Созвездие хаоса
Часть 46 из 68 Информация о книге
Он не чувствовал усталости. Вокруг него и внутри него царила странная спокойная пустота – серого цвета. Почти такая же, какая пришла и завладела им в тот самый миг, когда перестало биться сердце его матери. И она испустила дух на его руках. Он посмотрел на фотографию матери, стоящую на его рабочем столе. Академик Ираида Ларионова была серьезна. Сердечный приступ случился с ней в оранжевом корпусе. Дмитрий Ларионов с тех пор не любил бывать в оранжевом отсеке. Обходился синим корпусом, насколько это было возможно. Он остановил программу. Выключил оборудование. Закрыл свой ноутбук. Оглядел свои владения. Он не представлял себе, как это он будет являться сюда в будущем на три часа и ничего не делать. Зарплата была ему не нужна – он ведь был, в отличие от своих коллег, богат и обеспечен по жизни. Он еще раз оглядел оборудование, припоминая его стоимость. Затем заглянул в свой айфон, нашел фотографию гостиничного комплекса в Дубне, ранее принадлежавшего его родителям, построенного отцом, а теперь ставшего его собственностью. В обеденный перерыв он покинул базу и поехал в центр города. Зашел в принадлежащий ему отель «Радужный мост», что так поразил Катю необычностью и яркостью архитектуры. Он пил кофе в кафе при отеле, ел ванильные сырники и читал сообщения от Василисы. Он не знал, как сообщить ей, что, в общем-то, он с этого момента фактически безработный. В какой-то момент он даже засмеялся абсурдности ситуации, вспомнив, во сколько отцу обошлось строительство и обустройство SPA при гостиничном комплексе в Дубне. Ему пришел на днях отчет менеджмента о том, что SPA, как и ресторан, целиком сняли господа из Ханты-Мансийска, отмечавшие какой-то газовый юбилей. Они хотели непременно отметить торжество поближе к Завидову, потому что близко к Ново-Огареву их не пускали. Он сидел и вспоминал. Некоторые вещи он вообще предпочел бы забыть, но в данной ситуации это представлялось уже невозможным. Сев в машину, он уверил себя, что возвращается домой, к жене. Но через какое-то время обнаружил себя на светофоре на знакомом с детства перекрестке. Он встал на красный и не трогался с места, а сзади никто ему не сигналил, лишь велосипедисты ехали мимо. Улица Роз лежала перед ним как на ладони. Именно здесь можно было получить ответы на некоторые вопросы, что не давали ему сейчас покоя. Он остановился у дома Чеглакова и позвонил в дверь. Ему открыл сам хозяин дома. Дмитрий Ларионов не удивился, увидев его, – вспомнил, как порой жалел, что тот, кого он знал с самого детства, тот, кто был вхож в его семью и так хорошо знал его мать, теперь тоже не у дел. – Что случилось? – спокойно спросил Константин Чеглаков. Дмитрий Ларионов уставился на его разбитое лицо. Новый шрам будет, как и тот, прежний… – Что с тобой? – повторил свой вопрос Чеглаков все так же спокойно и терпеливо. Порой это его космическое олимпийское спокойствие выводило Дмитрия Ларионова из себя. Человек не может быть так спокоен. Это маска. Это всего лишь притворство. Фальшь. – Надо поговорить, – ответил Дмитрий Ларионов. Глава 34 Ненависть Катя еще никак не могла осмыслить сказанное криминалистом по поводу результата экспертизы клея, а Мухина уже бежала к дежурной машине. Когда она услышала адрес, который прокричал дежурный, ее лицо перекосилось. – Так я и знала! – шептала она на бегу. – Так я и знала – что-то будет… Но мы не могли… я не могла раньше… я же не могу разорваться! Катя еле поспевала за ней. Она поняла лишь то, что снова что-то случилось. Но что? Еще один труп на остановке? Еще одно непонятное убийство? Кража? Грабеж? Адрес, сообщенный дежурным, ей вообще ничего не говорил. Они ехали по воскресному городу, ожившему и в одночасье снова насторожившемуся из-за звука полицейской сирены. Катя ощущала внутри себя все тот же знакомый леденящий холод и одновременно жар. Ей казалось, что они… Улица Роз осталась позади. И Катя перевела дух. Почти сразу они свернули, запетляли среди улиц, уходящих к набережной, и очутились в районе кирпичных многоэтажек. Подъехали к «башне» в двенадцать этажей. Во дворе уже стояла патрульная машина и «Скорая помощь». У подъезда собрались любопытные жильцы. – Она с балкона орала! – А что там случилось? – Это на седьмом этаже. – Там убили кого-то?! Все это Катя слышала, пока они шли с Мухиной к подъезду. Их встретил мужчина в полицейской форме в летах – участковый. – Базар, Алла Викторовна. – Что? – Она и ее мать. – Она что-то сделала с матерью?! Участковый смотрел как-то странно. – Соседи услышали крики с лоджии. Сейчас всякая ворона куста боится. Сразу позвонили в полицию. Я прибежал из опорного, – он широко распахнул перед Мухиной дверь подъезда (знал код домофона). – Я тоже сначала подумал… она ведь у нас на особом счету… – Что Ласкина сотворила с матерью?! Катя на миг застыла на месте. Анна Ласкина… Это она здесь живет, в этом доме… та, которая имела зуб на первую жертву и входила в косвенный контакт со всеми остальными жертвами… – Это ее мать… – ответил участковый. – Ох, ну и дела… Там врачи «Скорой» у них… Сейчас сами все увидите. Они поднялись на лифте на седьмой этаж. Дверь одной из квартир была открыта. Из глубины доносились громкие голоса. Кто-то что-то бубнил. Кто-то стонал. А потом раздался женский визг. Катя вцепилась рукой в дверной косяк. Ей не хотелось переступать порог этой просторной квартиры, со вкусом обставленной новой дорогой итальянской мебелью. В коридоре их встретил оперативник. Катя поймала себя на том, что лихорадочно оглядывается, ища лужу крови на паркете. Но крови не было. А женщина истошно визжала в спальне. – Ну все, все… я сделал укол обезболивающего… Сейчас станет легче… и поедем в стационар… надо все обработать там… Катя увидела белое, как восковая маска, лицо Анны Ласкиной. Вокруг нее суетились врач и санитар «Скорой». Она сидела на краю двуспальной кровати. Ее махровый халат распахнулся, была видна шелковая комбинация. Ноги она как-то неестественно согнула и все норовила завалиться на бок, на кровать, но санитар бережно ее удерживал. Ласкина открыла рот и снова завизжала от нестерпимой боли. Комната рядом со спальней была обставлена старыми вещами, и отсюда в нос шибал густой и терпкий запах мочи. У окна на стуле Катя увидела согнутую старуху в байковом халате. Она обнимала себя руками за плечи, раскачивалась и что-то бормотала, бормотала… На кухне – стол, накрытый к завтраку, разоренный. На полу валяется электрический чайник с отскочившей крышкой. И целая лужа воды на полу. Не крови. – Они завтракали, – сказал участковый. – Больше, кроме них, в квартире никого не было. Соседи за стеной услышали шум ссоры. Потом дико закричала женщина. Это Ласкина. Мать обварила ей ноги кипятком из чайника… Потом выбежала на лоджию и стала кричать, что ее дочь – сука и колдовка. В голове просто не укладывается. Я ведь думал, что это она – Ласкина – мать того… Ну, она же на особом счету у нас сейчас в связи с нашим делом… А это не она. Это мать ее вот так приложила. Там у нее с ног вся кожа от кипятка слезла. Санитар подхватил визжавшую от боли Анну Ласкину под мышки. Она уцепилась рукой за его шею. Врач поддерживал ее с другой стороны. Казалось, она ничего не соображала – находилась в глубоком шоке от боли. Алла Мухина хотела что-то спросить у врача, но он лишь замахал на нее свободной рукой – потом, потом, не сейчас. Они с санитаром поволокли Ласкину к выходу. В разоренную хаосом квартиру с лестничной клетки заглядывали соседи. – Оставьте сотрудника для охраны, – распорядилась Мухина. – Никого сюда из посторонних не пускать. – Я думал – убийство, – честно признался участковый. – А это бытовой травматизм, бытовое насилие. – Я поговорю с ее матерью. – Алла Мухина направилась в комнату, где сидела старуха. – Вряд ли вы добьетесь от нее толка, – участковый покачал головой. Когда они с Катей вошли в комнату, старуха никак на них не отреагировала. Полы ее цветастого байкового халата, пропитавшиеся мочой, свисали по бокам стула, словно крылья дряхлого облезлого попугая. – Вашу дочь повезли в больницу, – сказала Мухина, останавливаясь прямо напротив старухи. – Зачем вы это сделали?