – перебил его Осокин. – Явочная квартира на Баумана проваливается, и Кошелеву приходится делать ноги. Предположим, его поселяют на Тополевой, где имеется еще одна конспиративная нора. Но агент уже отработан, не представляет ценности и может быть опасен. Наши противники знают, что Кошелева мы ищем и когда-нибудь найдем. Уводить его за линию фронта накладно и рискованно. Принимается решение его убрать как негодный материал. В практике абвера это не редкость. К тому же русский, не жалко. Одновременно, в один и тот же день Примаков убивает двух зайцев. Мозговому центру известно о провале группы Федоренко, а также о месте и времени встречи на базаре. Островой также подлежит ликвидации. Мы не знаем, были ли у Примакова сообщники на базаре. Не исключено, что его кто-то страховал. Получается, что и Кошелева, и Острового убил Примаков или кто там прячется под этим псевдонимом. А Грищенко – обычный безответственный лопух, которого следует наказывать по административной, а не по уголовной линии. Но ничего, пусть денек потомится за решеткой. Хорошо бы отработать связи Кошелева. Я уверен, всплывут интересные вещи. Но у нас нет людей и времени.

– Странно, товарищ капитан, – сказал Моргунов. – Такое дело делаем. От нашей работы напрямую зависят успехи на фронте. А почему такие маленькие штаты? На дивизию четыре опера. Разве это дело? Мы не железные и разорваться не можем. Своих криминалистов у нас пока нет, приходится у милиции клянчить. Потребуются солдаты для оцепления или чего другого – хрен допросишься.

– Паша прав, – подал голос Еременко. – Вон особистов сколько по тылам бегает да в конторах штаны протирает. Не могут подкрепление прислать?

– Это не то, – сказал Иван. – От такого подкрепления больше вреда, чем пользы. Да и отстреляют наши клиенты эту публику в первую же неделю, потому что опыта она не имеет. Ладно, заткнулись. Больше не задаем вопросы, на которые нет ответа.