Соблазняющий разум. Как выбор сексуального партнера повлиял на эволюцию человеческой природы

Чтобы понять, как половой отбор может работать даже тогда, когда все разбиваются по парам, проведем мысленный эксперимент. Подобно всем хорошим мысленным экспериментам, он будет незамысловатым, нереалистичным и похожим на сюжет мультфильма. Но наш эксперимент даст неожиданный результат. В этом воображаемом сценарии каждый гоминид находит полового партнера, каждые отношения строго моногамны, постоянны и приносят одинаковое количество детей. Но поскольку выбор партнера опирается на индикаторы приспособленности, он в любом случае будет подпитывать половой отбор неравным количеством внуков. Вот так все и работает.

Представим себе племя гоминид, где особей мужского и женского пола поровну. Все они только что достигли половой зрелости, и ни у кого из них нет партнера. У некоторых самцов приспособленность выше, чем у других, и они демонстрируют ее с помощью индикаторов приспособленности: энергичных танцев, умных бесед, реалистичных росписей на стенах пещер. Среди самок тоже есть особи с приспособленностью выше средней, и они ее демонстрируют теми же способами. Приспособленность – признак наследуемый, поэтому у родителей с повышенной приспособленностью потомство, как правило, получается не хуже. В племени принято придерживаться строгой моногамии и не принято изменять. Каждый должен однажды выбрать партнера на всю жизнь. Представители обоих полов могут выбирать партнера свободно – отвергая или принимая кого хотят.

Что же произойдет? Первым делом запустится процесс сортировки, ведь каждый хочет привлечь максимально приспособленного партнера, чтобы обеспечить своему потомству наилучшие гены. Вероятно, самец номер один, самый приспособленный в племени, будет ухаживать вначале за самой приспособленной самкой. Если она разумна, то примет его, и они образуют пару, оставив прочих соплеменников разбираться друг с другом. Самец номер два по приспособленности, очевидно, будет разочарован. Он хотел заполучить самую приспособленную самку, но не смог привлечь ее. Теперь ему придется довольствоваться самкой номер два. Она тоже разочарована, так как хотела самого лучшего самца. Но поскольку первый номер уже занят, она принимает ухаживания второго. Возможно, они влюбятся друг в друга и будут благодарить звезды за то, что не оказались с холодными и высокомерными номерами один или отвратительно неполноценными номерами 3. Кстати, сердце самца номер три будет разбито дважды. И “золотая”, и “серебряная” самки его проигнорировали и обрекли на ухаживания за самкой номер три, “бронзовой”. У него, как и у нее, не остается лучшего выбора, так что они образуют пару. И так далее. В конце концов всё племя разобьется на пары с приблизительно равной приспособленностью.

Подобное совпадение приспособленности объясняется не тем, что каждая особь предпочитает партнера такого же ранга. Напротив, оно порождается взаимодействием предпочтений всех особей в процессе сортировки. Каждый хотел бы заполучить партнера с более высокой, чем своя, приспособленностью. Но и представители противоположного пола хотят того же. Чтобы самец образовал пару с более приспособленной самкой, этой самке пришлось бы согласиться на менее приспособленного самца. Ее ответ на соответствующее предложение был бы примерно таким: “Мечтай дальше, неудачник”. То же самое справедливо и для самок, нацелившихся на более приспособленных самцов. В действительности никто не питает надежды образовать пару с тем, чья приспособленность намного выше, и не имеет желания связываться с менее приспособленными.

В результате особи в каждой паре будут сильно коррелировать по признаку приспособленности. Если рост связан с приспособленностью, они будут сходного роста. Если интеллект коррелирует с приспособленностью, они будут одинаково умны. Если с приспособленностью коррелирует привлекательность лица, партнеры будут одинаково симпатичны. Примерно это мы и наблюдаем у современных пар: довольно высокую степень ассортативности по приспособленности.

После того как образованные пары начинают заниматься сексом, у них появляются дети. Чтобы сделать этот мысленный эксперимент интереснее, рассмотрим ситуацию с самым слабым действием полового отбора и примем, что каждая пара произвела на свет одинаковое число детей – скажем, четыре ребенка. На протяжении почти всей эволюции человека, вероятно, лишь около половины младенцев доживало до половой зрелости, так что будем считать, что на каждую пару родителей оставалось по два ребенка из четырех, и численность популяции сохранялась стабильной. Вопрос в том, от каких пар будущим поколениям достанется больше всего генов?

