Стая воронов
Часть 40 из 54 Информация о книге
в Блэкпул за вергельдом. Бьярки поднял пылающий черной ненавистью взгляд на огромного ворона, затем вновь посмотрел на Нехтана. Кровавая ухмылка Туат стала только шире. – К-кровь… Полудана п-пролить… жаждет в битве. Бьярки медленно поднялся и шумно выдохнул, раздув ноздри. – Где он? – С-скоро… Бьярки презрительно оскалился. Ухватившись обеими руками за дубовый черенок и упершись подбитым гвоздями сапогом Нехтану в бедро, начал пядь за пядью вытаскивать окровавленное древко из его груди. Нехтан издал булькающий вопль и повалился ничком. Жизнь покинула его прежде, чем он коснулся лбом пола. – Теперь ты, – Бьярки повернулся к Кормладе. Дублинская ведьма с трудом села. Перед глазами все еще двоилось от жестокого удара. Он оттолкнул ее кровавым черенком метлы. – Строишь козни у меня за спиной? Я не смог его найти, а ты смогла. Как? – Не я, – она кивнула на труп Нехтана. – Где он? Кормлада утерла разбитую губу; ее полный ненависти взгляд встретился с яростным взглядом Полудана. – Каррай Ду, – ответила она. – Нехтан загнал его к Камню Бруль. Бьярки ткнул в нее дубовым древком. Готовая к новому удару, Кормлада увернулась, но Бьярки, вместо того чтобы бить, опять протянул его вниз. Она ухватилась за черенок и не без помощи Полудана поднялась. Голова плыла, в ушах все еще звенело от удара. – Скажи мне, моя маленькая нюхачка, вы ранили его? Кормлада покачала головой. Бьярки зарычал. Отвернулся, начал метаться по комнате, стуча на каждом ходу кончиком черенка по каменным плитам. – Ну конечно. Откуда мне такая удача. Почему сейчас? Почему он решил вмешаться теперь? – Оно… Он жаждет мести. – Разумеется, – походив еще немного, Бьярки приблизился к ней; он вскинул сломанное древко и указал им на окно. – Нюхач жаждет мести, – он ткнул на тело Нехтана. – А этот чего… жаждал? Хотел покончить с давней кровной враждой? – кончик древка наконец уперся в нее. – И как там оказалась ты? Чего жаждала ты? Возможно, смерти Бьярки Полудана? Кормлада почувствовала, как уходит из-под ног земля. У нее перехватило дыхание. Одно неверное слово, нотка неискренности в голосе – и самодельное копье, оборвавшее жизнь Нехтана, решит и ее судьбу. За один миг, показавшийся вечностью, она перебрала в голове все мыслимые ответы. – Как ты там оказалась? – повторил Бьярки. – Не по своей воле, – твердо ответила она наконец. Кормлада перевела взгляд с кривого кончика черенка метлы, на котором поблескивала кровь Туат, на лицо Бьярки, посмотрела в его змеиные глаза. – Он меня призвал. – Зачем? Она придумала ответ на ходу; это была неприкрытая ложь, но, как любой хороший обман, она звучала просто – и, по расчету Кормлады, была Полудану понятнее, чем Нехтану. Она блестяще выбрала тон: он так и дышал презрением женщины к делам мужчин. – Хотел похвастаться. И Бьярки Полудан медленно опустил древко. Со смешком отбросил его на постель, не обращая внимания на размазавшуюся по покрывалу кровь. Отер руки о парчовый гобелен в попытке еще больше ее унизить. – Драугр хочет, чтобы я выжидал, – сказал он. – Сидел и покорно ждал, пока эта ищейка не подкрадется к моей двери и сама в нее не постучит. Почувствовав вдруг непреодолимую усталость, Кормлада обмякла. – Если дело в мести, то, может быть, идея неплоха. Вы встретитесь… – На его условиях! – спина Бьярки окаменела; когда он развернулся, его прищуренные глаза горели холодным огнем. – Эта вонючая крыса диктует мне правила игры с самого начала! Довольно я плясал под его дудку! – И что же ты будешь делать, милорд? Кормлада по-новому взглянула