Слуга Божий

Послесловие

Инквизитор без страха и упрека





1


Станислав Лем и Анджей Сапковский — вот два полюса польской фантастики. И они же — единственные по-настоящему популярные у нас авторы «оттуда». Конечно, «продвинутый» читатель, постаравшись, припомнит еще с десяток имен, от Януша Зайделя до Феликса Креса, но все это будут скорее исключения из правил.

До развала Союза на русском (в рамках некой обязательной программы) хоть что-то печатали. Сейчас нет и этого «чего-то».

Лем и Сапковский… Это все равно что судить о российской фантастике лишь по Стругацким и Логинову, а об англо-американской — по Кларку и Толкину.

И когда пытаешься разобраться, отчего же так обстоят дела, выясняешь вдруг, что причина абсурдна: чаще всего наш издатель просто не имеет представления о тамошних авторах и книгах. Английский язык сейчас все более-менее знают. А с вроде бы более близкородственным польским — беда! Переводчиков почти нет, почти нет людей, которые бы внимательно следили за польскими фантастическими новинками.

В итоге наш читатель не имеет ни малейшего представления о том, чем последние двадцать лет живет польская фантастика. И это — огромное упущение. Потому что мы так и не прочли несколько десятков отменнейших книг, не знаем даже имен авторов, которые пишут на мировом уровне. И пишут, добавим, фантастику отличную в обоих смыслах этого слова: их произведения не только качественно сделаны, но и сильно отличаются от того, что мы привыкли видеть в фантастике англо-американской.

Откуда такое разнообразие? Отчего вдруг в соседней стране такой расцвет фантастики? Ведь не одним Сапковским сейчас она жива (Анджей как раз в последние годы пишет до обидного мало).

Но Сапковский был одним из первых, кто действительно проломил железобетонную стену недоверия к отечественной фантастике у польских издателей и читателей. Потому что, помимо прочего, был одним из немногих, кто читал на английском и имел представление о современном состоянии жанра.

Нечто из ничего не появляется. И новые интересные книги возникают на перекрестье разных культур, жанров. Разумеется, вырастая на почве той традиции, которая существует в отечестве пишущего автора.

Начиная с девяностых в Польше активно и оперативно переводят зарубежную фантастику, и это парадоксальным образом привело к ренессансу фантастики польской. Потому что польские авторы не варятся в собственном соку и не читают только лишь золотую классику жанра.

Новейшие тенденции и моды находят отображение в их литературе (что, конечно, не всегда хорошо, ибо и там хватает своих вампирбургеров, и ура-альтернативки, и просто слабо написанных романов-подражаний востребованным образцам). Но вместе с неизбежным «средним уровнем» там есть вершинные романы и есть просто очень высококачественное развлекательное чтение. В оригинальных декорациях, с харизматичными персонажами, с неожиданными сюжетными коллизиями. Чтение, увлекательное и в то же время рассчитанное на умного читателя. А это в эпоху «сточкеров» дорогого стоит.





2


Автор, которого «РИПОЛ классик» имеет честь представить российскому читателю, как раз из когорты писателей «золотой середины».

Яцек Пекара (род. в 1965) — человек разносторонний. Он многое повидал, сменил несколько профессий, изучал психологию и право в Варшавском университете, некоторое время жил в Великобритании… Успешный журналист, редактор, писатель, он работает в самых разных жанрах. В фантастике он дебютировал в 1983 году, а первая книга вышла в 1987-м. С тех пор Пекара стал одним из самых популярных польских фантастов, а его цикл о Мордимере Маддердине считается культовым. (Впрочем, чего только не соврут рекламисты, да? А вот вам статистика: первая книга о Мордимере вышла в 2003 году и с тех пор переиздавалась шесть раз. Причем выходила не только в мягкой, но и в твердой обложке, что для Польши — огромная редкость.)

Пекара не ограничивается рамками какого-нибудь одного жанра: на его счету и историческое фэнтези, и роман ужасов, и фэнтези юмористическое, и политическая антиутопия…

Но все же визитной карточкой Пекары был и остается цикл об инквизиторе, живущем в непростые времена и в непростом мире. Цикл этот написан в традиции, которая стала модной не так уж давно и возникла как протест против толкиновской, нарочито идеалистичной.

