След в заброшенном доме

На город опускались легкие сумерки. Жизнь продолжалась. Усталые граждане возвращались с работы, по городу курсировал общественный транспорт.

Улица Лазурная выглядела опрятно. Ее колорит не испортили ни революция с Гражданской войной, ни страшная Отечественная. Сохранилась лепнина на зданиях, оригинальная архитектура старых купеческих особняков.

Маленькая Одесса располагалась в глубине квартала.

Оперативники бросили машину за пару зданий от подворотни и разделились. Осокин махнул Еременко – давай со мной. Остальные держались на удалении, двигались подчеркнуто неспешно, курили. Приближался арочный проезд, рядом с ним сиротливо возвышался фонарь.

Из арки вышла девушка с волнистыми волосами. Она искоса взглянула на Осокина, улыбнулась и заторопилась дальше, наверное, к себе домой.

– Вы пользуетесь успехом у прекрасного пола, товарищ капитан. – Еременко проводил девушку глазами. – Даже без формы.

– Нам с тобой, Константин, хоть в трусах иди, – проворчал Иван. – У нас на лбу все написано. Сообразительный человек за версту поймет, кто мы такие.

У входа в подворотню им пришлось задержаться. Пожилая дама помогала мужчине с костылем взобраться на бордюр. У него работала лишь одна нога. Он усердно кряхтел, подтягивал непослушное туловище, а женщина – по-видимому, законная супруга – заботливо его поддерживала.

Из арки вышел милицейский лейтенант в очках, тоже задержался, пропуская инвалида, смерил оперативников равнодушным взглядом.

Под сводом арки гулко отдавались шаги. За ней взглядам офицеров открылись симпатичный дворик и два жилых трехэтажных здания. Несуразные балконы, заваленные бытовым хламом, нависали над двором. Лестницы, ведущие на верхние этажи, находились снаружи домов, затейливо переплетались, вписывались в открытые галереи.

Сохло белье на распорках. Жизнь кипела. Кумушки вышли на соседние балконы, стали ругаться. В доме напротив курил обнаженный по пояс мужчина с волосатым животом. Справа доносились крики. Там мальчишки гоняли мяч, били по воротам, составленным из деревянных ящиков. Слева мужчина ковырялся в недрах подержанной «эмки». Машина была не на ходу. Ее передние колеса заменяли стопки кирпичей. Матово поблескивали стекла, переклеенные изолентой, засиженные мухами.

На душе Осокина становилось неуютно, возникало такое ощущение, что он гуляет под прицелом. Примаков, загнанный в ловушку, не станет церемониться. Сколько здесь квартир?

Капитан перехватил вопросительный взгляд Еременко, быстро глянул через плечо. Товарищи мялись в подворотне, не спешили выходить на свет. Сложность затеи стала ясной контрразведчикам только сейчас.

– Товарищ капитан, здесь три десятка квартир, – пробормотал Еременко. – До утра провозимся. А фигурант не станет на это смотреть.

– Надо опросить жильцов, Константин. Ты прав, нарываться не стоит. Уйди-ка в тень, не маячь на открытом месте.

Он сдвинул кепку на затылок и, жуя незажженную папиросу, направился к обладателю «эмки». Возня с этим автомобилем в нерабочее время, очевидно, была любимым занятием этого человека.

Еременко отступил в подворотню.

Взгляд капитана заскользил по мутным оконным стеклам. Примакова он в глаза не видел, но был уверен, что узнает его даже в гражданской одежде.

Оперативникам для начала следовало оцепить дворы, поговорить с жильцами на улице – с той же девушкой, покинувшей подворотню, или с пожилой парой. Они наверняка местные. А тупик – он всего лишь для автотранспорта. Пешеход, знакомый с местностью, всегда найдет лазейку, чтобы выбраться со двора, минуя подворотню.

Пожилой мужчина со шрамом на глазу заметил, что к нему направляется незнакомец, распрямил спину, вытер пальцы промасленной ветошью.

– Здравствуйте, – сказал Осокин. – Вы здесь живете?

– Все правильно, – согласился жилец. – А что, собственно?..

– Убили! – вдруг взорвал пространство истошный женский вопль. – Мама дорогая, убили, убили!

Осокин осмотрелся. Где кричали? Из подворотни выдвинулся Еременко. Испуганно закричали кумушки на балконах, бросились в свои жилища. Почесал живот курящий гражданин и тоже испарился. Тревожно перекликались мальчишки, гонявшие мяч. Женщина все голосила. К одним душещипательным воплям присоединились другие.

– Это там, товарищ капитан! – закричал Еременко, показывая пальцем на левое здание. – На втором этаже.

– Константин, прикрывай! – Осокин устремился к лестнице, подметил краем глаза, как выбежали из арочного проема оперативники, обнажили оружие.

Он прыгал по шаткой деревянной лестнице, хватаясь за перила. Эта ветхая конструкция тряслась. Иван взлетел на второй этаж. Отшатнулась морщинистая особа с тазиком, выронила свою посудину. Тазик загремел по ступеням навстречу ошарашенному Еременко.

