Смерть на охоте

Пожилой мужчина презрительно скривился, в горле у него заклокотало, и он сплюнул на дорогу. Я невольно попятилась, хотя он, конечно, целился не в меня и плевок приземлился далеко.

– Прозывают себя джентльменами, а паршивая безделушка для них дороже человечьей жизни! – проворчал шотландец.

– Кажется, фляга принадлежала его отцу, потому и дорога́, как память. Но вы правы, эта потеря, разумеется, не сравнится с тем, что здесь недавно произошло. Впрочем, не мне о том рассуждать – я всего лишь служанка.

– А по твоим речам вроде не похоже. – Ореховые глаза взглянули на меня с подозрением.

– Мой отец был викарием. То есть приходским священником – у вас ведь их так называют? Когда он умер, мне пришлось пойти в услужение, потому что матушка не могла содержать семью.

– Я разумею, он сейчас на Небесах, Господь о нем позаботился, – сказал шотландец с неожиданной теплотой, так что у меня слезы навернулись на глаза. – Запрыгивай сюда, лэсси. Я еду в дальний лес и повысажу тебя там, где господа куропаток стреляли. Правда, обратно тебе самой возвращаться придется – мне до ночи в лесу дела поделывать.

Я открыла дверцу двуколки и села позади него, отодвинув инструменты.

– Очень любезно с вашей стороны, сэр. Наверняка обратная дорогу под горку будет легче. Я тоже выросла в сельской местности, но у нас природа не такая дикая, да и не так красиво, как здесь.

Возница поцокал языком, и лошадь тронулась в путь.

– Хороша наша земля-матушка, да очень уж жестока к чадам своим, – сказал он мне. – Я Донал Страхан, здешний егерь.

– Так вы, должно быть, работали вместе с мужем Сьюзан? – обрадовалась я.

– Ай, лэсс. Добрый был парень. Дел у нас тогда на двоих хватало, да и сейчас невпроворот. А ты, стало быть, знаешь Сузан?

– Не слишком хорошо. То есть достаточно хорошо, чтобы не верить, что она сделала то, в чем ее обвиняют.

– Сузан – девица с норовом, завсегда такой была. Кабы это новый хозяин помер, я бы поверил, но зачем ей лишать жизни какого-то там мистера Смита, никому не ведомого? Ерунда же.

– Но она наверняка знала, что произойдет, если зарядить ружье неправильным патроном, да?

– Ай, и получше тех джентльменов. Мы с Лахланом, ее мужем, сами патроны мастерили, свои заряды поделывали. Работа непростая, но выходило дешевле, чем покупать у оружейников. Ружья у прежнего хозяина были старые, так что сама разумеешь – опасным делом мы занимались. Дробовик – мощное оружие. Ежели патрон в стволе взрывается… – Донал покосился на меня. – Ведомо тебе, из чего патрон состоит?

– Нет, – развела я руками.

– Да уж надо думать. Твой отец ведь священником был, навряд ли ему нравилось убивать божьих тварей.

– Не нравилось, – просто сказала я, ожидая продолжения.

– Что ж, внутри патрона есть порох – такой, как в пушки засыпают, – а еще пыж, который не дает дроби рассыпаться, и сама дробь, то бишь много-много свинцовых шариков, и каждый из них, почитай, сам по себе пушечное ядро, только крохотное. Когда спускаешь курок, порох вспыхивает и толкает пыж вместе с зарядом дроби по стволу. Пыж нужен, чтобы увеличить кучность выстрела, то бишь держать заряд воедино, – так дробины какое-нито время пролетят скопом в одном направлении. Иначе прицельного выстрела не получится, а будет как у тех старинных мушкетонов с раструбом. В общем, дробь из ружья летит скопом и мало-помалу рассеивается этаким облачком. Ежели пыж правильно забит и цель не слишком далеко, дробь проделает в ней, в цели, дыры. А ежели цель совсем близко и заряд летит кучно, так он и дырищу насквозь пробьет. Притом на изрядном расстоянии заряд пораспадётся и отдельные дробины застрянут где ни попадя. Потому нужен хороший охотничий пес, чтобы подраненную добычу преследовать и прекращать ее мучения.

Меня слегка затошнило, но я сумела выговорить вопрос:

– А что происходит с пыжом?

– Смекалистая ты, лэсси, – одобрительно кивнул Донал. – Пыж, вылетая из патронника, отваливается от заряда дроби.

– А не могло быть так, что пыж застрял в патроннике и от этого ружье взорвалось?