На первый взгляд кажется, что число генов от каждой пары будет одинаковым, так как у всех пар равное количество детей. Но мы уже знаем, что пары различаются по наследуемой приспособленности, ведь именно ради этого особи были так избирательны в ходе сортировки. Дети более приспособленных пар унаследуют гены более высокой приспособленности. Более высокая приспособленность по определению предполагает более высокие шансы дожить до половой зрелости. У потомства пары номер один эти шансы максимальны, а у потомства наименее приспособленной пары они очень невелики. К тому времени как новое поколение повзрослеет, детей более приспособленных родителей в живых останется больше. В итоге у поколения детей средняя приспособленность будет выше, чем у поколения родителей.

Произошла эволюция. Но произошел ли половой отбор? Все несколько запутанно, так как здесь действуют два фактора одновременно.





Увеличение разброса показателей приспособленности




Совпадение приспособленности родителей приводит к увеличению вариабельности приспособленности в следующем поколении, причем разрыв между показателями приспособленности у детей велик настолько, насколько это только возможно. Рассмотрим предельные значения этой вариабельности. Единственный способ произвести на свет ребенка с максимально возможной приспособленностью в рамках доступной выборки родителей – образовать пару из наиболее приспособленных самца и самки. Именно это и произошло на брачном рынке в нашем мысленном эксперименте. Аналогично единственный способ произвести на свет наименее приспособленного ребенка – спарить наименее приспособленных особей. Опять же так и случилось. Подбор партнеров по приспособленности не просто увеличивает разброс ее показателей в следующем поколении, этот разброс достигает того максимума, который только способен выжать выбор партнера – с моногамией или без нее.

Эффект расширения распределения приспособленности важен потому, что он устанавливает очень прочную связь между половым и естественным отборами. Мощность естественного отбора пропорциональна разбросу по приспособленности в отдельно взятой популяции. Чем больше различия в приспособленности между детьми, тем быстрее эволюция. Создавая максимально возможный разброс показателей приспособленности, ассортативность по этому признаку предоставляет естественному отбору величайшее разнообразие сырья для работы. Психологи Аарон и Стивен Сломаны указали на важность этого эффекта в своей знаменитой статье 1988 года.

С генетической точки зрения совпадение родителей по приспособленности концентрирует вредные мутации партнеров с самой низкой приспособленностью в их детях. Умирая, эти дети уносят с собой бо́льшую часть мутационного груза. С другой стороны, это же совпадение концентрирует в детях с высокой приспособленностью полезные мутации (которые встречаются гораздо реже). Когда эти дети процветают и размножаются, вытесняя менее приспособленных конкурентов, доля полезных мутаций в генофонде популяции увеличивается. Это бессердечный и совсем не романтичный взгляд на эффекты полового отбора, но эволюция бессердечна.





От совпадения по приспособленности к индикаторам приспособленности




Эффект расширения разброса приспособленности интересен, однако он не сильно помогает нам разобраться в происхождении разума человека. Чтобы понять больше, мы должны задаться вопросом, как совпадение приспособленности партнеров влияет на индикаторы приспособленности. Ниже следует, признаться, довольно хитрое и спекулятивное рассуждение, но оно, как мне кажется, очень помогает понять роль полового отбора в формировании разума человека.

В нашем мысленном эксперименте мы принимали за аксиому, что особи оценивают приспособленность друг друга с абсолютной точностью. Но все не так просто. У наших предков-гоминид не было портативных лабораторий по определению последовательности ДНК, чтобы измерять груз мутаций у каждого потенциального партнера. Они обходились индикаторами приспособленности, такими как брачные демонстрации и декор. Индикаторы приспособленности по определению прямо коррелируют с приспособленностью, но эта корреляция никогда не бывает абсолютной. Благодаря принципу гандикапа индикаторы остаются относительно правдивыми, но не могут отражать приспособленность совсем без искажений, так что между настоящей и видимой приспособленностью всегда будет некоторое расхождение. За счет таких расхождений и идет эволюция индикаторов приспособленности.

Рассмотрим брачный рынок с точки зрения самки номер два – той, что занимает в племени гоминид второе место по приспособленности. Эта самка с удовольствием образовала бы пару с самцом номер один и выносила бы его более приспособленных детей, которые лучше выживали бы и привлекали более качественных партнеров. Однако на пути этой самки стоит самка номер один, которая соблазняет первого самца своей высокой приспособленностью. (Кстати, в нашем племени все еще царят строгая моногамия и верность партнеру, так что самка номер два попросту не может завести роман с самцом номер один.)