Реализм в фэнтези каждый, разумеется, понимает по-своему, и не всегда попытка выстроить реалистичный мир отвергает романтизм или сентиментальность. Но Пекара идет дальше: он прибегает и к натурализму, чтобы задать читателю хорошенькую встряску и поговорить о вполне серьезных материях. Даже если поначалу вам покажется, что эпатирует Пекара ради эпатажа, очень скоро вы в этом разубедитесь.

Критики, безусловно, будут сравнивать цикл о Мордимере с циклом о ведьмаке Геральте Анджея Сапковского. Но сходство здесь весьма условное, скорее даже формальное. И Сапковский, и Пекара поначалу не собирались писать собственно циклы, лишь постепенно они стали придавать своим вселенным вселенские масштабы. Структурно первые два тома ведьмачьих повестей и почти все книги о Мордимере подобны: это собрание отдельных произведений, каждое — более-менее самодостаточное, но вместе складываются в единое повествование. И в итоге целое оказывается чем-то большим, чем просто сумма отдельных частей.

На этом, пожалуй, сходство и заканчивается.

Потому что слишком уж разные у Сапковского и Пекары главные герои. О да, и ведьмак Геральт, и слуга Божий Мордимер Маддердин — мастера своего дела. Оба обладают весьма суровым кодексом чести, твердыми убеждениями и железной волей. Оба — идеалисты и циники. Но Геральт харизматичен и с первых же страниц вызывает у читателя симпатию. Инквизитор Мордимер — восхищенное отвращение.

Создается впечатление, что Пекара сознательно изображает персонажа, не ведающего ни жалости, ни укоров совести. По крайней мере, именно таким мы видим его в первых новеллах цикла. Для Маддердина люди — ВСЕ люди — лишь исполнители Божьей воли, Его служители и рабы. В том числе сам Маддердин.

Не сразу становится ясно: Мордимер смотрит на мир с точки зрения Господа или одного из Его приближенных. Причем Бог Мордимера — это ветхозаветный Яхве, божество суровое и требующее истового служения. Бескомпромиссное, злопамятное. Немилосердное.

Пекара реконструирует — или, точнее, моделирует — сознание средневекового человека, живущего по этическим законам Ветхого Завета. Для неверующего, кстати, разница между миром Мордимера и нашим будет предельно велика. Ведь там веровать нет необходимости, существование Бога давно и вполне зримо подтверждается. Ангелы являются, чудеса происходят — чего же боле?

(Для верующего чудеса, пусть и не такие очевидные, с точки зрения неверующих, происходят и в нашем мире.)

Однако то, что современники Маддердина знают о существовании Бога и ангелов, не отменяет необходимости верить. Знания недостаточно, ведь на самые главные вопросы ответы так и не даны. Для чего существует человек? Что происходит с ним после смерти? Бессмертна ли душа и какую цену придется платить за грехи?

По большому счету, Пекара, сняв вопрос о существовании Бога, лишь обострил все эти проблемы. И о теодицее ведь речи не идет. Для нас, как и для героев Пекары, пути Господни остаются неисповедимыми. А оговорки Мордимерова Ангела-Хранителя все лишь запутывают.

При этом сам Маддердин продолжает истово верить в Бога и служить Ему по мере своих сил и возможностей. Он — уникальный герой, который одновременно и ужасен, если судить его с точки зрения наших морально-этических ценностей, и почти безупречен, если подходить к нему с меркой его собственного мира. Подчеркнем: не с меркой профессии или исповедуемых лишь им ценностей — именно мира. Лишь загадочный ван Бохенвальд дальше Мордимера продвинулся по пути праведников. Возможно, есть и другие слуги Божьи, но в первом томе мы их не встретим…






3


К слову, Пекара очень точен в своих формулировках. Напомним, «слуга Божий» в католической традиции — это не просто дежурное выражение, которое обозначает доброго христианина. «Слуга Божий» — это официальный титул, которым именуют умершего католика от начала процесса беатификации до причисления его к лику блаженных. Блаженный в католицизме — это человек спасенный, пребывающий на небесах. Зачастую беатификация — лишь промежуточная ступень перед причислением клику святых.

Значит, Пекара открытым текстом сообщает нам, что его герой — этакий своеобразный праведник?..

Это очень сложно понять и принять. Ведь мы видим человека далеко не идеального. Он любит выпить и любит женский пол, он может обмануть, занимается вымогательством, без малейших размышлений убьет, не откажется от взятки… Иногда он вызывающе брутален (и кажется, автор нарочито пестует эту брутальность, играет с читателем в поддавки: «Ну ведь ужасен, а? Ведь отвратителен?!»).

