Случай в Семипалатинске

Коллежский советник с удовлетворением слушал коллежского регистратора. Голова у того варила.

— Имеются наметки? — спросил он.

— Так точно, ваше высокоблагородие… Алексей Николаевич. В тюрьме сидят пекинские дунгане братья Ахуновы. По подозрению в шпионстве. Они замечены в торговых сделках с Айчуваковым. Сами по себе рядовые операции: сало, кожи, кишки. Но ведь это было для дунганцев прикрытие. Ребята парятся второй год, скучают. Расспросить бы надо. Вдруг расскажут что-нибудь интересное?

— А вы откуда сведали про шпионов? — удивился Алексей Николаевич. — Общая полиция такими вещами не занимается.

— Считаю своей обязанностью знать все, что происходит в моем участке.

— Молодец. Поехали!

Однако ожидания околоточного не оправдались. Два бородатых и давно не мывшихся китайца говорить с сыщиками не стали. На простые вопросы нехотя ответили: да, торговали с Тайчиком, купец как купец. Да, принимали его в Кульдже. А что, нельзя? Беседы про шпионские дела не получилось. Лыков наседал:

— Вот бумаги из корпуса жандармов. Вы склонили аксакала аула номер пять Кучек Эмельской волости поехать в китайские пределы договариваться с властями. Чтобы те приняли в свое подданство русских киргизов. Подстрекали туземцев, оплатили старосте дорожные расходы. Ну? За такое полагается Сибирь.

Но Ахуновы на испуг не брались и все отрицали. Питерец плюнул и вернул шпионов в камеру:

— Ну, посидите еще, пока не поумнеете.

Он сказал Склюеву:

— Не вышло. Так часто бывает: не всякая идея удается. Но вы мыслили правильно. Давайте смотреть дела этих проходимцев. Там есть фамилии — с кем встречались, кто соседи по улице, кто мулла в мечети… Надо проверить, нет ли среди них лиц, изобличенных в порочном поведении. Все равно, в каком.

Питерец и верненец допоздна просидели над бумагами и получили интересные сведения. Алексей Михайлович занес на листок несколько фамилий из дела братьев-шпионов. Жандармы вели дознание на совесть и кое-какие связи арестованных выявили. Склюев писал и комментировал:

— Во! Новиков, он же Крюков, он же Куприянов. Известный вор-рецидивист. Рыбинцев, он же Абрамов — это его приятель. И Гречетов, скупщик краденого.

Через пять минут:

— Ну конечно, куда же без него. Увалий Байгозинов, самый ловкий вор среди дунганцев.

— Воры — это хорошо, — остановил надзирателя питерец. — Связи в преступном мире, можно нацелить агентуру… Но воры не убивают. Они зарабатывают другим способом. Ищите бандитов-мокрушников.

— Есть! — бодро откликнулся Склюев. — В смысле, есть и мокрушник. Клим Ечеистов по кличке Гора. Высокий, оттого и кличка. Был у братьев Ахуновых в компании купца Айчувакова. Предмет разговора неизвестен.

— Этого долговязого я хочу видеть.

— Как прикажете, Алексей Николаевич. У него притон за мельницей ниже завода Лутманова. С нами пойдете или как?

Лыков не хотел путаться под ногами у здешней полиции. Авось арестуют лихого человека и без него. Он сел и написал отношение к Поротикову:

«г. Полицмейстеру г. Верного.

Весьма срочно.

Совершенно секретно.

Имею честь просить распоряжения Вашего Благородия немедля с получением сего произвести тщательный всесторонний обыск в порядке 21-й статьи Положения о государственной охране, включая все надворные постройки, по месту пребывания рецидивиста Клима Федорова Ечеистова. Протокол обыска с могущими быть отобранными вещественными доказательствами препроводить мне при наложении на сем печати. Обыскиваемый подлежит безусловному аресту. Заключить указанного Ечеистова в отдельную камеру Верненской тюрьмы, зачислив содержанием за к.с.[56] Лыковым.

За сим прошу Вас, Милостивый Государь, принять уверение в отличном моем к Вам уважении и совершенной преданности.

Чиновник особых поручений Департамента полиции Лыков».

— Вот, — передал он бумагу околоточному надзирателю. — Пусть Флегонт Илларионович распорядится. А вы и без меня обойдетесь.

— Слушаюсь. Где я смогу вас найти? Чтобы доложить о результатах обыска.

— Я остановился в номерах Грязнова.

Питерец отправился к себе, поужинал и сел ждать новостей. После полуночи раздался стук в дверь, и ввалился расстроенный Склюев:

— Так что, Алексей Николаевич, зря налетели.

— Упустили? — вскочил со стула Лыков. — Я так и знал…

— Никак нет, нашли. В притоне. Только мертвого.

Коллежский советник машинально сел, покрутил ус. Потом приказал:

— Докладывайте.

— Лежал с двумя ножевыми ранами в спине. Зашли сзади. В кармане у Горы был браунинг с одним стреляным патроном в обойме. Пули заостренные, ствол пахнет порохом.

— Он, сволочь.


— Так точно, по всем признакам, именно Ечеистов убил купца Айчувакова. А потом убрали и его, чтобы мы не вышли на заказчика.

— Умный у нас противник, Алексей Михайлович, — вздохнул питерец. — Наперед знает наши шаги.

— Что теперь-то делать? — спросил околоточный надзиратель.

— А черт его знает.