Что может сделать самка номер два? Она не может повысить свою реальную, наследуемую приспособленность, потому что в африканской саванне ей вряд ли удастся прибегнуть к генной инженерии клеток зародышевой линии[41] с помощью ретровирусов[42]. Однако она могла бы создать видимость более высокой приспособленности, вложив больше энергии в ее индикаторы. Если бы у нее возникла мутация, улучшающая качество одного из индикаторов приспособленности даже за счет других адаптаций, она могла бы выглядеть лучше, чем самка номер один. Фактически по видимой приспособленности вторая самка заняла бы первое место. Она могла бы привлечь самого лучшего самца и произвести на свет детей с самой высокой приспособленностью. Допустим, она родила бы от него столько же детей, сколько и от самца номер два, но при этом у ее более приспособленных потомков было бы больше шансов на выживание. Даже несмотря на то что она произвела бы на свет не больше детей, чем любая другая женщина в группе, у нее было бы больше внуков, сохранивших ее мутацию. Ее правнучки и правнуки унаследовали бы ее склонность вкладывать больше энергии в брачные украшения и демонстрации. И если бы среди этих демонстраций появлялись эволюционные новшества, такие как искусство, музыка и владение языком, половой отбор мог бы их совершенствовать. Вот так совпадение партнеров по приспособленности может способствовать развитию индикаторов приспособленности, а выбор партнера – направлять половой отбор даже в условиях строгой моногамии.

Теперь отвлечемся от перипетий самки номер два и перейдем к главной мысли. Перед нами племя гоминид, на фоне которого даже пуритане выглядят страшными грешниками. Эти гоминиды абсолютно моногамны, никогда не изменяют друг другу, и у всех одинаковое количество детей. Но даже здесь, в самых невероятных условиях, половой отбор все равно работает. Он по-прежнему благоволит наиболее выдающимся, затратным и заметным индикаторам приспособленности, таким как брачные украшения и демонстрации. Половой отбор все еще действует на индикаторы приспособленности, так как приспособленность по-прежнему что-то значит: некоторые детеныши имеют больше шансов выжить, чем другие, поскольку лучше приспособлены к имеющимся условиям. Поскольку подбор партнеров по приспособленности в эволюционном смысле дает бонусы тем, у кого она заметнее, имеет смысл демонстрировать самые яркие индикаторы, какие только особь может себе позволить. Принцип гандикапа будет удерживать состояние индикаторов приспособленности в пределах надежности. Он не позволит плохо приспособленным притворщикам выглядеть очень уж хорошо, однако не помешает их хорошо приспособленным конкурентам наращивать обороты брачной гонки вооружений. Пока действует естественный отбор, одной только ассортативности по приспособленности будет достаточно, чтобы поддерживать половой отбор по индикаторам приспособленности.

Теория подбора партнеров по уровню приспособленности может выглядеть сомнительно, но на самом деле это просто вариация дарвиновской теории полового отбора у моногамных птиц. Дарвин столкнулся с той же проблемой: как объяснить, что у моногамных видов брачный декор одинаково хорошо развит у обоих полов? Он предположил, что у таких видов идет подбор партнеров по приспособленности: наиболее крепкие, ловкие и здоровые самки всегда первыми прилетают на место гнездования, спариваются с самыми приспособленными самцами и, соответственно, производят на свет самое качественное потомство, у которого шансы на выживание максимальны. Марк Киркпатрик и другие теоретики полового отбора показали, что дарвиновская модель может работать, пока приспособленность остается наследуемым признаком, а выбор партнера опирается на индикаторы приспособленности. Если подбором партнеров по приспособленности можно объяснить украшения моногамных птиц, то, вероятно, им же можно объяснить и брачные атрибуты таких относительно моногамных приматов, как мы.





Половой отбор без межполовых различий




Если бы пары формировались исключительно на основании совпадения приспособленности, не возникало бы никаких межполовых различий. При прочих равных у самцов и самок индикаторы приспособленности достигали бы абсолютно одинаковой степени развития. Это объясняется тем, что при строгой моногамии оба пола были бы одинаково мотивированы как демонстрировать приспособленность, так и выбирать по ней партнеров. Совпадение по приспособленности в паре способствует установлению равенства полов по индикаторам, на которые особи ориентируются при выборе партнера. В том числе поэтому ассортативность по приспособленности могла бы играть важную роль в эволюции человека. Половой эгалитаризм делает ее удобной моделью для объяснения тех наших черт, которые декоративны, затратны и сексуально привлекательны, но в то же время не демонстрируют межполовых различий, предсказываемых традиционными моделями полового отбора.