И то, что при этом Мордимер твердит о каких-то принципах, о спасении души, о, прости Господи, собственной неподкупности, если дело касается преступлений против веры…

Да он, решает читатель, попросту лицемер, этот ваш Маддердин! Еще один святоша, который с постным лицом скорбит о тех, кого сам же уничтожил, роняет крокодиловы слезы, что-то бормочет о праведности. Истовый фанатик!..

Но, повторимся, с точки зрения своего мира, Мордимер действительно неуклонно придерживается заповедей и служит Господу. Порой даже умаляя свои по-настоящему смелые поступки и выпячивая все, что связано со «слабостями мирскими».

В писательстве есть такой прием: использование в качестве повествователя персонажа, которому нельзя беспрекословно верить. Пекара использует его же, однако, весьма неожиданным образом. Мордимер нигде в своих исповедях откровенно не лжет, даже не лукавит, но разобраться в его душе — задачка непростая, потому что и в искренность-то его веришь не сразу.

И только потом понимаешь: за всей мишурой из слов, из уловок, из библейских цитат — только одно. Истовая вера. Обжигающая, испепеляющая дотла…





4


Конечно, цикл о Маддердине не стал бы настолько популярным, если бы Пекаре не удалось изобразить яркий, живой мир. Традиционно романы о Мордимере относят к историческому фэнтези и альтернативной истории, и читатели на форумах с интересом обсуждают те или иные детальки мироустройства, проводят параллели между выдуманной Пекарой и нашей реальной историей.

Не станем отнимать у наших читателей возможность самим разобраться в мироустройстве вселенной Маддердина, но оставим несколько «заметок на полях». Это всего лишь вехи, первое приближение к исследованию; да мы и не можем обо всем говорить, ведь читатель этих строк, скорее всего, знаком лишь с первым томом. А портить интригу не хочется…

Итак, на что имеет смысл обратить внимание. Прежде всего, разумеется, на статус Мордимера. Наш инквизитор, очевидно, не относится ни к черному, ни к белому духовенству. Пожалуй, инквизиторы в мире Пекары — это некий гибрид известных нам по земной истории инквизиторов и представителей духовно-рыцарских орденов.

Напомним, что в Средние века духовно-рыцарские ордена возникли как решение сложного мировоззренческого парадокса. Первые христиане сражались исключительно в «духовной брани», «духовным мечом» (в конце концов, ничего другого им не оставалось из-за того положения, которое они занимали в обществе). Но уже святой Бенедикт Нурсийский в 543 году называл монастырскую жизнь «духовной ратной службой», а монахов — «Христовым воинством». Христианское монашество представлялось основателю западноевропейского монашества в виде военного отряда.

(Напомним, что в тот период и Христос — по аналогии с земными верховными правителями — представлялся в образе воина. Как видим, Пекара этот образ лишь логическим образом развил…)

Так вот, по мере того как Церковь обретала реальную власть, она неизбежно оказывалась перед вызовом, который ей бросала сама жизнь. Варварские народы, войны, бунты — всё это требовало соответствующей реакции. И неизбежно произошла переоценка ценностей, в том числе богословы вынуждены были пересмотреть свое отношение к войне. В итоге появилось понятие так называемой «священной войны». Позже его разрабатывал святой Августин, мнение которого по данному вопросу охотно цитировали теологи. Он утверждал, что война — это не только следствие греха, но и средство от греха: дескать, те, кто справедливо воюет, устанавливают мир и карают грешников (войну развязавших или же просто нарушивших справедливость и стабильный порядок).

Когда эти умонастроения прижились в обществе, следующим, вполне логичным шагом было возникновение духовно-рыцарских орденов, самые известные из которых — тамплиеры и госпитальеры. Члены духовно-рыцарских орденов имели право пользоваться не только духовными, но и вполне материальными мечами, более того, обучались этому и, собственно, для этого их ордена и предназначались.

Что же до инквизиции, то, конечно, у Пекары она отличается от земной. Не углубляясь в детали и тонкости, скажем лишь, что само существование инквизиции в Польше — не выдумка автора. Действительно в Польше инквизиция была, хоть и просуществовала недолго.

