Смертельная белизна

– Иэн Нэш? – Робин приподнялась, чтобы взять бумагу и ручку, и записала имя. – Это который?..

– Гангстер. Ванесса сразу поймет, – сказал Страйк.

– И сколько же это стоило? – спросила Робин.

Личные связи Страйка и Штыря, достаточно прочные, никогда не мешали Штырю делать бизнес.

– Половину недельной ставки, – ответил Страйк, – но на благое дело не жалко, лишь бы Оливер предложил нам свой товар. Как твое самочувствие?

– Что? – Робин обескуражил такой вопрос. – Прекрасно. А почему ты спрашиваешь?

– Как видно, некоторым даже в голову не приходит, что работодатель по долгу службы обязан проявлять внимание к подчиненным?

– Мы – партнеры.

– Ты – договорной партнер. Имеешь право меня засудить за ненадлежащие условия труда.

– Давно пора, тебе не кажется? – сказала Робин, изучая двадцатисантиметровый шрам на предплечье, багровеющий на фоне бледной кожи. – Но если ты пообещаешь отремонтировать туалет на лестничной площадке…

– Я не об этом, – стоял на своем Страйк. – Наткнуться на мертвеца – такое не каждый выдержит.

– А я хоть бы что, держусь, – солгала Робин.

«Непременно должна держаться, – подумала она, когда они распрощались. – Я не могу себе позволить в очередной раз потерять все».





40




Все ваши исходные данные так бесконечно далеки от его исходных данных.

Генрик Ибсен. Росмерсхольм



В среду Робин, которая опять спала в гостевой комнате, поднялась в шесть утра и надела джинсы, футболку, кенгуруху и кроссовки. В рюкзаке уже лежал заказанный по интернету темный парик, доставленный вчера утром, под носом у затаившегося журналиста. По лестнице она спустилась бесшумно, чтобы не разбудить Мэтью, которого не посвящала в свои планы. Робин прекрасно знала, что не получит одобрения.

Между ними установился шаткий мир, хотя – или, точнее сказать, потому что – субботний ужин в компании Тома и Сары обернулся полным крахом. Вечер не задался с самого начала: журналюга увязался за ними по улице. Они смогли от него отделаться: Робин, окончившая курсы противодействия наружному наблюдению, заставила Мэтью в последнюю секунду выскочить из переполненного вагона метро; муж разозлился, сочтя такую уловку недостойным ребячеством. Но даже у него не повернулся язык винить Робин за то, как прошел остаток вечера.

Застольная беседа, поначалу непринужденная, о причинах поражения их команды в благотворительном матче по крикету, ни с того ни с сего переросла в агрессивную склоку. Том, подвыпив, обрушился на Мэтью: стал твердить, что в нем ошибался, что его заносчивость уже достала всех игроков, да и на работе он пришелся не ко двору, поскольку всех раздражает и бесит. Потрясенный столь внезапными нападками, Мэтью попытался уточнить, чем конкретно он провинился на работе, но Тому, напившемуся до такой степени, что Робин заподозрила его в предварительной разминке красным, втемяшилось, будто Мэтью своей недоверчивой обидой специально его подначивает.

– Нечего тут изображать святую невинность! – раскричался он. – Я этого больше не потерплю! Постоянно меня гнобишь, блин, подкалываешь…

– Это правда? – спросил Мэтью у Робин, когда они в темноте брели к метро.

– Нет, неправда, – честно ответила Робин. – Ты ему не сказал ни одного дурного слова.

А в уме добавила: «Сегодня». Шагая рядом с недоумевающим, оскорбленным в лучших чувствах мужем, а не с тем человеком, с каким жила под одной крышей, Робин испытывала только облегчение, а за счет сочувствия и поддержки выгадала себе пару дней домашнего перемирия. Чтобы сохранить это неустойчивое равновесие, Робин не стала рассказывать Мэтью, каким способом собиралась сегодня отделаться от журналиста. Она не могла себе позволить привести «хвост» на встречу с судмедэкспертом, тем более что Оливер, по словам Ванессы, еле-еле согласился на знакомство с частными сыщиками.

Спокойно выйдя на задний дворик через застекленную дверь, Робин пододвинула садовый стул к стене, отделявшей их участок от соседского, и, благо у соседей еще были задернуты шторы, перелезла на другую сторону, без лишнего шума соскользнув на лужайку. Следующий этап был немного сложнее. Вначале пришлось метра на полтора перетащить тяжелую декоративную скамью, чтобы придвинуть ее вплотную к забору и, балансируя на спинке, перебраться через пропитанный креозотом щит, который опасно качнулся, когда она спрыгивала на клумбу, где оступилась и упала. Вскочив с земли, она заспешила через незнакомый газон к противоположной стороне забора, откуда через калитку можно было выйти прямиком к автостоянке, которая обслуживала улицу, лишенную индивидуальных гаражей.

К счастью, задвижка подалась легко. Затворяя за собой калитку, Робин с огорчением сообразила, что на обеих росистых лужайках остались ее следы. Если соседи встанут спозаранку, они без труда поймут, откуда было совершено вторжение, кто посмел переставлять их садовую мебель и вытаптывать бегонии. Убийца Чизуэлла (если допустить существование убийцы) заметал следы куда более умело.

На безлюдной стоянке, присев за чьей-то «шкодой», Робин перед боковым зеркалом надела извлеченный из рюкзака темный парик, бодрым шагом вышла на улицу, параллельную Олбери-стрит, а там свернула направо – на Дептфорд-Хай-стрит.