Как часто встречаются признаки, свойства которых соответствуют модели подбора партнеров по уровню приспособленности? Для многих черт многих видов характерны декоративность, затратность, минимальные межполовые различия и, возможно, влияние на выбор партнера. Однако еще с 1930-х биологи привыкли называть такие черты отличительными признаками вида. Следуя традиционному пониманию полового отбора как механизма, порождающего межполовые различия, они полагают, что такие черты скорее демонстрируют принадлежность особи к определенному виду, чем ее приспособленность. Последние 50 лет биологи, заметив у какого-нибудь вида черту, свойственную обоим полам, называли ее отличительным признаком вида, а черту, присущую только самцам, – брачным украшением. Если признак активно демонстрировали оба пола во время взаимных ухаживаний, биологи говорили, что животные исполняют “ритуал укрепления пары”. Подобная терминология игнорирует тот факт, что одна из особей часто прекращает участвовать в таком ритуале, не впечатленная потенциальным партнером. Взаимность выбора просто лезла в глаза, но большинство биологов игнорировало дарвиновскую теорию полового отбора у моногамных видов.

Множество подобных признаков можно найти у птиц. Если бы ярко-синие проплешины на щеках и шеях были только у самцов эму, биологи наверняка назвали бы их брачными украшениями. Но так как они есть и у самок, их обычно относят к видовым признакам. Так же поступают и с эффектными желтыми хохолками на бровях самцов и самок пингвинов-скалолазов. И с трехметровым размахом крыльев странствующего альбатроса: им хвастают и самцы, и самки во время взаимных ухаживаний, расправляя черные кончики своих белых крыльев как можно шире. И всем этим, как нас пытаются убедить, животные демонстрируют друг другу принадлежность к одному виду. Если это так, то и многочасовые беседы во время человеческих ухаживаний – всего лишь способ укрепиться во мнении, что ваш собеседник скорее человек, чем шимпанзе. Амоц Захави высмеивал идею существования особых черт для демонстрации видовой принадлежности, считая, что она представляет животных очень тупыми и почти неразборчивыми в выборе партнера. Я согласен с его точкой зрения. Эти же животные отлично замечают даже небольшие различия, когда дело касается пищи и хищников, так почему же они должны нуждаться в театральных аксессуарах, чтобы определить, того же ли вида их потенциальный партнер? Подбор партнеров по уровню приспособленности – форма взаимного выбора партнеров, основанного на “показаниях” индикаторов приспособленности, – может быть более разумным объяснением природы большинства брачных украшений, почти не проявляющих межполовых различий.





В поисках горстки хороших гоминид





Нам неизвестно, как в действительности происходил выбор партнеров у наших предков. Возможно, во время крупных племенных собраний они, подобно шалфейным тетеревам, формировали огромные скопища, где каждый мог оценить сотни перспектив. Это сделало бы взаимный выбор очень простым. Однако такие “бары знакомств” в плейстоцене вряд ли встречались на каждом шагу.

Куда более вероятно, что особи сталкивались с медленным потоком новых сексуальных возможностей, всплывающих поодиночке. Поиск хорошего полового партнера был постепенным и во многом случайным процессом. Успех зависел от возможностей особи самостоятельно выбирать группу, к которой присоединиться, и влиять на присоединение к своей группе других особей. (Группа, или стадо – небольшое объединение гоминид, с которыми особь добывает пищу и ночует; кланы (роды) и племена – более крупные объединения.) Новые особи могли присоединяться к уже сформированной группе, группы могли встречаться друг с другом у источников воды, члены группы могли уходить на поиски новых групп, предоставляющих больше сексуальных возможностей.

Контакты между группами, скорее всего, были напряженными и недолгими. Они грозили жестокими стычками, но в то же время привлекали выгодой от торговли, сплетен и обмена половыми партнерами. В условиях таких встреч отбор должен был благоприятствовать способности быстро решать, какие из особей привлекательны настолько, чтобы попытаться их соблазнить. Такие молниеносные решения должны были основываться на внешнем виде, телесных украшениях, предполагаемом социальном статусе и публичных демонстрациях (например, занятиях спортом, музыкой, сторителлингом). Наша способность оценивать привлекательность человеческого лица за одну седьмую секунды – это результат отбора в пользу быстрого принятия подобных решений. У большинства самцов мотивация к поиску новых сексуальных возможностей должна была быть выше, поэтому они, вероятно, активнее искали пару: исследовали разные группы, выискивая в них привлекательных партнерш, и даже пытались менять группу ради ухаживаний за понравившейся особью.

Оказавшись в одной группе, взаимно заинтересованные особи могли образовать временную пару. Она должна была напоминать пары, которые образуют шимпанзе, на несколько дней удаляясь вдвоем в чащу. Во время этой, самой интенсивной, фазы ухаживаний гоминиды могли узнать друг друга намного лучше, задействуя все психологические уровни соблазнения, о которых идет речь в этой книге. До развития языка они могли чистить друг друга, играть, нежничать, делиться друг с другом едой и делать все то, что приматам необходимо для формирования социальных отношений. С появлением языка они должны были беспрестанно разговаривать. Во время таких отношений самец мог пытаться совокупиться с самкой, поскольку краткосрочные половые связи практически ничего ему не стоили. Если ему это удавалось, он мог потерять интерес и уйти, а мог и остаться.