– Навряд ли.

– Тогда я не понимаю, что произошло.

– Насколько я слышал, кто-то зарядил дробовик патроном двадцатого калибра. Он меньше двенадцатого, который для таких охотничьих ружей годен, хотя число-то вроде как больше. Двадцатый только в дамских ружьишках используют, невеликих таких.

– Но ведь маленький патрон мог просто выпасть из дробовика?

– Да что ты, лэсси, нет, конечно. То есть напрочь выкатиться из дула он не может, но в патроннике чуток вниз уходит, и, когда ружье стреляет, порох не вспыхивает. Патрон двадцатого калибра так и остается в патроннике, а поскольку много места он не занимает, можно его проглядеть и поверх еще один патрон позасунуть. И вот когда во втором патроне вспыхивает порох, оказывается, что выход в ствол перекрыт, потому заряд бьет в обратную сторону – прямо в голову тому, кто ружье держит.

– То есть патронник взрывается, и стрелок получает в лицо всю дробь?

– Ай, такие вот дела, – кивнул Донал. – Бывает, пыж из самодельного заряда застрянет в стволе или кто-нито перепутает патроны. Вот почему охотники, ежели они в этом мало-мальски смыслят, всякий раз чистят ствол и проверяют патронник после выстрела. Но у твоего хозяина отменное снаряжение, с ним такого не должно было случиться.

– Значит, на охоте двенадцатого числа кто-то не проверил одно ружье?

– Похоже на то, лэсс. Ну так ведь джентльмены же соревнование учудили – кто больше куропаток понастреляет. А жажда крови, она всяко лишает мужчин разума.

– Видимо, они недооценивали риск.

– Может, и так, – снова кивнул Донал. – И это одна из причин, по которой у каждого джентльмена есть слуга, обязанный заряжать ружья. Пока господин стреляет, слуга заряжает второе ружье, отдает его господину после выстрела, забирает первое, отработавшее, и проверяет ствол. Люди думают, это чтобы джентльмены могли стрелять быстрее, но тут дело поперёд всего в безопасности.

– А мог мистеру Смиту попасться бракованный патрон – не самодельный, а из закупленного лордом Ричардом арсенала?

– Хотелось бы так думать, лэсс, но я слыхал, при нем нашли патроны разных калибров. – Егерь вздохнул. – При нем ведь не было слуги, которому надлежало дробовик заряжать?


– Нет, слуга отлучился.

– Вот беда. Хороший слуга заметил бы, что патрон негодный. – Он грустно усмехнулся. – А плохому тоже голову отстрелило бы.

– Как? Слуга тоже мог погибнуть? – сдавленно уточнила я, потому что у меня вдруг перехватило горло.

– Всякий, кто окажется рядом с взорвавшимся ружьем, – считай, покойник.

– Но никто из других охотников не пострадал.

– Ты, видать, никогда не бывала на охоте, – сказал Донал. – Вот как все устроено. Грандиозное Двенадцатое – день состязаний. Джентльмены ведут счет трофеям. Колышки с флажками, обозначающие место для каждого, порасставлены покруг холма, один на изрядном расстоянии от другого, чтобы проще было распознать, кто какую птицу подстрелил.

– Но у кого-то место может быть выгоднее, да? Кто же определяет, кому где стоять? – спросила я.

– Это решается жеребьевкой перед началом охоты.

– Как все сложно…

– Устроить охоту – дело нелегкое, твоя правда. И должен с горечью признать, что Сузан в этом недурно разбирается.

– Вы думаете, она подменила патроны?

– Ежели она и решилась на такое, то по ошибке выбрала не тот подсумок, – сказал Донал. – Но, поверь моему слову, тут стоит поприсмотреться к кое-кому другому. К тому, кто заряжал ружье для мистера Смита. Слуги, обязанные заряжать джентльменам ружья, обычно никуда не отлучаются с места охоты, особенно Двенадцатого августа.

Мне сделалось нехорошо. Неужели все это время я заблуждалась и помогла оправдать настоящего убийцу?..

Дальше я молчала, погрузившись в размышления. Донал понукал лошадь, которая тащила двуколку то вверх, то вниз по высокогорью. Мелкий дождик окончательно превратился в морось, которая повисла в воздухе белесым жиденьким туманом, хотя видимость оставалась достаточной. Брести дальше по полям пешком мне совсем не хотелось, поэтому пришлось сделать над собой усилие, чтобы спрыгнуть с двуколки, когда Донал остановил ее рядом с местом охоты. Так или иначе, выбора у меня не было. Я искренне поблагодарила егеря и стояла на дороге, глядя ему вслед, пока он не исчез из виду.