Склюев ушел, а коллежский советник сел писать телеграмму барону Таубе. В ней он просил быстро и негласно установить тождественность личности двух офицеров — подъесаула Забабахина и штабс-капитана Рамбуса. Сочинил, потом долго шифровал военным кодом, затем сходил на полицейский телеграф и отбил депешу. Ну, похоже, это все, что он мог сделать…

Установление тождественности личности — сложная и длительная процедура. Особенно если делать ее негласно. Контрразведчики должны опросить друзей детства подозреваемых, сокурсников по юнкерскому училищу, однополчан. И доказать по описанию внешности, что эти люди — именно те, за кого себя выдают. Фотокарточками обоих офицеров Алексей Николаевич не располагал. И вряд ли они имелись в распоряжении Военного министерства. Поэтому сыщик очень подробно описал приметы подъесаула и штабс-капитана.

С неприятным чувством коллежский советник ложился спать. Его снова перехитрили. Кто же он, этот ловкий и дальновидный резидент? Забабахин? Рамбус? Или кто-то третий?

Уже засыпая, Лыков подумал, что зря исключил из списка подозреваемых обоих подполковников, Малахова и Штюрцваге. Чем черт не шутит? Действия резидента свидетельствовали об уме и опытности, способности мгновенно принимать решения и предвидеть шаги дознавателей. Надо будет утром послать барону Витьке еще одну телеграмму.





Глава 19. Вот-вот все встанет на свои места




Проснувшись и выпив чаю, коллежский советник направился в городское управление полиции. Была половина седьмого утра. По случаю воскресенья улицы оказались пустынны.

Номера Грязнова располагались на Балхашской, угол с Капальской, и выходили окнами на Пушкинский парк. Алексей Николаевич захотел сначала прогуляться по его аллеям. Потом дела не позволят. Он свернул на дорожку, идущую к Знаменскому собору. Углубился шагов на пятьдесят и увидел странного человека. Тот шел навстречу и разговаривал сам с собой. Психический? Азиат, в двух халатах, на голове папаха из длинной черной шерсти. Приметив русского, болтун направился прямо к нему. Лыкову это не понравилось, и он повернул обратно. Азиат следовал по пятам. Сыщик ускорил шаг, преследователь тоже. Что делать? У него был при себе браунинг, но не стрелять же в незнакомца? Вдруг и впрямь психический — объясняйся потом. А если это атака? Резидент понял опасность, которую представляет для него Лыков, и велел устранить сыщика?

Они оба уже бежали, и болтун догонял, а питерец так и не мог принять решения. Наконец он вылетел на Соборную площадь, где перед зданием Окружного суда стоял городовой. Вынул свисток и стал наяривать.

Служивый подскочил, взял под козырек. Питерец показал свой билет:

— Я коллежский советник Лыков из Департамента полиции. Проводи меня в городское управление.

По инструкции, городовой не имел права покидать пост. Он должен был вызвать дворника и поручить ему сопроводить начальство. Но дворников в Верном было раз-два и обчелся, поэтому дядька вытянулся:

— Слушаюсь!

Они двинулись к Гоголевской. Алексей Николаевич оглядывался — психического нигде не было. На углу он повернулся к сопровождающему:

— Неудобно получается, что ты из-за меня пост оставил. Скажи, я так выйду к управлению?

— Да его уже видать, ваше высокоблагородие. Вон через два квартала, на Мало-Базарной площади.

Коллежский советник отпустил городового и быстрым шагом дошел до места. Он так и не понял, что за человек гнался за ним.

На телеграфе, как оказалось, Лыкова ждала депеша от Таубе. Странно, барон лишь вчера вечером получил задание, и ему уже есть что сказать? Текст был длинный, да еще и с приложением. Алексей Николаевич послал телеграмму насчет Малахова и Штюрцваге, забрал депешу и отправился обратно в номера.

Он внимательно смотрел по сторонам, готовый ко всему. Но обошлось. Вдруг напротив гостиницы сыщик увидел пролетку с поднятым верхом. Час назад ее здесь не было. Извозчик ожидает постояльца? В прошлом году в Москве Лыкова едва не убили засевшие в такой же пролетке бандиты.

Потоптавшись на углу, Алексей Николаевич свернул в соседнюю улицу. Зашел в чужой двор. Его отделял от владения Грязнова глиняный дувал. Питерец подпрыгнул, подтянулся на руках, кряхтя, перелез на другую сторону. Староват он стал для акробатики… Отчистив испачканный пиджак, гость вошел внутрь через заднюю дверь. Буфетчик удивленно на него покосился, но ничего не сказал.

У окна сидел и ждал начальство Сабит Шарипов. Алексей Николаевич указал ему на пролетку:

— Сходи посмотри, кто там. Будь осторожен.

Казах тут же отправился на улицу. Лыков наблюдал через окно. Как только Сабит приблизился, возница хлестнул лошадь и быстро уехал.

— Кого-нибудь успел увидеть? — спросил сыщик вернувшегося помощника.

— Нет. Был какой-то азиат, но лица я не разглядел.

Сыщик рассказал об утреннем происшествии. Шарипов встревожился:

— Вас хотят убрать. Теперь не отойду от вас ни на шаг!

— У тебя будет много дел по дознанию, — возразил начальник. — Есть другой надежный человек? Чтобы умел обращаться с оружием.

— Есенгельды Санбаев. У него прозвище Темирбатыр — железный богатырь! Сильный и храбрый. Николай Алексеевич берет его на самые опасные дела.

— Богатырь в городе?

— Да. Я вызову, он явится через час.