Для разных полов значимость выбора партнера нарастала и снижалась на разных этапах ухаживания. Коротко говоря, самцы искали физически привлекательных самок и добивались их внимания, пытаясь сформировать с ними пару. Для самца это был главный этап выбора партнера, подвергающий самок интенсивному половому отбору по немедленному впечатлению от внешности. Как только самец приступал к попыткам познакомиться с избранницей поближе, начинался первый этап выбора партнера самками. Исходя из внешности и поведения самца, она отвергала его (обычно) или соглашалась на время продолжить общение. Поэтому половой отбор заставлял самцов учиться производить хорошее впечатление в первые минуты общения. После нескольких часов или дней ухаживаний самка решала, вступить ли с самцом в половой контакт. Если она соглашалась, то пара наверняка часто совокуплялась в течение нескольких дней или недель. На этом этапе снова заявлял о себе мужской выбор, определяющий, останется ли самец с этой самкой или пойдет искать новую, более интересную для длительных отношений. Но и самка решала тот же вопрос: а может ли этот самец предложить что-то помимо нескольких оргазмов и приятных минут общения?





Простые правила удачного выбора партнера




Насколько же умными должны были быть наши предки, чтобы принимать все эти сложные решения, связанные с выбором партнера? Когнитивный психолог мог бы приняться за построение математической модели, описывающей, как совмещается информация от всех брачных сигналов и как происходит сравнение всех претендентов. При таком подходе задача выбора партнера кажется устрашающе сложной. Я же пришел к выводу, что можно успешно выбирать партнеров, руководствуясь очень простыми правилами принятия решений.

Индикаторы приспособленности сами по себе упрощают процесс выбора. Когда самка длиннохвостого бархатного ткача подыскивает себе самца, она может достаточно точно определить приспособленность кандидата исключительно по длине и симметричности его хвостового оперения. Ей не нужен полный ДНК-профиль с отмеченными там мутациями, хвост – вот все, что ей нужно видеть. Индикаторы приспособленности, развившиеся у наших предков, тоже значительно упрощали половой отбор. Протолюди могли уделять внимание лишь некоторым признакам – росту и чертам лица, например – и довольно точно определять по ним уровень приспособленности. Каждая черта, которую мы считаем сексуально привлекательной, уже содержит в себе огромное количество информации о генах, теле и разуме ее носителя.

Нам не нужно каким-то сложным образом совмещать информацию о разных признаках. Может показаться, что сравнение двух потенциальных партнеров, которые отличаются друг от друга по десяткам параметров, – очень трудная задача. Представляется, что будет математически правильно брать каждый показатель в отдельности, умножать его значение на степень его важности, складывать результаты по всем показателям и сравнивать суммы “очков” каждого кандидата. Но в этом нет никакой необходимости. Психолог Герд Гигеренцер с коллегами доказал, что если нужно выбрать между двумя вариантами, взвесив большое число параметров, то к отличному решению можно прийти намного, намного более простым путем. Нужно выбрать самые важные для вас параметры, выстроить их по значимости, а затем сравнивать оба варианта по каждому параметру до тех пор, пока по какому-то пункту один вариант явно не превзойдет другой. Например, если вы считаете, что интеллект и красота – две важнейшие черты полового партнера, то вы можете просто идти по списку и сравнивать кандидатов по этим чертам. Кто-нибудь из них явно умнее другого? Если да, выбирайте самого умного. Если нет, переходите к следующему вопросу: кто-нибудь из них красивее другого? Если да, выбирайте самого красивого. Если же снова нет, то выбирайте случайным образом, это не будет иметь значения. Команда Гигеренцера собрала много подтверждений, что это простейшее правило, которое они назвали “бери лучшее”, позволяет почти в любой ситуации принимать почти такие же удачные решения, как самые изощренные математические правила принятия решений. При всей своей простоте этот метод удивительно эффективен. Если наши предки выбирали партнеров по правилу “бери лучшее”, они могли принимать очень хорошие решения, даже не заимев сложных алгоритмов обработки массивов данных.

