Стая воронов
Часть 39 из 54 Информация о книге
– Что ты там несешь? – Не ты, крысеныш. – Почему? Гифр берет в руки следующую стрелу; поднимает точильный камень, плюет на него и проводит им по широкому наконечнику. – Настронд для бойцов, а не для таких, как ты, тупоголовых болотных скрелингов, которых прикончила щепотка эльфийской магии. Тупой ты как пень. Ты позабыл все, чему я тебя учил? Похоронный плач йотунов, кузнечное мастерство двергар… они реальны, и силы они черпают в древе и камне, крови и кости; чары эльфар? Nár! Их сила в слабых духом. Если ты помрешь в их жалкой западне, то лишь оттого, что недостаточно старался из нее выбраться! – Ха! Да что ты можешь знать? Я еще жив, жалкий ты старый мерзавец! – Докажи, – откликается Гифр. Хотел бы Гримнир поспорить, но бедро взрывается болью, и он лишь разъяренно шипит. На землю падают первые хлопья снега, небо затягивает тьмой – грядет снежная буря. В сердце костра звучит, отдаваясь эхом, новый голос: – Твои люди умерли на этой земле. Она впитала их кровь; в ней гниют их кости. Ветер говорит их голосами. Они приказывают тебе восстать. Восстань и отомсти за них, сын Балегира. Гримнир очнулся. Он не вздрогнул от внезапного пробуждения; скорее, просто пришел в себя – его сны рассеялись, и грудь сдавила тяжесть реального мира. Самыми первыми вернулись обоняние и слух. И боль. Мучительная тупая боль расползалась по жилам, суставы и кости болели, словно от изнеможения, на языке чувствовался солоноватый привкус железа. На поджаром животе лежала знакомая тяжесть. Холодная сталь его сакса. На мгновение Гримнир испугался, что проспал слишком долго и черная кровь успела застыть в жилах. Но нет. Хоть его тело и походило на труп, оно еще не окоченело. Все еще билось сердце, вздымалась грудь, он вдыхал мириады запахов: соленой вони моря и жирной сырой земли; трупной гнили и истлевшего савана; свежей крови и страха, вышибающего пот… и сквозь все это пробивалось еле слышное зловоние его сородичей. Права была эта несчастная христоверка. Губы Гримнира дрогнули и расползлись в торжествующей улыбке. Полудан близко. Но… где? И где он сам? Точно не в жалком домике старой карги. Уже нет. Но и не в Дублине – место казалось ему заброшенным, очень далеким от людских поселений. Сквозь каменные щели свистел ветер, а мошкара… Нет, не мошкара. Гримнир приоткрыл глаза. Оказалось, за стрекот сверчков он принимал голоса. Мимо кто-то прошел – какая-то бледная тень, и от ее плавной походки у Гримнира волосы на загривке встали дыбом. В ту же секунду он понял, кто перед ним, – и ворвавшиеся в его сон чары растаяли, обнажая правду: Вестэлфар. Эти жалкие белокожие! Утащили его, пока он спал. – И где же твой спаситель, маленькая обезьянка?. В ответ раздался знакомый голос. – Я пшеница Божия, – произнесла Этайн, и даже Гримнир вздрогнул от силы ее веры. – Пусть измелют меня зубы зверей! Я иду вслед за Господом, Сыном истинного Бога Иисусом Христом! Желаю умереть во славу Христа! Вестэлф зашипел от злости. – Хватай ее, Нехтан! – послышался третий голос – голос женщины. – Темная королева требует жертвы! – Помолчи, дочь Мурхады, – ответил этот Нехтан. – Я порабощу ее так же, как и его! Гримнир понял, что мерзкий белокожий хотел грязной магией привязать его к себе, поддерживать в нем жизнь даже после того, как черная кровь, поддавшись праздности, застынет и он уступит смерти. Сама мысль об этом привела его в неописуемую ярость, в венах забурлила от бешенства кровь. Голос Этайн был подобен щелчку хлыста. – Мой единственный повелитель – Иисус Христос! – Нет, маленькая обезьянка. Скоро и ты, и он станете звать повелителем меня! Ты молила дать тебе оружие, Кормлада? Я окажу тебе услугу… эти двое породят для тебя целое войско! Только представь десятки пустых безвольных сосудов, которые ты наполнишь своей темной волей! Мы… Гримнир не дал ему договорить. Презрительно фыркнув – скорее на пытавшуюся сковать его боль, чем на своего врага, – Гримнир