Цокот копыт и скрип двуколки мало-помалу стихли вдалеке. Я всегда любила прогулки на природе, но сейчас мне было крайне неуютно – то ли из-за унылой, тусклой погоды, то ли от того, что я вымокла и холод все ближе подбирался к костям, несмотря на теплую шаль у меня на плечах; то ли по причине зловещих событий, которые здесь произошли. Так или иначе я не могла отделаться от странного чувства, что за мной наблюдают.

В отличие от моего брата, малыша Джо, мне никогда и нигде не мерещились привидения, но теперь, шагая по полям к месту охоты, я думала о том, что лучше уж повстречать призрак доброго мистера Смита, чем живого разбойника, который может внезапно выскочить из-за любого куста.

Впрочем, до цели я добралась без происшествий и укрылась от дождя под деревьями. У одного, с густой кроной, ствол оказался сухим; я села под ним, прислонившись спиной к коре, достала записную книжку, открыла ее на недавно набросанной схеме и попыталась вспомнить все известные мне подробности того ужасного дня. Оказалось, я правильно отметила, где упал мистер Смит, и, подумав немного, точнее обозначила расположение остальных джентльменов на поляне. Догадаться, у какого колышка каждый из них занимал охотничью позицию, по этой схеме было невозможно, зато она давала представление о том, насколько далеко они находились от места взрыва, если допустить, что все, в том числе и убийца, одновременно кинулись бежать на звук. Убийца рисковал – в результате жеребьевки он мог очутиться слишком близко к ружью, которому предстояло взорваться. В то, что ему удалось каким-то образом подтасовать результаты, я не верила.

Поразмыслив еще, я решила, что на месте убийцы постаралась бы изобразить самую естественную и невинную реакцию, то есть бросилась бы на помощь мистеру Смиту, прекрасно понимая, что он уже мертв.

Типтон и Рори подоспели сразу после взрыва, но это ничего не значило. Патроны меньшего калибра убийца мог подложить в подсумок в любое время. Разумеется, если бы убийцей был Рори, он должен был позаботиться о том, чтобы Смит воспользовался этими патронами в его отсутствие. Я прокрутила последовательность событий назад. Может, манипуляции с подсумком были произведены во время ленча?

Я медленно зашагала к той поляне, где мы устраивали пикник, осмотрелась там и быстро сделала вывод, что у массы людей была возможность подбросить патроны в подсумок Смита. Где охотники сложили свои принадлежности, я точно не помнила, зато знала, что ни у кого на поясе не было подсумков, когда они сидели за столиками.

Вдруг я замерла, пораженная внезапной мыслью: а почему, собственно, я решила, что джентльмены сами таскали подсумки во время охоты? Мне в тот день не пришло в голову приглядываться к их охотничьему облачению. Может, патроны были у тех, кто заряжал для них ружья? У меня даже голова закружилась – в этом деле столько вопросов и слишком мало ответов. И вот еще что – у мистера Смита патроны были и в подсумке, и в карманах; я чувствовала, тут есть что-то странное, но пока не могла сообразить, что именно. Интересно, мистер Эдвард допросил джентльменов на эту тему? Вероятно, да.

Меня опять одолели сомнения. Во время прошлого расследования, в Стэплфорд-Холле, я не задумывалась, откуда взялось оружие, которым воспользовался убийца; тогда меня больше занимали психологические портреты вовлеченных в те события людей, то есть я сосредоточилась на личностях и, собирая улики, зашла так далеко, что привлекла к себе внимание преступников, а в одном случае даже добилась признания. Однако человек, который его сделал, не желал мне зла, а преступление он совершил потому, что его к этому вынудил чудовищный поступок жертвы, который превратил бы в орудие мести и самого святого из святых. Я не питала иллюзий – среди обитателей охотничьего домика святых не было.

Мистер Бертрам и мистер Фицрой оказались правы: это дело выше моего понимания. Мне не хватало способности сосредоточиваться на мелочах и видеть целое; единственное, что я умела, – это читать в душах людей, а о гостях Стэплфордов мне почти ничего не было известно, кроме их имен.

Но тут мой внутренний голос возмущенно напомнил, что в Стэплфорд-Холле я не успела пробыть и дня, как наткнулась на труп, и мало-помалу, собирая улики, раскрыла убийство.