Внутрицерковная иерархия у Пекары выстроена довольно любопытным образом. Как мы увидим во втором томе, сами инквизиторы резко противопоставляют себя другим церковникам, и Маддердину даже придется вступить в противостояние с одним из таких вот самодеятельных (но вполне наделенных властью) охотников за еретиками.

Святой Официум — организация, члены которой вынуждены спасать заблудшие души весьма суровыми методами, а кроме того, сражаться с демонами, ведьмами, призраками… Если разнообразные тамплиеры с иоаннитами были воинствующими монахами и противостояли силам вполне земным, то коллеги Маддердина — это воинствующие монахи-спецназовцы. У них свой устав и свой неписаный кодекс чести.

Но даже лучшие из инквизиторов — как увидим это в следующих томах — не настолько бесчеловечны, как кажутся…





5


На первый взгляд может показаться парадоксальным, что книги о суровом инквизиторе Маддердине были изданы в такой католической стране, как Польша, — но парадокс это иллюзорный. Ведь там, где вопросы веры действительно волнуют и цепляют за живое, неизбежно будут возникать дискуссии на эти темы.

«Слуга Божий» и особенно его продолжения — это бескомпромиссное рассуждение о природе веры, о пределах человечности и о роли религии в нашей жизни. Книги о Маддердине написаны строго в каноне (не католическом — жанровом): здесь вам и могущественный главный герой, и придуманный мир, и приключения с ведьмами, колдунами, заклинаниями… Но всякий раз главная проблема, с которой сталкивается Маддердин, — это проблема, связанная с верой и религией. Проблема нравственная или же моральная.

Конан-варвар, вихрем несущийся по подземельям очередного колдовского замка, — персонаж для современного читателя довольно умозрительный. Его проблемы либо понятны каждому (влюблен в красотку, мстит за убитого друга), либо надуманны (ненавидит колдунов, спасается от гигантского слепого нетопыря). И в этом, кстати, один из справедливых упреков, которые бросают фэнтези критики: зачастую это произведения о проблемах воображаемых.

Феномен книг о Маддердине заключается в том, что поступки главного героя могут вызывать у нас неприятие, отвращение, возмущение, но они неизбежно апеллируют к нашим морально-этическим императивам. Попросту говоря, мы соразмеряем наше представление о добре и зле с представлениями главного героя.

И вдруг обнаруживаем, что наши жизненные ценности входят в противоречие с теми, которые обозначены как церковные заповеди Мордимерова мира…

Пекара сознательно и планомерно ломает стереотипы. Это происходит на всех уровнях: сюжетном, морально-этическом, символическом…

К примеру, в первой же новелле «Слуги Божьего» читателя ждет несколько обманных ходов: начиная от оборотней, которые оказываются не оборотнями, и завершая главой местного отделения Инквизиториума, каковой глава тоже, в общем-то, не совсем соответствует своему званию и принятым на себя обязанностям. Там, где мы, по законам жанра, ждем: сейчас начнется экшн, сражение, сейчас зазвучат мечи, — все происходит быстро, без подробных описаний. Пекара все время как бы смещает центр тяжести, намекает: не о том книга, ребята. Не про крутого инквизитора, который уделывает своих врагов и получает от этого наслаждение.

И так всю дорогу. От новеллы к новелле Мордимер утверждает, что большинство ужасов существуют лишь в воображении людей, но вместе с тем он же сталкивается с вполне реальными проявлениями потустороннего мира. Молитва, которая должна принести облегчение, на самом деле сопровождается невыносимой болью. Ангел-Хранитель способен жестоко покарать своего протеже. Все романтические увлечения Мордимера оканчиваются не по формуле «жили они долго и счастливо», а расставанием (и это в лучшем случае!)

Менее очевидно другое: чаще всего жестокие и неожиданные поступки Маддердина — это лишь наказание за чьи-то злые поступки. Мордимер подталкивает Элию Коллер к тому, чтобы она «сдала» Кнаппе, но мимоходом напоминает: началось-то все с доноса Кнаппе на Элию. Лонна из новеллы «В глазах Господа» действительно выдала Мордимера людям кардинала, за что и поплатилась. В «Багреце и крови» Мордимер несколько раз повторяет Лоретте, чтобы та оставила всякие мысли о жизни с ним, и, когда та не слушается, делает свой следующий шаг…

И выходит, что все предательства Мордимера, вся его жестокость как бы и оправданны. Как бы. Но в любом случае — бессердечны.