Хотя само по себе принятие решений при выборе партнера может быть очень быстрым и эффективным, иногда нужно некоторое время, чтобы собрать информацию о потенциальном партнере. Если женщина хочет оценить личность, интеллект и опыт мужчины, ей могут понадобиться недели общения, прежде чем она накопит (неосознанно) нужной информации достаточно, чтобы влюбиться. В главе 10 мы будем говорить о том, что именно беседы позволяют нам лучше всего узнать потенциальных партнеров, а эти беседы требуют времени. Мужчинам для пробуждения сексуального интереса бывает достаточно, чтобы внешность женщины соответствовала каким-то минимальным стандартам, поэтому мужчины могут принимать решения быстрее. Но это связано только с тем, что внешний вид можно оценить быстрее, чем характер. Когда дело доходит до долгосрочных отношений, для которых важны и признаки поглубже кожи, мужчины могут раздумывать даже дольше, чем женщины.

Еще одна задача – решить, в какой момент вступать в серьезные отношения, если вы еще в поиске и последовательно встречаетесь с разными людьми. Экономисты и статистики разработали математические модели оптимального поиска, которые выглядят довольно убедительными. Однако и здесь простое правило может оказаться намного эффективнее. Стандартная стратегия оптимального поиска называется правилом “37 процентов”. Оно полезно, когда вы ищете лучшего кандидата на какую-то должность, встречаетесь с соискателями по одному и должны предложить место первому из них, который вам понравится, не возвращаясь к прошлым вариантам. Это напоминает поиск долгосрочного партнера. Согласно правилу “37 процентов”, вам нужно прикинуть, сколько всего будет вероятных соискателей на эту должность, провести собеседование с первыми 37 % из них и запомнить лучшего из этой начальной группы. Затем нужно продолжать собеседования, пока не появится кандидат, который покажется даже лучшим, чем тот. Как только вы такого найдете, прекращайте поиски и остановитесь на нем. Проблема этого правила в том, что временны́е и энергетические затраты на поиск могут стать огромными, если количество соискателей велико. К примеру, жители Нью-Йорка, не состоящие в отношениях, просто не сумеют перевстречаться с 37 % населения Манхэттена, чтобы найти спутника жизни.

В нашем исследовании стратегий поиска партнеров я и мой коллега Питер Тодд обнаружили, что правило, которое мы назвали “попробуй дюжину”, в широком диапазоне условий работает не хуже “37 процентов”. И оно простое: нужно пообщаться с дюжиной потенциальных партнеров, запомнить лучшего из них и затем остановиться на следующем, который окажется еще привлекательнее. Вам не нужно высчитывать, сколько всего претендентов вы можете встретить за весь сексуально активный период вашей жизни, – вам нужно только рискнуть и сделать ставку на то, что повстречаете хотя бы полсотни. Люди, кажется, следуют правилу, похожему на “попробуй дюжину”: в подростковом возрасте мы заводим много друзей противоположного пола, влюбляемся как минимум единожды, хорошо помним объект первой любви и стремимся вступить в брак со следующим человеком, который покажется нам еще более привлекательным. Каждый действует по принципу разумной достаточности – ищет скорее кого-то достаточно хорошего, чем наилучшего из потенциально возможных. Но на эволюционном уровне этот принцип обеспечивает половой отбор почти такой же мощности, какой могла бы добиться самая сложная, перфекционистская стратегия принятия решений.

В общем, руководствуясь простыми практическими правилами, можно принимать брачные решения, не уступающие по эффективности лучшим стратегиям, разработанным с помощью методов матанализа. Наши предки не должны были иметь в головах суперкомпьютеры, чтобы решать задачи выбора партнера в характерных для плейстоцена условиях высокой неопределенности, ограниченности информации и простора для обмана. Половой отбор не нуждается в громоздкой и запутанной системе правил выбора партнера. Важна лишь эффективность алгоритма сравнения потенциальных партнеров. Если простейшие правила позволяют принимать достаточно удачные решения, то они могут обеспечивать очень мощный половой отбор в длинной череде поколений.





Индикаторы качеств помимо приспособленности




Пытаясь привлечь полового партнера, имеет смысл демонстрировать не только наследуемую приспособленность. Когда самец и самка объединяются для заведения потомства, они должны заботиться не только о качестве генов избранника. Партнер должен обладать хорошим здоровьем, чтобы мог дольше функционировать в качестве супруга и родителя. Партнер должен проявлять недюжинные способности к кооперации и координации, чтобы с ним можно было сформировать слаженную команду. Поскольку здоровье и эффективность будущего сотрудничества невозможно оценить напрямую, о них приходится судить по таким индикаторам, как энергичность и доброта. Эти индикаторы могут эволюционировать по тем же принципам, что и индикаторы приспособленности.

Обычно базовая приспособленность и другие важные качества сильно перекрываются. Индикаторы, зависимые от состояния, могут рекламировать как наследуемую приспособленность, так и аспекты состояния тела и разума, важные для совместного выращивания потомства. Например, у индивида, не способного находить пищу, могут быть плохие гены, плохое состояние и низкий родительский потенциал.

