Стая воронов
Часть 28 из 54 Информация о книге
– Все просто, – сказала она. – Предложи ему то же, что мэнскому ублюдку Бродиру и оркнейскому ярлу Сигурду, – дублинская ведьма сошла по ступеням с балкона. Чувствуя на себе мужские взгляды – даже собственного сына – она неторопливо обошла стол и встала напротив Бьярки. – Предложи ему золото, земли и руку Кормлады. – Ты слишком большого мнения о своих прелестях, сестрица, – сказал Маэл Морда, презрительно скривив губы. И хотя взгляд Кормлады на миг стал острым, точно нож, и разил, точно бич, она одарила короля Лейнстера очаровательной улыбкой. – Я знаю мужчин, дорогой братец. Бьярки коротко рассмеялся. – А Малахия знает тебя. Один раз он уже от тебя отказался – если мы предложим ему тебя в награду, он поймет, что мы что-то задумали. – Может, и нет, – сказал Ситрик, покосившись на мать. – Малахия стар и оплакивает дни ушедшей славы. Думаю, он может посчитать этот союз способом вернуть былое. Кормлада с одобрением сжала плечо сына. Бьярки перевел взгляд с Ситрика на нее. – Посылайте разведчиков, – произнес он, поколебавшись несколько секунд. – Выясните, правда ли это и убедит ли короля Мита поднесенное в дар потертое седло если не присягнуть тебе, то остаться в стороне. Оставьте нас, – так Бьярки Полудан, человек без титула и королевской крови в жилах, человек из неизвестного гаэлам клана – тот, кого они немедленно убили бы, узнай они об истинном его происхождении, – отпустил двух королей, словно каких-то чумазых крестьян. Пока ее брат и сын шли к выходу, Кормлада стояла спокойно; но как только они остались наедине, она вскинулась, замахнулась и с силой опустила изящную ладонь на заросшую щеку Бьярки. – Потертое седло? – прошипела она, раздувая ноздри. – Так вот что ты обо мне думаешь? Бьярки снес этот удар – боль лишь добавила его кривой ухмылке жестокости. Он тихо фыркнул. – Я думаю, ведьма, что тебя седлают чаще, чем любимого жеребца Одина. – Ублюдок! – на этот раз Кормлада ударила его сильнее. В глазах Полудана сверкнули искры, словно высеченные ударом кремня о сталь, раскаленные и убийственные, отчего взгляд его напомнил волчий. – Ты не жаловался, когда седлал меня сам! – И я также не жалуюсь, когда надеваю на ногу разношенный и хорошо смазанный сапог, – повторил он. – Ты… Его прервал невразумительный вопль Кормлады. Она отступила, собираясь дать ему и третью пощечину: согнула пальцы, точно хищная птица – когти, готовые рвать плоть с костей и выцарапывать глаза. Но Бьярки быстро погасил эту вспышку – вытянул ладонь и сжал ее бледное горло черными ногтями. Кормлада невольно задохнулась и выпучила глаза. – Яйцами Одина клянусь, женщина! – злобно прошептал Бьярки. – Шипишь и плюешься, как мокрая кошка! Я шлюх грошовых знаю спокойнее тебя, – Полудан с пренебрежением оттолкнул ее от себя. Кормлада пошатнулась и тяжело оперлась на стол, раскидав деревянные фигурки тэнов. Она метнула в Бьярки недобрый взгляд, а он, отвернувшись, пошел к дублинскому трону, стоявшему на помосте под вороньими стягами дома Ивара – основавшей город скандинавской династии. С превосходством завоевателя Бьярки уселся на него и вытянул перед собой ноги. – Ты ночью покидала замок? Я слышал вопли эльфийских старух. Твоих рук дело? Кормлада с усилием обуздала гнев. – Нет. Mná sidhe вспугнул кто-то другой. Я послала Круаха… – Но ты покидала замок? Бродила духом по земле? Дублинская ведьма кивнула. До того как ее разбудил крик mná sidhe, ее призрачный образ улетел далеко за городские стены, за сотрясаемые бурей вершины Каррай Ду, в долину реки Барроу в самом сердце Лейнстера. – И? Она закрыла глаза, и вот уже перед ней нестройно марширует сквозь дождь длинная людская колонна: гаэлы в грубых мокрых туниках и рваных шерстяных плащах; у большинства никакого доспеха, хотя некоторые, курам на смех, нацепили снятые с убитых норманнов хауберки из вареной кожи или ржавых кольчужных звеньев. Но вместе с оружием: топориками, копьями и короткими мечами, – у них в руках и щиты, бронзовые или плетеные и обтянутые кожей. Поля щитов покрашены белым и зеленым, коричневым, кроваво-красным. Воины маршируют под позолоченными крестами и обвисшими знаменами: лазурными, с держащей меч рукой, или желтыми, с красным львом. Гаэльская армия разбивает под проливным дождем лагерь на берегу реки. Свою работу они выполняют машинально, без желания. Наступает ночь, а дождь все не стихает, мешает развести костры; гаэлы глотают холодную пищу, косясь на тени молний, словно на незваных гостей. Расставляют караулы. Огромная