Сохраняя веру
Часть 85 из 95 Информация о книге
– Сделал рентген кистей рук. – Каков был результат? – Я не обнаружил никаких признаков травмы: ни разрыва тканей, ни повреждения костей. Сквозные отверстия постоянно медленно кровоточили, но совершенно не были похожи на проколы. – Сталкивались ли вы с чем-нибудь подобным прежде? – Никогда. Я был в полном замешательстве. Я консультировался с коллегами: педиатрами, ортопедами, хирургами… Одну за другой мы отмели все возможные медицинские причины кровотечения. В итоге я просто оказал девочке необходимую помощь и отправил ее домой, а сам стал изучать медицинские журналы. – И что же в них говорилось? – Что, как многим известно, подобные случаи неоднократно наблюдались в прошлом. В далеком прошлом. Я и сам был склонен относиться к таким утверждениям с осторожностью, но, по всей видимости, у католических святых действительно были стигматы – кровоточащие раны на ладонях, ступнях и/или боках. Медицински необъяснимые, но удостоверенные. – Когда был зафиксирован последний случай? – спрашивает Джоан. – Протестую! Этот вопрос вне компетенции доктора Блумберга. – Протест отклоняется, – говорит судья. – Так когда же, доктор? – Был некий падре Пио, умерший в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году. Но самый известный стигматик – это, пожалуй, Франциск Ассизский. Он жил в конце двенадцатого – начале тринадцатого века. Пишут, что стигматы – вполне реальные и очень болезненные раны. – Каковы основные признаки стигматов? – Их невозможно вылечить обычными средствами, используемыми для остановки кровотечения и повышения свертываемости. Кровь может сочиться несколько месяцев или даже несколько лет подряд, но нагноения, как при обыкновенных долго не заживающих ранах, не происходит. – У Веры вы наблюдали такую картину? – Очень похожую. – Вы официально поставили Вере диагноз «стигматы»? – Нет, – кривится Блумберг. – Мой скепсис мне этого не позволил. Я написал, что, взвесив все симптомы, не исключаю такой вероятности. Честно говоря, этот диагноз меня до сих пор смущает. – В каком медицинском состоянии Вера была в прошлые выходные? – В тяжелом. Отказали почки, дважды останавливалось сердце, бок и руки снова начали кровоточить. Девочка впала в кому, и, как медик, я не рассчитывал на то, что она очнется. – В каком состоянии Вера находится сейчас? – В удивительно хорошем, – улыбается Блумберг. – Детские организмы часто быстро восстанавливаются, но такое стремительное выздоровление – это и в самом деле поразительно. Все системы органов функционируют на сто процентов или приближаются к этому. – Вероятно ли, доктор, что сбои в работе Вериных почек и сердца были кем-то спровоцированы искусственно? – Нет. В отделении интенсивной терапии рядом с больной постоянно находился кто-нибудь из медицинского персонала. И в ее крови не было обнаружено никаких препаратов, которые способны, к примеру, вызывать остановку сердца. – Мог ли кто-нибудь поранить руки и бок Веры? – Как я уже сказал, – качает головой доктор, – признаки травмы отсутствуют. Раны на Вериных ладонях – по сути, даже не раны, а маленькие тоннели, проходящие сквозь кожу, кости и сухожилия. – Он показывает кисть руки. – Здесь, миз Стэндиш, больше костей, чем в любой другой части человеческого тела. Вы обязательно травмируете их, если воткнете сюда какой-либо предмет. А у Веры ткани, как ни странно, не повреждены. Но кровь сочится. – Доктор, закон обязывает вас докладывать соответствующим органам о случаях жестокого обращения с детьми? – Да, любой врач должен это делать. – Полгода назад, когда к вам впервые привезли Веру Уайт, вы обратились в полицию? – Нет. – А в прошлый четверг? – Нет. – Почему? – Потому что для этого не было никаких оснований. – Спасибо, – говорит Джоан. – У меня вопросов больше