В принципе, ненаследуемые качества при выборе полового партнера иногда оказываются важнее, чем наследуемая приспособленность. Если условия настолько тяжелы, что самка просто не в состоянии вырастить ребенка одна, она может предпочесть внимательного и опытного отца, даже если его общая приспособленность будет ниже, чем у очаровательного атлетичного гения, безнадежно беспомощного в обращении с детьми. Хотя она может предпочесть и гения, заведя с ним интрижку, а воспитание получившегося ребенка доверить опытному отцу. Новые методы определения отцовства по ДНК показали, что подобные – евгенические[43] – женские измены неожиданно часто встречаются у птиц, считавшихся моногамными, и у людей.

До недавнего времени в центре внимания эволюционной психологии были негенетические выгоды выбора партнера. Отчасти это могло быть связано с терминологией полового отбора, которую биологи так любили в 1980-х. Пищевые подношения, убежища, территории, производство потомства обозначались как прямая выгода, а хорошие гены – как косвенная, ну а прямая выгода всегда кажется чем-то более надежным, чем косвенная. В частности, ведущие эволюционные психологи типа Дона Саймонса, Дэвида Басса и Рэнди Торнхилла уделяли основное внимание материальным выгодам, которые высокостатусные мужчины могут предложить женщинам, и репродуктивным выгодам, которые здоровые молодые женщины могут предложить мужчинам. Такой исследовательский подход был эффективен для объяснения многих межполовых различий в брачном поведении людей.

Однако многие элементы мужского брачного поведения, которые вроде бы дают женщинам чисто материальную выгоду, могли развиваться в первую очередь как индикаторы приспособленности. Во время ухаживаний мужские особи ряда видов преподносят женским особям пищу. Например, самцы скорпионниц отдают самкам пойманную добычу. Наши предки мужского пола, вероятно, отдавали самкам часть добытого на охоте мяса. До последнего времени мужчины в современных обществах приносили домой почти все деньги, необходимые для содержания семьи. Разве самки во всех этих случаях не предпочитают хорошую еду хорошим генам? Я думаю, что это неверная аналогия. Самцы скорпионниц снабжают самок значительной частью калорий, нужных для последующей откладки яиц. Современные мужчины давали женщинам деньги на жизнь в условиях рыночной экономики. Но мясо, которое добывали наши предки-мужчины, могло покрыть лишь малую часть энергетических потребностей матери и ее детей. Беременной самке гоминид нужно было потреблять около 2 кг пищи ежедневно в течение примерно 280 дней, что выливалось в суммарное количество около 500 кг. Если самец за месяц ухаживаний приносил ей в пределах 5 кг мяса – что очень великодушно по меркам современных охотников-собирателей, – то это составляло меньше 1 % от всей пищи, необходимой самке во время беременности.

Конечно, в условиях выбора между индикатором приспособленности, не приносящим партнеру материальной выгоды (как впечатляющий брачный танец) и приносящим (как впечатляющий успех в охоте), эволюция, вполне вероятно, благоволила самкам, предпочитающим материальную выгоду. В случае индикаторов приспособленности материальная выгода просто смещает эволюцию в сторону предпочтения тех признаков, которые не только отражают информацию о мутационном грузе, но и приносят какую-то практическую пользу.

Такой элемент поведения самцов, как оборона хороших территорий, тоже мог развиваться и как индикатор приспособленности, и как способ предоставления материальной выгоды самкам. Самки, как правило, кормятся где хотят, используя доступные пищевые ресурсы. Самцы следуют за самками и пытаются с ними спариваться. Самым сильным самцам часто удается прогнать слабых с наиболее богатых пищей мест, где уже решили питаться самки. Так как самки предпочитают сильных партнеров слабым, они могут формировать пары с теми самцами, которые – просто так получается – защищают места их кормежки. Если вам близка тема землевладения, у вас наверняка создается впечатление, будто сильный самец “приобретает в собственность” территорию, которую он великодушно позволяет использовать самке. Вполне возможно, что и в своих мозгах самец эту территорию “присвоил”. Но самки-то, по их собственному мнению, просто питаются где хотят. Самцы могут бегать вокруг и поколачивать друг друга, в итоге крупные, мускулистые самцы смогут дольше находиться вблизи самок. Самкам нет никакого смысла следовать за мелкими и слабыми изгнанниками, так что они, скорее всего, будут спариваться с сильными самцами. Таким образом, самки пользуются мужской способностью защищать территорию от конкурентов как индикатором приспособленности. Иногда стратегии выбора партнера настолько эффективны, что почти и не напоминают активный селективный процесс. Пока самка не наткнется на черту самца, которая окажется лучшим индикатором приспособленности, чем способность защищать ресурсы, все может выглядеть так, будто самец автоматически получает право на спаривание при условии “владения” территорией. И тогда легко упустить самое главное: самки могут выбирать партнеров, способных защищать ресурсы, не ради доступа к пище, а ради получения хороших генов.