на Полудана; в его лице ей виделись те же черты, те же линии и пропорции, что и у встреченного ею на вершине Каррай Ду фомора. Но было в Бьярки и что-то… человеческое. Она поняла, что, несмотря на все свои амбиции, колдовство и гордыню, на всю демонстрацию силы, Бьярки Полудану никогда не стать тем кольцедарителем, которым он себя мнит. Он был изгоем, и собственные сородичи ненавидели его не меньше людей, которых он собрал вокруг себя. – Не я, – вдруг ответил он. – Ты. Ты меня предашь. Ты пойдешь к нему, договоришься с ним и завоюешь его клятое доверие. А потом тайными путями поведешь его сюда, в самое сердце Дублина – скажи, что знаешь надежный способ воткнуть мне в спину кинжал. Завлеки жалкого нюхача сюда, а я уж расставлю на него силки! – Эта тварь мне никогда не поверит, – ответила Кормлада. – Так заставь! – Милорд, я… Бьярки оказался рядом в два широких шага; на ее горле сомкнулись длинные пальцы с черными ногтями, и лицо Полудана оказалось всего в нескольких дюймах от ее лица. Из его пасти разило вином и старым мясом. – Заставь, или – Одином клянусь! – отправишься в залы Хель вслед за своим обожаемым Нехтаном! Кормлада попыталась вырваться из его хватки, но Полудан не шелохнулся. Его большой палец лег ей на гортань, перекрывая воздух. Он смотрел, как приливает к ее лицу кровь; она боролась, и это разжигало в его покрасневших глазах искру низкой слепой похоти. Пока она старалась вздохнуть, левая ладонь Бьярки скользнула ей между ног, коснулась ее естества сквозь ткань ночной рубахи. Кормлада попробовала пнуть его, одной рукой оцарапала ему лицо, не оставляя безуспешных попыток другой рукой разжать железную хватку у себя на горле. Бьярки улыбнулся шире. Он подтащил ее к постели и швырнул спиной на перемазанное кровью Туат покрывало. У них над головами раздался зловещий смех. Это был Круах – и он до мельчайших подробностей повторил интонации Гримнира: – Ублюдок моего братца унаследовал от него поганый вкус на баб. Бьярки застыл, как по щелчку хлыста. Он отпихнул Кормладу на постель и резко развернулся лицом к огромной птице. Дублинская ведьма закашлялась и прожгла взглядом горбатую спину Бьярки. – Что ты сказал? – зарычал тот. – Что ты сказал, жалкая ты курица? Кормлада дотянулась до черенка метлы. В мыслях она уже видела, как берется за дубовое древко, переворачивает его и протыкает пах Бьярки до тех пор, пока тот не издаст предсмертный вопль. Она уже видела, как быстро и проворно убивает Бьярки, пока он не успел ее изнасиловать. Но Дублинской ведьме хватало не только воображения, но и ума – драться она не умела, зато могла отомстить с поистине змеиным коварством. Полудан заплатит, она еще на это посмотрит. Уж я об этом позабочусь! Она снова закашлялась и потерла саднящее горло. Круах опять засмеялся, точь-в-точь как фомор, его тусклые черные глаза горели необъяснимой ненавистью. – Ублюдок моего братца… поганый. Бьярки сплюнул. – Только попадись мне, я откручу твою жалкую башку! Но стоило ему повернуться к Кормладе, как вдали затрубил медный рог. И еще раз. Звук шел от прибрежных укреплений, его сопровождал неясный гул ликования. Они оба прекрасно знали, что это значит: прибыли драккары. Бродир, этот морской разбойник из Мэнса, и оркнейский ярл Сигурд под вороньим знаменем со своими людьми. Черные корабли под полосатыми парусами медленно заполняли Дублинскую гавань – тысячи созванных воронами на войну разбойников и сынов морских князей с жаждущими крови гаэлов секирами. Это их приветствовал рог. Ноздри Бьярки Полудана раздулись от аромата победы, и он издал победный