Сохраняя веру

– Вас прислал Мец! Но ему следовало бы знать, что я не расположен делиться сведениями.

Лейси подходит на шаг ближе:

– Я же не предлагаю вам роль статиста в каком-нибудь телешоу! Речь о правосудии…

– Спасибо, Лоис Лейн. Я пас. Если я и озвучу какую-то информацию о Вере Уайт, это произойдет на моих условиях и тогда, когда я посчитаю нужным.

– Но сейчас ваши слова будут иметь гораздо больший вес, нежели в суде.

– Точнее говоря, Мец ничего не смог нарыть сам и хочет получить от меня доказательства того, что все эти чудеса – ерунда?

– Так у вас есть доказательства? – спрашивает Лейси взволнованным шепотом.

– Что бы, по-вашему, я здесь делал, если бы их не было? – После довольно долгой паузы Иэн достает из кармана карточку и пишет на ней номер телефона. – Передайте Мецу, что я, может быть, соглашусь с ним поговорить.





Вскоре после ухода Лейси Родригес появляется Джеймс Уилтон.

– Мы ведь сейчас не снимаем по какой-то веской причине, – неторопливо произносит он. – Да?

Как и все вокруг, продюсер смотрит на крыльцо, где Вера стоит со своей мамой и с какой-то незнакомой Иэну женщиной. Иэн начинает потеть. Джеймс, разумеется, потребует, чтобы он продолжал журналистское расследование истории Веры Уайт, невзирая ни на какие личные чувства. Да он, честно говоря, и сам не готов пожертвовать карьерой и репутацией. Поворачиваясь к Джеймсу, Иэн улыбается:

– Конечно, у нас есть причина. Мы ждем… Вот чего мы ждем!

Незнакомая женщина садится в машину, а Мэрайя с Верой сходят по ступеням на лужайку.

– Тони! Готов? – кричит Иэн, пугая оператора, которому, естественно, не хватит духу сказать, что до сих пор ему никто никаких распоряжений не давал.

Взяв камеру на плечо, он пробирается следом за своим шефом через толпу и, кивая, выслушивает указания. Иэн еще раз оглядывается, чтобы убедиться, что продюсер смотрит, и, к шумному удивлению всех собравшихся, перемахивает через поставленный полицией барьер. Идя прямо к Мэрайе и Вере, он затылком чувствует, что полицейские уже расталкивают толпу, спеша его остановить. Он слышит возгласы своих коллег, восхваляющих его профессиональную отвагу и подумывающих о том, чтобы последовать его примеру. Но к ним Иэн не оборачивается: он смотрит только на Мэрайю, которая стоит у качелей, глядя то на него, то на толпу.

– Что ты делаешь?

Иэн хватает ее за руку, зная, что со стороны это будет выглядеть так, будто она хочет убежать, а он не пускает. Наслаждаясь прикосновением к ней и вдыхая запах ее мыла, он тихо говорит:

– Они все смотрят. Делай вид, будто прогоняешь меня.

Полицейский, совсем еще молодой парень, останавливается в нескольких футах от них:

– Миз Уайт, вы желаете, чтобы я арестовал этого человека за вторжение?

– Нет, – отвечает она неуверенно, а потом добавляет громче и тверже: – Я просто попросила мистера Флетчера покинуть мою территорию и не беспокоить ни меня, ни мою дочь.

Полицейский хватает Иэна за плечо:

– Вы слышали, что она сказала.

Иэн бросает на Мэрайю обжигающий взгляд и произносит слова, которые для нее означают одно, а для телекамер – другое:

– Это еще не все. Далеко не все.

Подушечкой большого пальца он незаметно гладит ее мягкую кожу. Мэрайя вздрагивает от чувства, которое многочисленные репортеры назовут праведным гневом.





Телефонный звонок будит меня от глубокого сна. Я беру трубку и еле слышно произношу имя Иэна.

– Конечно это я! – Он делает вид, что возмущен. – Много ли у тебя еще мужчин, которые звонят среди ночи?

– Сотни, – отвечаю я и улыбаюсь, обхватывая себя за плечи. – Тысячи.

– Серьезно? Я заставляю тебя забыть об этой гонке.

– О какой гонке? – шепчу я, уже не совсем шутя.