Сейчас я находилась на поляне для пикника. Оглядевшись, нашла сухое местечко под деревом с толстями узловатыми корнями, торчавшими из земли, и кое-как устроилась под ним.

Мужская психология до сих пор оставалась для меня загадкой, но я не могла себе представить, что кто-то способен невозмутимо обедать, сидя за одним столом с человеком, которого он собирается убить сразу после трапезы. Значит, в поведении гостей на этой поляне нужно искать нечто такое, что выдаст преступника.

Я постаралась припомнить, кому больше всех не терпелось вернуться на охоту и кто против этого возражал. Первое, что мне пришло в голову: Рори постоянно торопил лорда Ричарда и даже пытался убедить его, что гости уже достаточно выпили и не нужно открывать новую бутылку. Я всей душой желала, чтобы Рори оказался невиновным, и видела вполне достоверное объяснение его настырности – он не хотел допустить, чтобы по лесу разгуливали вдребезги пьяные джентльмены с оружием в руках. Но ведь при этом Рори даже вступил в спор с хозяином, а для дворецкого, который, как он сам дал понять, дорожит своей должностью, это опасно и непозволительно.

Еще я помнила, что Мюллер рвался пойти пострелять. Мистер Бертрам чувствовал себя неуютно на протяжении всего застолья, и это было отлично заметно; но он демонстрировал недовольство всем происходящим с того самого дня, как в охотничьем домике появился первый гость. Мне было неприятно думать, что он повсюду следует за братом исключительно ради материальной выгоды. Быть может, я его недооценивала? Подозревать в мистере Бертраме убийцу я не находила оснований, но по своему горькому опыту знала, что на него не слишком-то можно рассчитывать, и все, что он пообещал рыдающей Сьюзан, скорее всего, так и останется обещанием.

В числе остальных я вспомнила Типтона, который хотел остаться и еще выпить. Возможно, сделав вид, что упился до чертиков, он собирался обеспечить себе предлог не возвращаться на место охоты, чтобы не стать случайной жертвой им самим же подготовленного взрыва? Или же он таким образом хотел улучить минутку, чтобы напасть на меня? Интересно, у него изначально было такое намерение, или алкоголь размыл моральные устои?

Макгилвари пытался действовать дипломатично, положить конец ссоре, и посоветовал обеспечить Типтона выпивкой. Судя по всему, ему было безралично, как проводить время – вернуться на охоту или продолжить пикник.

Мне вспомнилась еще одна важная деталь: когда мистер Смит раньше других встал из-за стола – как мне показалось, чтобы сбежать от нараставшей неловкости, – Фицрой немедленно вызвался его сопровождать. Что, если он рассчитывал подбросить мистеру Смиту неправильные патроны? Может, он намеренно все это время вводил меня в заблуждение?

Поведение Рори и Типтона представлялось мне наиболее странным. Мюллер выразил желание вернуться на охоту раньше других – это свидетельствовало, что он либо не ожидал опасности и был ни при чем, либо не хотел отсрочивать убийство.

Я бы с большим удовольствием назначила главным подозреваемым лорда Ричарда, но он вел себя как обычно, то есть буйно, громогласно и задиристо.

Во время пикника многие имели возможность подбросить патроны в подсумок мистера Смита, однако проще всего сделать это было Рори и Фицрою. И пожалуй, Рори даже легче легкого.

Мне также пришло в голову, что преступник должен был обладать поразительным хладнокровием. У мистера Смита в карманах и подсумке нашлось несколько маленьких патронов, а значит, убийца не стремился выдать его смерть за несчастный случай.

Я откинула со лба мокрые волосы.

Теперь версия мистера Бертрама о политическом убийстве казалась мне более правдоподобной. Все выглядело так, будто преступник не только не старался скрыть свое злодеяние, но и действовал напоказ – смерть мистера Смита была предупреждением для кого-то еще. Такой подход исключал из подозреваемых Сьюзан: даже под влиянием эмоций, ослепленная местью, она ни на секунду не забыла бы о своих детях и постаралась сделать все возможное, чтобы избежать расследования.

Нет, человек, задумавший и осуществивший это преступление, наделен не одним лишь самообладанием, но и острым умом. Он ничуть не сомневался, что хорошо запутал следы, знал, что его никогда не вычислят, и теперь с удовлетворением наблюдал, как все суетятся вокруг и мечутся вслепую, точно обезглавленные курицы. Мой желудок тотчас отозвался на неуместность этой метафоры болезненным спазмом.