толпа с неохотой кутается в сырые плащи, погружается в полный кошмаров сон. И тогда она поет им, и на призыв ее шипящих слов откликаются ночные существа. Они выбираются из камней, деревьев, из самой реки. Маленькие уродливые твари, злобные, с цепкими взглядами; она приказывает им приниматься за работу, и злодеи крадутся от человека к человеку, нашептывая им слова ужаса, агонии и смерти. С упоением смакуя кровавые подробности, нашептывают они воинам, каково им будет видеть, как датский топор отсекает им руку, как железное острие норманнского копья протыкает их мужское естество. Они цепляются за каждый страх, сомнение и опасение, раздувают их еще больше. Шипят, что Господь оставил гаэлов, что гореть им в Аду за все их грехи. С хихиканьем нагоняют они на спящих образ Люцифера, разгуливающего между ними. Люди с криками просыпаются… – И? – спросил Бьярки. – Я видела авангард Бриана, – ответила Кормлада глухим далеким голосом. – Я сидела рядом с ними, подкармливала их отчаяние. К завтрашнему полудню они будут в низине Долкана, в десяти милях к западу от лагеря наших воинов. Их ведет старший сын Бриана, Черный Мурроу из Кинкоры. Он жесток, но даже он чувствует их отчаяние; он даст им день отдыха, а потом они двинутся к руинам церкви Святого Майнэнна в Килмейнеме. Второму сыну, Доннхаду, Бриан отрядил стариков и мальчишек – они едут грабить королевство моего брата. Кормлада открыла глаза. – Они пересекли реку Барроу и уже разбойничают в сердце Лейнстера. В Дублин прискакал гонец с вестью о нападениях на боевые отряды Лейнстера – фианна – которые служат моему дорогому братцу. Их верность уже сейчас ломка, как старый трут. Известие об этом нападении станет для них искрой. На рассвете они придут искать встречи с Маэл Мордой… и попытаются нарушить свои клятвы. – Это тебе твое колдовство подсказало? Кормлада улыбнулась, будто играющая с добычей кошка. – Оно… и мои шпионы среди его драгоценных фианна. При упоминании клановых фианна Бьярки Полудан с вызовом дернул подбородком. – Ну пусть попробуют. Неважно, чего хочет Маэл Морда, эта встреча закончится ничем, – сказал он. – Я слишком долго к этому шел, чтобы позволить неудаче или злому умыслу разрушить мои планы. Мы и так ходим по краю пропасти. Пешки стоят на нужных местах, а царственные марионетки пляшут под мою дудку. Одно неверное решение, один неловкий шаг, – Бьярки погладил подлокотники трона, – и все пойдет насмарку. Кормлада вновь взглянула на стол-карту, и ее улыбка угасла. Наморщив лоб, она подняла одну из упавших деревянных фигурок – тэна с копьем и щитом – и поставила его у самого Дублина. – Твой план легко разгадаю даже я – заставить Бриана ввязаться в осаду и раздавить его и его проклятых сородичей железными сапогами данов, но на что тебе это? Если ты хочешь усадить слабака Маэл Морду на верховный трон Эриу и править его руками, то к чему рисковать всем, разрешая ему сражаться? Ты понимаешь, что он намеревается сам вести лейнстерских воинов в грядущей битве? Бьярки поднялся и вновь подошел к столу. – Разумеется. На это я и рассчитываю, – ответил он. – Ты сам примешь корону Бриана и станешь править Эриу под собственными знаменами? – Я? Править кучкой пустоголовых гаэлов? – Бьярки расхохотался. – Что за глупая идея! Нет, я думаю, это ты станешь править любым корольком, которому повезет пережить эту бурю мечей и хватит наглости занять трон Бриана. Моя выгода в другом, – медленно, с необычайной осторожностью он взял тана, которого Кормлада поставила ровно, и перенес его на костяную вставку с рунами у Вейсафьорда, второго поставил у Ведрафьорда, а третьего у Хлимрекра. Кормлада своей рукой перенесла четвертого тэна на викингскую крепость Корка. – И Мэн, – продолжил Бьярки. – И Оркнеи. Когда их вожди погибнут, немного насилия и милость Всеотца надоумят их искать себе нового лидера, из своих. Меня. – У тебя будет власть над рабовладельческими рынками, – сказала она, кивнув, когда последняя деталь мозаики встала на место. – Золото и серебро из-за морей. Корабли и люди в подчинении. Королевство без королевства. – Империя. Она взяла пятого тэна и застыла, держа его над картой. Потом с тихим стуком дерева о кость поставила его на Дублин, сильнейшее и богатейшее северное королевство Эриу. Кормлада покосилась на горбатого гиганта Полудана. – А мой сын? – Верный союзник, разумеется, – ответил тот. – Но только если он выживет в битве против гаэлов, да? – Таковы правила игры, женщина. Мы кидаем кости и надеемся, что норны соткут нам славный путь. Слава или смерть – Ситрик Шелковая Борода знает эту игру не хуже меня. Дублинская ведьма слушала слова, но под этими звуками открывалась ей голая истина: не выживет никто из датских и гаэльских вождей. Даже ее сын. Не потому, что этого хочет Бьярки Полудан. Они пойдут в бой, истекут кровью и умрут где-то за дублинскими стенами, пока этот стервятник, жаждущий поживиться жертвами бойни, останется в стороне. – Союзник? – повторила она. – Самый верный, – заверил ее Бьярки, источая лживую искренность, как соты – мед. – Теперь ясно? Понимаешь мою высшую цель? – В полной мере. Какое-то время они смеряли друг друга долгими оценивающими взглядами, а после Полудан кивнул. – Хорошо, – он гордой поступью направился мимо нее к двери. – Найди меня, когда поймешь, из-за чего всполошились эльфийские старухи. Шаги Бьярки стихали. В глазах Кормлады зажегся холодный черный огонь. Она злобно посмотрела поверх стола ему в спину, а потом перевела взгляд на кучку деревянных тэнов – таких же пешек, как она, готовых прыгнуть в могилу под дудку Полудана. И все, кроме одной, знали, чего он на самом деле хочет. «Десять лет я поддерживала его в его планах, – размышляла Кормлада, пытаясь подавить гнев. – Я бы пожертвовала скудоумным братом – и даже сыном, – если бы это принесло мир и единство расколотой Эриу». Но тогда откуда эта ярость? Все его надменность. Тщеславие. Ее съедало изнутри, что какой-то неверный полукровка знал таинства забытого мира и играл ими, как бард на струнах лютни. Я дублинская ведьма! Я не стану пешкой ни для одного мужчины! Он сказал: «Думаю, ты станешь править». Только одна эта мысль и остудила ее гнев. Ты станешь править. Кормлада инген Мурхада, дитя Туат, дочь, жена, сестра и мать королей. Может, Бьярки Полудан и был прав, хоть и думал сам управлять ею, будто марионеткой. Возможно, и вправду пришло время разрозненным королевствам Эриу собраться под мягкой рукой единственной королевы. Глава 3 Гримнир нес Этайн прочь с длинного скалистого побережья, вглубь страны, пробирался по углублению размытого уступа, где серый песок мешался с зеленым дерном. Землю все еще сотрясали удары грома, с каждым шагом небо пронзали молнии, но Гримнир размашистым шагом преодолел напитавшуюся дождем пустошь и укрылся от бури под навесом густой дубовой рощи. – Отп-пусти, – пробормотала Этайн. – Пос… поставь меня на землю, – Гримнир чувствовал, как ее трясет от холода, тонкая мокрая одежда не спасала ее. Но хоть она и стучала звонко зубами, она все равно добавила: – От-тсюда я п-пойду сама. – Да неужели? – Гримнир опустил ее, прислонив спиной к толстому стволу. На миг она застыла, а потом сползла вниз и прижала колени к груди. Над головой трещали от пронзительного ветра деревья. Гримнир присел на корточки. Взяв Этайн за подбородок двумя пальцами, он заставил ее поднять голову. В жесте не было нежности, но когда он увидел ее изможденное, измученное лицо, в его взгляде мелькнула малая толика заботы. Этайн отмахнулась от его руки. Неодобрительно цокнув языком, Гримнир опять поднялся. – Надо было оставить тебя в той клятой хижине на английском берегу, – сказал он. – Так и знал, что ты повиснешь камнем у меня на шее! – Я ск-казала, что могу идти! – Пф! – Он понимал, что ей необходимо убежище. А еще отдых, еда и одежда крепче этих обносков. – Да тебе чертова нянька нужна! Раздувая ноздри, он потянул носом воздух и учуял за сыростью дождя, листвы и жирной глины еле заметный запах древесного дыма. Огонь. А где костер, там, скорее всего, найдется и убежище для Этайн. Сам он ни в чем не нуждался. Этот остров словно насквозь пропитался силой. Гримнир понял это, едва почувствовав под ногами его твердую землю – когда принялись встревоженно вопить ночные ведьмы, обитающие на болотах и топях. Этот остров был священным местом. При Маг Туиред ее благословил своей кровью сам предок Гримнира Балегир, когда пал в битве с ненавистными vestálfar, западными эльфами, которых эти жалкие гаэлы звали Туат. И даже пришедшие с востока христоверы со своими песнопениями и святой водой не смогли очистить остров от языческой скверны. Гримнир чувствовал, как самая суть его народа пробирает его до костей – даже больше, чем в самых укромных уголках Дании. Она проникала в жилы и мускулы, помогала стряхнуть боль и усталость, обостряла его чувства и заставляла мыслить быстрее; она кнутом выбивала из него даже тень вялости – отупляющее оцепенение, губительное для его народа; его черная кровь пела в предвкушении темных дел и бойни. – Вставай, маленькая тупица! Вставай! Не время мешкать!