– С дороги! – выкрикнул Осокин, размахивая пистолетом. – Контрразведка СМЕРШ, никому не выходить из квартир!

Скрипели и пружинили половицы под ногами. Вот галерея с выходом на улицу, двери квартир. Одна из них приоткрылась, в щель высунулся любопытный нос. Иван ударил по двери, пробегая мимо. Она захлопнулась, испуганно закричал жилец, получив по лбу. Сам виноват, предупреждали тебя!

Крики доносились из последней квартиры. Там все было нараспашку.

Он пролетел прыжками оставшееся расстояние, вторгся в маленькую квартиру, состоящую из двух смежных помещений. Обстановка бедненькая, но все чисто.

Навстречу ему бежала объятая страхом гражданка лет сорока, одетая по-домашнему. Видимо, это была соседка, обнаружившая открытую дверь. Сил орать у нее уже не было, голос сорвался, лицо исказилось.

Иван схватил жиличку за руку, вручил подоспевшему Еременко. Сам с пистолетом наперевес обследовал квартиру. Благо не та кубатура, чтобы возиться тут часами.

Труп лежал в первой комнате. Даму проняло не просто так. Зрелище было отвратительное.

Мужчина был в домашнем облачении – мешковатых штанах и майке. Капитанская форма была аккуратно сложена на стуле и увенчана офицерской фуражкой. Глаза покойника вылезли из орбит, лицо перекосилось. Ему перерезали горло, словно свинье. Чернела страшная рана, сквозь которую проглядывали шейные позвонки. Кровь уже запеклась. Конечности были разбросаны. Он, словно дирижер без палочки, причудливо растопырил пальцы.

Иван в задумчивости обошел покойника, присел на корточки. Тошноту ему удалось обуздать. Это был все-таки труп врага, а не друга.

Снаружи доносилось сдавленное бормотание. Оперативники держали женщину, она рыдала, пыталась вырваться.


В комнату заглянул Луговой, сделал страдальческое лицо и испарился. На цыпочках вошел Моргунов, за ним Еременко, сдавший гражданку чувствительному Михаилу.

– Это он, товарищ капитан? – спросил Моргунов.

– Без сомнения. Капитан Примаков, прошу любить и жаловать. Во всяком случае, именно так он представлялся. Теплый еще, – заключил Иван, потрогав мертвеца. – Недавно убили. Можно сказать, несколько минут назад. – Он задумчиво уставился на открытую дверь.

Луговой опрашивал особу, обнаружившую труп. Женщина что-то лопотала, голос дрожал. Она еще не вышла из шока, срывалась на рыдания.

– Константин, ищи телефон, вызывай милицию, – распорядился капитан. – Пусть еще раз опросят женщину, все оформят и увезут труп. Позднее определим наши отношения с органами правопорядка.

Лейтенант согласно кивнул и исчез. Луговой и женщина перебрались в соседнюю квартиру.

– Его действительно зовут Примаков Денис Евгеньевич, – сказал Моргунов, перебирая документы, извлеченные из кителя. – Имеется командировочное предписание из штаба Пятой армии. Смотри-ка, командир, немцы научились неплохо подделывать наши документы. Отдадим экспертам, пусть изучат на признаки изготовления в абвере. Есть мнение, что тут произошло?

– Мы опоздали на несколько минут, разминулись с убийцей, – сказал Осокин. – Примаков сегодня сделал все, что от него требовалось, ликвидировал Кошелева и Острового. Теперь настал его черед. Абвер работает жестко, но эффективно, согласись. Когда возникает угроза организации, слабые звенья удаляются. Немцы знали про Острового, о том, что мы ищем Кошелева и вот-вот выйдем на Примакова. Он прекрасно знал того человека, который сюда пришел, и ничего не заподозрил, раз повернулся к нему спиной. Убийца перерезал ему горло, находясь сзади. Так и жертва будет меньше сопротивляться, и кровь не брызнет на одежду. Для Примакова это стало неожиданностью.

– Мы опять остались у разбитого корыта, – резюмировал Моргунов. – Только и радости, что враги наши приканчивают сами себя.

Находиться в комнате было неприятно. Оперативники вышли на галерею, закурили. Во дворе стало тихо. Исчезла ребятня, удалился мужик, возившийся с эмкой. Людей на балконах тоже не наблюдалось. Кое-где подрагивали занавески, мелькали любознательные лица.

Из подворотни выбежал Еременко, пересек открытое пространство и запрыгал по ступеням.

– Сделал, товарищ капитан. Милиция скоро подъедет, – доложил он.

Из соседней квартиры вышел Луговой с постной миной.

– Излагай! – потребовал Осокин.