нет. – Доктор Блумберг, как часто вам приходится сталкиваться со стигматами? – спрашивает Мец. – Этот случай первый, – улыбается врач. – И тем не менее вы чувствуете себя вправе высказываться по данному вопросу как эксперт? Или, поскольку вы не смогли поставить Вере окончательный диагноз, ваше мнение – это все-таки лишь гипотеза? – Некоторые гипотетически возможные варианты, мистер Мец, я смог вполне уверенно исключить. Прямая и непрямая травма конечностей отпала сразу. Затем я проверил, не кожная ли это секреция, не выделяют ли какое-нибудь вещество нервы, прилегающие к коже. Но нет, лабораторно доказано, что это именно кровь. Диагноз «стигматы» оказался наиболее близок к той клинической картине, которую я наблюдал. – Вы можете со стопроцентной уверенностью сказать, что это стигматы? – Разумеется, нет. Чтобы делать такие заявления, нужно быть не врачом, а, наверное, папой римским. Со стопроцентной уверенностью я могу сказать только одно: у Веры Уайт идет кровь. И медицинского объяснения этому явлению нет. – Может быть, есть психологическое? Блумберг пожимает плечами: – В журналах, которые я читал, описываются попытки вызвать появление стигматов под гипнозом. В нескольких очень редких случаях у пациентов выступило нечто вроде окрашенного пота. Но это была не кровь. Психиатры не получили научного доказательства того, что стигматы могут быть спровоцированы человеческим воображением. – Возможно, раны были получены во время эпизода лунатизма? – Вряд ли. Как я уже говорил, признаки повреждения тканей отсутствуют. – Можете ли вы дать твердое заключение, что раны Веры не являются следствием ее собственных действий или действий другого лица? – Об этом ничто не свидетельствует, – осторожно говорит Блумберг. – Окончательный диагноз я поставить не могу, но мне ясно, что это не случай жестокого обращения с ребенком. Миссис Уайт не отходила от дочери, очень хотела услышать от меня благоприятный прогноз и пришла в сильное замешательство, когда я гипотетически заговорил о стигматах. – А вы видели случаи жестокого обращения с детьми, доктор Блумберг? – К сожалению, да. – В каком-нибудь из этих случаев родитель причинял ребенку боль у вас на глазах? – Нет. – В каком-нибудь из этих случаев родитель казался обеспокоенным прогнозом? – Да, – признается доктор. – В каком-нибудь из этих случаев родитель, травмировавший ребенка, привез его в больницу сам? Блумберг прокашливается. – Да. Мец поворачивается: – У меня все. – Кензи? – шепчет Вера, дергая ту за рукав. – Мне нужно в туалет. – Сейчас? – Ага. Прямо сейчас. Кензи берет девочку за руку и, извиняясь перед сидящими людьми, которых приходится побеспокоить, выводит ее из зала. В дамской комнате, когда Вера выходит из кабинки и моет руки, Кензи гладит ее по голове: – Ну, как дела? – Там очень скучно, – хнычет Вера. – Может, колы выпьем? – Мы должны быть в зале. Это важно. Заседание скоро закончится. – Но мы только попьем, и все! Пять минуточек?! Кензи потирает затекшую спину: – Ну ладно. Пять минуточек можно. И она ведет Веру к автоматам, которые стоят в вестибюле. Кругом снуют люди: свидетели ждут минуты своей славы, адвокаты разговаривают по мобильным телефонам, рабочие укладывают на пол резиновые коврики. Кензи бросает в прорезь семьдесят пять центов и разрешает Вере нажать на кнопку. – Ммм… Хорошо! – говорит девочка, сделав глоток из банки. Чтобы размять ноги после долгого сидения, она начинает кружиться, но, бросив взгляд на стеклянную дверь, резко останавливается: на ступенях и на засыпанном снегом газоне собралась огромная толпа. Кто-то держит плакаты с Вериным изображением, кто-то помахивает четками. Как только люди замечают Веру, поднимается мощная волна шума. До сих пор девочка не видела всего этого: Кензи провела ее в здание через заднюю дверь.