В современных обществах, построенных на рыночной экономике, люди во время ухаживаний придают большое значение индикаторам благосостояния. Это может быть вполне рационально, учитывая, как много товаров и услуг покупается за деньги и насколько деньги могут улучшить качество жизни. Как утверждал Торстейн Веблен еще 100 лет назад, современная культура в основе своей представляет систему показного потребления, в которой люди демонстрируют свое богатство, растрачивая его на предметы роскоши. На индикаторы благосостояния, как и на индикаторы приспособленности, действует принцип гандикапа, однако из-за этого их легко перепутать. Дэвид Басс собрал множество свидетельств того, что женщины в разных культурах предпочитают энергичных мужчин с высокими доходами и социальным статусом, большими амбициями и развитым интеллектом. Это противоречит взглядам части культурных антропологов, согласно которым брачные предпочтения людей в разных культурах непредсказуемо различаются. Басс интерпретировал свои данные как доказательство того, что женщины в ходе эволюции приспособились выбирать хороших добытчиков, способных содержать семью, приобретая и защищая ресурсы. Я безмерно уважаю эти данные, но не согласен с их интерпретацией.

Те черты, которые нравятся женщинам в мужчинах, несомненно, коррелируют со способностью обеспечивать материальные блага, однако также они коррелируют и с наследуемой приспособленностью. Если одни и те же признаки могут отражать одновременно и приспособленность, и благосостояние, это просто прекрасно. Проблема возникает, если пытаться проецировать идею индикаторов благосостояния на эпоху плейстоцена, когда не существовало денег, статус не подразумевал достатка и первобытные человеческие группы не оставались на одном месте так долго, чтобы накопить много ресурсов, а потом их защищать. Возможно, наши праматери предпочитали умных и энергичных мужчин из-за того, что те могли эффективнее охотиться и приносить детям больше мяса. Но все же я предполагаю, что куда более важным фактором было то, что дети таких мужчин, как правило, тоже были умными и энергичными и имели высокие шансы выжить и размножиться вне зависимости от того, оставался ли с ними отец. Иными словами, я думаю, что эволюционная психология при объяснении женских брачных предпочтений неоправданно большое значение придает ресурсам, которыми владеют мужчины, вместо того чтобы уделять внимание их приспособленности.





Возраст и фертильность




Помимо наследуемой приспособленности наиболее важное качество, которое могут отражать индикаторы, – это возраст. Очевидно, что возраст не наследуется: сорокалетняя женщина рожает девятимесячный плод, и то же самое получается у двадцатилетней. Тем не менее возраст очень сильно влияет на фертильность, особенно у женщин. Неполовозрелые девочки бесплодны. Девушки-подростки значительно менее фертильны, чем двадцатилетние женщины. Женская фертильность постепенно снижается после 30 лет, а после 40 резко падает. Женщины, у которых наступила менопауза, снова бесплодны. Изменение женской фертильности во времени – одна из данностей нашей жизни, и к ней адаптировались мужские системы выбора партнера. Молодость – очень важный признак фертильности.

Среди самцов гоминид наверняка были любители увлекательных отношений с мудрыми и состоявшимися шестидесятилетними самками. Однако если бы самцы поступали так и только так, у них не осталось бы потомков, которые унаследовали бы это предпочтение. Любой механизм выбора партнера, обеспечивающий предпочтение бесплодных особей фертильным, исчез бы за одно поколение. Так как с возрастом производство спермы у мужчин снижается медленнее, чем угасает репродуктивная функция у женщин, женщинам не нужно было уделять много внимания возрасту партнера как показателю его репродуктивного потенциала. Эта аргументация, предложенная Доном Саймонсом, Дэвидом Бассом и другими эволюционными психологами, объясняет универсальное кросс-культурное явление: мужчины обращают на возраст партнера больше внимания, чем женщины; мужчины обычно предпочитают партнеров моложе себя, а женщины – старше.

Однако самцы гоминид, вероятно, были не столь одержимы юностью партнерш, как мужчины земледельческих, скотоводческих и современных обществ. В большинстве культур, зафиксированных в письменной истории человечества, мужчины находились под социальным, правовым, экономическим и религиозным давлением, заставлявшим оставаться в моногамном браке всю жизнь. Чем моложе была невеста, тем больше детей могли завести супруги. Поэтому молодость была невероятно ценным призом, и мужчины соревновались за первенство в предъявлении прав на молодых женщин.