сжал пальцами рукоять сакса и перекатился, встал на колено и перенес вес на носки, готовясь к бою. – Нехтан! – закричала женщина по имени Кормлада. Не успел ее вопль прорезать ночное небо, как Гримнир накинулся на врага. Стремительный удар пришелся по ногам. Хотя Нехтан и обернулся, потянулся к рукояти меча, клинок Гримнира впился в не защищенную хауберком плоть, вошел на три пальца ему под правое колено. Под наточенным, выкованным в старые времена острием одинаково легко разошлись ткань, мышцы и сухожилия. Нехтан разразился проклятиями и повалился на бок. Он инстинктивно вцепился правой рукой в раненую ногу. Лишь когда она подвернулась, и бледный князь Туат припал на колено, он понял свою ошибку: его ножны перекрутились, и рукоять меча оказалась с другой стороны. Он попытался дотянуться до нее левой рукой, но Гримнир следующим своим ударом рассек его руку от запястья до указательного пальца. Нехтан зарычал и, не веря своим изумрудным глазам, поднял злой взгляд на заклятого врага. – Повелитель, говоришь? – прошипел Гримнир. Оглядевшись по сторонам, он нагнулся и подхватил старую метлу из дома слепой старухи. Одним косым ударом сакса он снес прутья с черенка и остался с заостренным дубовым черенком с руку длиной. – Великий князь вестэлфар! Пф! Белокожие крысы! Вы бледные ничтожества, только и можете, что делать вид, будто все еще что-то значите для этого мира! – Мы победители! – выплюнул Нехтан. Сквозь его пальцы потекла бледная кровь, его чары становились слабее с каждым ударом сердца. – Это мы извели твой род при Маг Туиред! Это мы оросили холмы кровью твоего жалкого народа! Мы убили Балора, этого грязного одноглазого бродягу, которого ты зовешь королем, мы отрубили его трижды проклятую голову и выкинули ее в море! А чт-то… что сделали твои проклят-тые сородичи? – Что сделали мы? – прошипел Гримнир так, что от страха кровь стыла в жилах. – Мы, мелкий тупица, заставили вас дрожать от ужаса. Со всей силой могучих плеч, со всей дикой яростью своего народа Гримнир воткнул дубовое древко Нехтану в горло. А затем набрал полный рот слюны и, плюнув умирающему эльфу в лицо, отшвырнул того от себя подбитой гвоздями сандалией. Он на секунду застыл над телом мертвого врага, словно грозный волк; из-под темных бровей сверкали раскаленными угольями красные глаза. Он провел рукой по спутанным волосам, по костяным амулетам и серебряным бусинам. – Подкидыш, – позвал он Этайн, все еще державшую руку на Черном камне, та кивнула в ответ. Взгляд тлеющих во тьме глаз обратился к Кормладе, Гримнир направил на нее острие меча. – А ты кто такая? Воняешь, как одна из шлюх Полудана, – он покосился на Этайн. – Ублюдок моего братца унаследовал от него поганый вкус на баб. – Она ведьма, – ответила Этайн. Гримнир приподнял бровь. – Да ну? Правда ведьма? Что ж, тогда мы немного позабавимся, прежде чем вернуть эту потрепанную холуйку моему жалкому родичу! – он перехватил сакс плашмя и отер его о предплечье, оставив на нем след бледной крови. – Скажи-ка, ведьма: ты сможешь согреть постель Бьярки, если лишишься рук или языка? – Круах! – завопила дублинская ведьма. Гримнир услышал странный свист, он встал в боевую стойку, готовый убить любого человека или зверя, который покажется из темноты. Вслед за свистом раздался шорох сотен крыльев. Гримнир напрягся и сузил глаза, прикинул расстояние до места, где стояла ведьма, подумывая попросту отсечь ей голову с плеч. – Круах! – Bah! Ну зови своих дружков! – он шагнул к ней. – Гримнир! Подожди! – воскликнула Этайн. И тут к пику Каррай Ду хлынули вороны – плотный темный вихрь ударил по Гримниру, тот пошатнулся, прикрыл рукой глаза, спасая их от кривых когтей. Они царапали его мозолистую шкуру, оглушали его своим криком; Гримнир с рыком бросился вперед и принялся рубить саксом крылья, клювы и лапы, чувствуя, как брызжет на пальцы кровь. А потом все вдруг стихло. Гримнир опустил руку и выпрямился. Нехтан, ведьма – оба исчезли, сбежали