– Стрельченко Клавдия Ильинична, сорок два года, работает закройщицей на швейной фабрике. Сын умер от тифа в тридцать девятом, муж погиб на фронте в первые месяцы войны. Я проверил паспорт и прописку. Все сходится. Женщина проживает в этом доме уже двенадцать лет. Сосед вселился месяц назад, доброжелательный такой, улыбчивый, прибил ей полку и починил форточку. Сказал, что находится в длительной командировке по линии армейского снабжения. Учтивый, некурящий, непьющий, весь из себя интеллигент, да и собой хоть куда. Полагаю, у Клавдии Ильиничны воспылали чувства. Было у них что-то или нет, неизвестно, но она точно не отказала бы ему. Отсюда такая реакция. Пришла с работы, помылась, переоделась. Слышала, как за стенкой бубнили голоса, мужчины разговаривали. Один был сосед, другой – неизвестно. Слов она не разбирала, ушла в санузел, а когда вернулась в комнату, голосов уже не было. Клавдия Ильинична высунулась из квартиры, обнаружила, что у соседа открыта дверь. Убийца ее, конечно, затворил, уходя, но у двери есть такое свойство. Она приоткрывается, если не запираешь ее. Дерево усохло, натяга нет. Клавдия Ильинична постучала. Дескать, Денис, у вас дверь открыта. Из квартиры ни звука. Тогда она вошла…

– Дальше понятно, – сказал Иван. – Может, это она его?.. Ты уверен в том, что эта тетка не разыгрывает спектакль?

– Это слишком, товарищ капитан. – Лейтенант решительно помотал вихрами. – Тогда это никакая не закройщица, а гениальная актриса, которой на больших сценах надо играть. Да еще и силы в ней немерено.

– Согласен, версия бледная. Убил Примакова мужчина, входящий в ту же шпионскую сеть и оказавшийся невидимкой.

– Не верю, товарищ капитан, – возразил Еременко. – Невидимых людей не бывает. Нужно опросить детей, игравших на площадке, мужика с «эмкой», баб, болтавших на балконах. Просто ходить по квартирам и трясти народ, пока не добудем что-то полезное.

– Вот вы втроем и займитесь этим. Дождитесь приезда милиции, опросите жильцов. Вдруг и всплывет что-то стоящее. При отрицательном результате в отдел можете не возвращаться. – Иван посмотрел на часы. – Пока закончите, ночь будет. Утром доложите.

– А вы куда, товарищ капитан? – поинтересовался Луговой.

– На голгофу, – со вздохом ответил Осокин.

Глава 5

– Результаты, капитан, прямо скажем, скромные, – проговорил подполковник Редников, выслушав доклад Осокина. – Три человека убиты холодным оружием. Что за страсть у них такая?

– Пуля не торопится, товарищ подполковник. Пока еще долетит.

– А ты, стало быть, остришь. – Редников нахмурился. – Вместо того чтобы посыпать голову пеплом, искать пути решения непростой задачи.

– Виноват, товарищ подполковник.

– Ты не просто виноват, но еще и плохо работаешь, – заявил подполковник, вскочил, стал вышагивать по скрипучим половицам. – Итак, мы имеем три трупа и ни одной зацепки. Ты умело свел их к нулю. Противник нас переигрывает и, можно сказать, потешается над нашими неумелыми действиями.

– Еще не вечер, товарищ подполковник. На месте работают мои сотрудники, возможно, что-то накопают.

– Вечер, капитан, вечер. – Редников бросил взгляд на настенные часы. – Причем поздний. Интуиция мне подсказывает, что утро не станет мудренее.

Квартира, временно выделенная государством капитану Осокину, располагалась в километре к востоку. Роскошными палатами ее назвать было трудно, но и не общага, в которой проживали остальные сотрудники отдела. Старый кирпичный дом с двумя подъездами стоял на улице Пролетарской. Три этажа, нехитрая коридорная система.

На первом этаже разместилась жилищная контора. В ней круглосуточно сидел человек. Там имелся телефон. Поэтому получить плохую новость капитан мог всегда. Дежурный знал номер его квартиры. Хороших новостей Иван давно не слышал. Он уже и забыл, что это такое.

В подъезде горела мутная лампочка. Капитан по привычке постоял в тишине, прижимаясь к стенке. Пальцы его теребили застежку кобуры.

Напрасных мер предосторожности не бывает. Противник знал, что СМЕРШ – единственная сила, способная противостоять проискам шпионов и диверсантов. Фашистские агенты отстреливали оперативников при любой оказии.

Чужим духом в подъезде не пахло. Каменные ступени скрадывали звук шагов. Узкий коридор, двери в глубоких нишах, озаренные рассеянным светом.

За дверью в квартиру очерчивался поворот. Коридор изгибался и упирался в тупик. В этом аппендиксе традиционно не было освещения.

Иван достал пистолет, нащупал карманный фонарик и присел на корточки. Пуля обычно проходит выше.

За углом было чисто. В мерклом свете проступала единственная дверь, ведущая в подсобку. Ее украшала скоба с навесным замком. На квартиру тоже никто не покушался. Нитка-секретка висела именно там, где и должна была.