Человеческого присутствия поблизости не ощущалось, разве что мимо проехали два-три пикапа, развозившие утренние товары, да владелец газетного киоска поднимал металлический роллет. Оглянувшись через плечо, Робин почувствовала не прилив паники, а, наоборот, внезапный душевный подъем: слежки за ней не было. Но парик она сняла только в вагоне метро, изрядно удивив молодого парня, скрытно наблюдавшего за ней поверх читалки «Киндл».

Страйк выбрал «Корнер-кафе» на Ламбет-роуд из-за близости к криминалистической лаборатории, где работал Оливер Баргейт. Когда Робин подошла к месту встречи, Страйк, куривший на тротуаре, бросил взгляд на ее перепачканные в коленях джинсы.

– Неудачно приземлилась на клумбу, – объяснила Робин, не дожидаясь вопроса. – Журналюга все еще отирается у моего дома.

– Мэтью тебя поднял на плечи?

– Зачем? Я воспользовалась садовой мебелью.

Страйк затушил сигарету о стену и вошел следом за Робин в кафе, где витал аппетитный запах поджарки. На взгляд Страйка, Робин сегодня отличалась особой бледностью и худобой, хотя с воодушевлением заказала им кофе и две булочки с беконом.

– Одну, – поправил ее Страйк и с сожалением повторил, обращаясь к буфетчику: – Одну.


А потом объяснил Робин, когда они заняли только что освободившийся столик:

– Худеть надо. Чтобы ноге было легче.

– А, – сказала Робин, – понятно.

Смахивая рукавом крошки с еще не протертой столешницы, Страйк уже не в первый раз подумал, что Робин – единственная из всех знакомых ему женщин, которая не обнаруживает ни малейшего желания его перевоспитать.

Он знал, что мог бы тут же передумать и заказать себе пять булочек с беконом – и она бы только усмехнулась и передала их ему без единого слова. От этой мысли он проникся особой теплотой к Робин, сидящей напротив в заляпанных грязью джинсах.

– Все в порядке? – спросил он, истекая слюной, когда Робин стала поливать кетчупом свою булочку.

– Да, – солгала Робин, – все хорошо. А как твоя нога?

– Получше. Как он хотя бы выглядит – этот, с кем у нас встреча?

– Высокий, чернокожий, в очках, – промычала Робин с полным ртом хлебного мякиша и бекона. После утренней разминки она проголодалась, чего с ней не бывало уже много дней.

– Ванесса опять заступила на олимпийскую вахту?

– Ага, – кивнула Робин. – Это она уломала Оливера с нами встретиться. Думаю, он к этому не стремился, но она идет на повышение.

– Грязишка на Иэна Нэша определенно лишней не будет, – сказал Страйк. – Как сказал мне Штырь, полиция гоняется за…

– По-моему, это он, – шепнула Робин.

Обернувшись, Страйк увидел в дверях какого-то встревоженного верзилу-африканца в очках без оправы и с кейсом руке. Страйк приветственно поднял ладонь; Робин, сдвинув булочку и кофе в сторону, пересела, чтобы освободить для Оливера место напротив Страйка.

У Робин не было четких предварительных ожиданий: одетый в белоснежную сорочку молодой человек с высокой стрижкой «площадка» всем своим видом выражал подозрительность и осуждение – в ее представлении эти черты никак не ассоциировались с Ванессой. Тем не менее он пожал протянутую Страйком руку и, повернувшись к Робин, заговорил:

– Вы Робин? Почему-то мы с вами ни разу не пересекались.

– Да, действительно. – Робин тоже обменялась с ним рукопожатием. Безупречный внешний вид Оливера не давал ей забыть, что она явилась на эту встречу растрепанной, в грязных джинсах. – Приятно познакомиться – лучше поздно, чем никогда. Здесь самообслуживание, давайте я принесу – вам чай или кофе?

– Мм… кофе, да, было бы неплохо, – ответил Оливер. – Благодарю.

Когда Робин отошла, Оливер повернулся к Страйку:

– Ванесса сказала, вы готовы поделиться с ней какой-то информацией.

– Не исключено, – ответил Страйк. – Все будет зависеть от того, чем готовы поделиться с нами вы, Оливер.

– Сначала мне нужно узнать, что конкретно у вас есть, тогда и будет разговор.

Вытащив из кармана пиджака простой конверт, Страйк поднял его перед собой:

– Номер машины и кроки.

Оливер явно знал цену такой информации.

– Можно спросить, откуда это у вас?

– Спросить можно, – бодро ответил Страйк, – но мы об этом не договаривались. Впрочем, Эрик Уордл подтвердит вам стопроцентную надежность моего источника.

В кафе ввалилась шумная компания рабочих.

– Наша беседа сугубо конфиденциальна, – негромко произнес Страйк. – Никто и никогда не узнает об этой встрече.

Оливер со вздохом склонился над своим кейсом и достал общую тетрадь.

– Я переговорил с одним из сотрудников, проводивших экспертизу. – Оливер покосился на рабочих, которые громогласно трепались за соседним столиком. – А Ванесса потолковала с коллегой, который в курсе всех следственных действий. – Он повернулся к Робин. – Никто из наших не знает, что вы дружны с Ванессой. Если станет известно, как мы помогли…

– От нас утечки не будет, – заверила его Робин.

Слегка нахмурившись, Оливер раскрыл тетрадь и сверился с записями, сделанными мелким, но разборчивым почерком.

– Ну, эксперты дали вполне определенное заключение. Не знаю, нужны ли вам технические подробности…

– По минимуму, – сказал Страйк. – Давайте самое основное.

– Чизуэлл ввел в организм примерно пятьсот миллиграммов амитриптилина, смешанного с апельсиновым соком, причем натощак.

– Это значительная доза? – спросил Страйк.