вопль. – Теперь Эриу между молотом и наковальней! – он с вожделением покосился на Кормладу. – Продолжим, когда приведешь ко мне этого нюхача, – Бьярки перекатился и выскочил из комнаты. Кормлада услышала крик на лестнице: он кричал своим рабам найти ему Ситрика и Маэл Морду. Кормлада с усилием села прямо, дрожащими руками пригладила растрепавшиеся волосы, одернула ночную рубаху. Круах слетел вниз и уселся на спинке кровати около нее. Исполинская птица нежно, почти с любовью провела угольно-черным клювом по ее щеке. Глаза Круаха светились заботой. Кормлада в ответ благодарно погладила перья на его груди. – Между молотом и наковальней, – прошептала она. – Так куется сталь. Найди его, любовь моя. Найди чудовище, которое убило нашего родича. Круах внимательно смерил ее взглядом немигающих глаз, кивнул, склонив голову набок, и вылетел из окна. Глава 21 Гримнир, такой же неподвижный, как и Черный камень, сидел на краю пика Каррай Ду и вглядывался в долину реки Лиффи. Он смотрел, как в воды Дублинской гавани входят десятки драккаров, слышал звуки медных рогов и приветственные крики людей. А за деревьями далеко на западе приближалась к Дублинской долине желтоватая дымка – грозовые облака пыли от тысяч солдатских сапог. Когда подошедшая Этайн протянула ему его пожитки, Гримнир только рыкнул. И, кажется, не обратил никакого внимания на ее рассказ о том, что произошло после той ночи в домике слепой Мэйв. Не предложил вернуть оставшихся в лагере ирландцев пони или позаботиться о теле бедного Дунлайнга; он бы легко отыскал тело Руэ Мора, но не предложил и этого, а когда раненый Бран позвал на помощь и попросил воды, Гримнир не пошевелил и пальцем. Все это сделала Этайн. Хоть она и изнемогала от жестокой усталости, она все равно устроила удобнее Брана, воздвигла над телом бедного Дунлайнга пирамиду камней, привела пони и безуспешно попыталась отыскать тело Руэ Мора. Вернувшись, она набрала воды из тоненького ручейка в тисовой чаще, разожгла небольшой костер и сварила похлебку из оленины и капусты. И все это время Гримнир сидел на корточках, обхватив длинными руками колени, и не сводил глаз с долины внизу. Изнуренная и растрепанная, Этайн поднесла ему миску с рагу и небрежно поставила ее у его ног. Гримнир покосился на ее стряпню и презрительно фыркнул. – Принеси мне мяса, подкидыш. Красного и сырого. А не эту бурду. – Пошел ты, – ответила она. И хотела было развернуться, но передумала. – Хотя знаешь, что? Ты у меня в долгу! Ты все треплешься о вергельде, о клятвах, но что насчет долга жизни, а? Я могла оставить тебя эльфам, но не оставила! Я пришла за тобой! И это твоя благодарность? Что за дрянь! Гримнир сплюнул. – Ага! Вот и оно! Ну и какова твоя цена? Пригоршня золота? Голова врага? Фунт плоти? Что ты хочешь за мою жизнь, жалкая христоверка? Но Этайн слишком устала, чтобы ссориться. И она понимала, что это все равно бестолку. Она скорее устыдит грозу за раскаты грома, чем изменит мнение скрелинга. Придя за ним, она, скорее, вернула свой собственный долг: что бы ни двигало Гримниром, он нашел ее в Бадоне, вырвал из лап Хротмунда и шесть дней нес ее на руках, хотя легко мог оставить на смерть. Теперь ее совесть была полностью чиста. – Ни ломаного гроша, – тихо ответила Этайн. И, покачав головой, отвернулась. Гримнир стиснул зубы. На его лице заходили желваки, будто он пытался прожевать какое-то мерзкое на вкус словцо. Наконец он все же его выплюнул: – Погоди. Он подвинул миску и жестом предложил ей сесть. Этайн вздохнула. И даже не сдвинулась с места. – У меня нет сил с тобой спорить.