Чувствуя присутствие Иэна, я не думаю ни о чем другом: ни о журналистах, осаждающих дом, ни о битве с бывшим мужем, ни даже о дочке. Колина я любила за то, что он удерживал меня, как якорь. А Иэн – он, наоборот, выводит меня на волю, как Кензи ван дер Ховен вывела Веру. Кровь начинает быстрее двигаться по моим жилам, делая меня беспокойной.

– Я уже стара для этого чувства.


– Для какого?

Я закрываю глаза:

– Как будто вот-вот выпрыгну из собственной кожи.

Несколько секунд Иэн молча дышит в трубку. Когда он снова начинает говорить, его голос звучит громче и напряженнее:

– Мэрайя, по поводу сегодняшнего…

– Да? Что это было?

– Мой продюсер. Он ждет от меня каких-то движений. Хочет видеть, что я по-прежнему занимаюсь Верой.

– А ты занимаешься? – спрашиваю я холодно.

– Я занимаюсь тобой, – отвечает Иэн. – Сегодня, когда перепрыгивал через ограждение, я думал о том, что смогу к тебе прикоснуться.

Я поворачиваюсь на бок, надеясь увидеть свет в его доме на колесах, и, тихо плача, едва не скатываюсь с кровати. Трубка падает из моих рук. Подобрав ее, я говорю:

– Извини. Я тебя потеряла.

– Ты никогда меня не потеряешь, – заявляет Иэн, и я, не чувствуя в себе сил обороняться, верю ему.



Глава 12

Долго молчал Я, терпел, удерживался; теперь буду кричать, как рождающая, буду разрушать и поглощать все…

Ис. 42: 14



8 ноября 1999 года

Джессика Уайт сдвигает светло-зеленую стеклянную вазу чуть вправо, отчего бутоны бледно-лиловых тюльпанов покачиваются. Колин Уайт, сидящий на диване рядом с ней, непринужденно откидывается на подушки различных оттенков фиолетового цвета. Я как будто попала на страницу каталога, думает Кензи, и не могу выбраться.

– Миз ван дер Ховен, принести вам еще минеральной воды? – спрашивает Джессика.

– Нет, спасибо. И зовите меня Кензи. – Она улыбается. – Я слышала, вы ждете малыша?

Это только ее воображение или Колин действительно слегка отстраняется от жены? Джессика гладит себя по животу:

– В мае.

– Мы надеемся, что, когда он родится, его старшая сестренка уже будет жить с нами, – добавляет Колин.

И Кензи точно знает, что он пытается до нее донести.

– Хм… Мистер Уайт, может быть, вы объясните, почему у вас вдруг возникло желание получить полную опеку над Верой?

– Я хотел этого всегда, – спокойно отвечает он. – Просто я посчитал, что сначала нужно встать на ноги. Да и Вере дать время – не вырывать ее из дому сразу после развода, который стал для нее шоком.

– То есть вы заботились о ее интересах?

Колин обворожительно улыбается. Этот человек, думает Кензи, может продавать песок в пустыне. Он может очаровать кого угодно.

– Ну конечно! – Он подается вперед и, выпустив пальцы жены, соединяет руки. – Послушайте, ситуация неприятная, и строить из себя святого я не собираюсь. В тот день я не ожидал, что Мэрайя и Вера нас застанут. Знаю, это не оправдание. Но и вы поймите: у нас не просто… какой-то там флирт. Я люблю Джессику. Я женился на ней. Какие бы проблемы ни возникали у меня с Мэрайей, Веры они не касались. Я ее отец и всегда им буду. Поэтому хочу дать ей такой дом, какого она заслуживает.

Кензи постукивает карандашом по блокноту:

– А чем плох тот дом, в котором она живет сейчас?

В первую секунду Колин, похоже, растерялся, но потом отвечает:

– Ну вы же там были! Разве это нормально, что на девочку, как только она открывает дверь, набрасывается целый журналистский корпус? Господи, разве нормально, что она думает, будто разговаривает с Богом?

– Насколько я понимаю, ваша бывшая жена предприняла попытку оградить дочь от внимания прессы.

– Это она вам так сказала? – У Колина заходили желваки на скулах. – Она сделала попытку уйти от судебной системы. На следующий же день после того, как я сказал ей, что заберу у нее опеку над Верой, она исчезла.

Эти слова заставляют Кензи выпрямиться.

– Она знала, что получит повестку в суд?