с проклятой стаей воронов. Колдовство ведьмы спасло ей жизнь и отняло у Гримнира последний шанс потешиться над вестэлфар. Она выкрала тело Нехтана, пока он не успел его осквернить. Пока не успел отомстить за оскверненное тело отца. От ярости вскипела в жилах кровь. – Беги! – завопил он. – Прячься за грязными стенами! Скажи этому клятвопреступнику, что грядет расправа! Кровь за кровь! Услышь меня, Злокозненный, Отец Локи! Взгляни на меня, Имир, господин великанов и повелитель морозов! Услышьте меня! Кровь за кровь! – крикнул он в затянутое облаками небо, светлевшее в предрассветных сумерках, и издал оглушительный вой, похожий на вой волка на охоте – глухой и беспощадный. Он полетел над склонам гор, по расщелинам и низинам, к частоколу укрепленного валом Дублина. От этих звуков застыла в жилах кровь данов и норманнов, стоявших в последнем ночном дозоре на бастионной крепости; в ужасе подняли они головы к укрытым лесами горам, зашептали молитвы, схватились за шейные амулеты-молоты. Самые старые содрогнулись и зажмурились, ибо узнали этот вой. Еще детьми слышали они его на морозном севере. Вой Фенрира, бога волков, предрекал, что скоро уже спадут цепи, не дававшие чудовищу прохода в мир живых. Глава 20 Когда вороний вихрь рассеялся в знакомых покоях на самом верху башни Кварана, Кормлада все еще крепко прижимала Нехтана к себе. Круах вернулся на свое привычное место, на окно, сквозь створки которого сочились лучи рассветного солнца. Нахохленный ворон пустым, ничего не выражающим птичьим взглядом смотрел, как, ослабев, падает на оба колена Нехтан. Туат стонал и хрипел, из приоткрытого рта текли струйки крови. При свете солнца стала заметна тяжесть его ран. Кол поразил его в верхнюю часть груди, войдя прямо в основание шеи над грудиной. Человек уже успел бы околеть, но Туат были сделаны из прочного теста. Кормлада хотела ему помочь. Хотела как-то облегчить его страдания – но Нехтан покачал головой. – Ост-тавь… м-меня. – Тебя… тебя излечат твои чары? Нехтан улыбнулся, но улыбка больше походила на жуткую посмертную маску. – Н-не от… такого. Б-больше… нет. Лишь… лишь целитель… если сумеешь п-привести с того света… Кормлада попыталась остановить кровь; она беспомощно смотрела, как рассеиваются чары Туат, как его анима вытекает из тела, оставляя ему лишь крохи жизни. Тускнел в изумрудных глазах огонь, точеный череп обтянула кожа, делая его похожим на давно истлевший труп. – Но можно же что-то… – Ворон к ворону летит, – пропел кто-то у нее за спиной, – Ворон ворону кричит. Ну разве это не трогательно, – выступил из темного прохода Бьярки. Он поглаживал свою длинную бороду и кривил губы в злорадной усмешке. – Сам чуть не плачу! – Милорд, пошли слугу за лекарем! – За лекарем? – повторил он, присев рядом с Нехтаном. Бьярки осмотрел черенок метлы, место ранения, кровь и покачал головой. – На всем белом свете нет лекаря, который исцелил бы этого беднягу. Вижу, и вы не сошлись с несчастным нюхачом, который преследует меня по пятам. – Прошу, – взмолилась Кормлада, схватив Бьярки за расшитый подол туники. – Разве ты не можешь его спасти? Твое искусство… Бьярки развернулся и ударил ее по лицу покрытым шрамами кулаком. Оглушенная Кормлада упала на спину, из разбитой губы потекла по подбородку кровь. – Молчать, вероломная карга! – он обернулся к Нехтану. – Надо было тебе ко мне идти, эльф. О чем ты вообще думал? Что справишься с ним в одиночку? – Бьярки фыркнул. Потом наклонился ближе и тихо произнес: – Славные дни твоего народа давно позади. Остались лишь пыль и воспоминания. С таким, как он, под силу тягаться только другому кауну. Глаза Нехтана вновь загорелись вызовом. Несмотря на полный рот крови, он усмехнулся. – Т-тогда зачем… зач-чем бы мне… идт-ти к тебе? Бьярки взялся за черенок и провернул его в ране. Нехтан напрягся, но не закричал. – Где он? – С-скоро… он т-тебя… найд-дет. С-скоро… Хрипло закричал на насесте Круах: В залы, где прячется выродок Гренделя,