Стамбульский реванш

Вернувшаяся Ася застала Викторию за тщательным изучением информации обо всех стамбульских театрах: об их истории, самых громких проектах, художественных руководителях. На экране компьютера была открыта папка, куда Виктория сохраняла все найденные ссылки, статьи и документы.

– Ого! Ты что это, решила за диссертацию засесть? – рассмеялась она. – Я смотрю, ты не теряешься. И правильно. Раз писательство пока под запретом, можно по-быстрому сделать научную карьеру.

– Да это ты не теряешься. – Виктория сохранила в папку информацию о театре Moda Theatre Kadikoy и обернулась к подруге: – Как Мустафа, еще не предложил тебе руку и сердце?

К ее удивлению, Ася не поддержала шутливый тон.

– Можешь не верить, но мне с ним действительно хорошо. Спокойно так. И интересно. Он очень многое знает об истории своей страны и так увлекательно рассказывает… Я заслушалась.

– Меня он никогда подобными беседами не удостаивал, – хмыкнула Виктория. – Наверное, ты пробудила огонь в его давно остывшем сердце. Берегись, подруга! Как бы этот дикий абрек не уволок тебя в свое логово.

– Знаешь ли, – фыркнула Ася, – после моего бывшего мужа мне ничего не страшно. Был у меня уже ценитель европейского образа жизни, так кичился, что дает мне свободу, только для того, чтобы после повесить на меня все свои черные дела и упрятать за решетку. На его фоне этот степенный восточный бей только выигрывает.

– Что ж, дело твое, – пожала плечами Виктория.

– Тем более, – продолжала Ася, – он так трепетно ко мне относится. Ей-богу, с ним рядом чувствуешь себя принцессой, попавшей в беду. Если благодаря ему я смогу очистить свое имя и снова стать честным членом общества…

– То что, родишь ему наследника в благодарность? – поддела Виктория.

– А почему бы и нет, – отозвалась Ася и упала спиной на кровать.

Сладко потянувшись, она перекатилась на живот, подперла подбородок кулаком и снова глянула в экран компьютера, за которым сидела Виктория.

– Ну а теперь колись, что это ты такое задумала?

– Да так, есть кое-какие соображения, – отозвалась Виктория. – Только для начала их бы стоило обсудить с твоим потенциальным женихом.



Moda Theatre Kadikoy давно уже переживал не лучшие времена. Если верить информации, которую Виктория накопала в интернете, никаких серьезных проектов на их сцене давно не ставилось. Детские спектакли, несколько пьес из классического репертуара, малоизвестные актеры, режиссер-постановщик с не сложившейся карьерой… В общем, печальная история.

Неудивительно, что, получив предложение о сотрудничестве от фонда помощи животным, пережившим жестокое обращение, худрук театра тут же назначил встречу с его представителями. И теперь отчаянно пытался сделать хорошую мину при плохой игре.

– Клянусь вам, вы не пожалеете, что обратились к нам, – соловьем разливался он. – В наш грубый век, когда многие низвели искусство до простой коммерции, мы прилагаем все силы, чтобы сохранить высокую планку…

Дальше Виктория слушать не стала. Вместо этого обвела глазами всех присутствующих, насколько это позволяла узкая прорезь, ограничивавшая ей обзор. Директор фонда, Ремзи Давутоглу, мужик лет сорока с красной мясистой шеей, таращил на распинавшегося худрука осоловелые глаза. Похоже, он уже на второй фразе потерял нить повествования и теперь усиленно делал умное лицо, ни черта не понимая в происходящем. Трудно было представить себе человека, более далекого от искусства. Но ничего не попишешь, приходилось работать с тем материалом, который был доступен.

Зато Мустафа был прекрасен. Облаченный в светлый летний костюм, с торчащим из выреза небрежно завязанным узлом шейного платка, со слегка растрепанными седеющими волосами, он имел вид настолько богемный, будто большую часть жизни не занимался незаконным бизнесом, а как минимум коллекционировал шедевры импрессионистов. Если бы ситуация позволяла, Виктория не удержалась бы и зааплодировала.

Несколько дней назад, открывая Мустафе свой план, она и подумать не могла, что суровый мафиози захочет принять в нем самое деятельное участие. Надеялась разве что на небольшую помощь с его стороны. Предложение, если честно, было насквозь сомнительное – вложить пускай и не большую для человека такого уровня, но в целом значительную сумму в проект, не сулящий никакой прибыли… И все ради помощи случайной знакомой… Да кто на это пойдет?

Однако Мустафа выслушал ее внимательно, позадавал уточняющие вопросы и выдал неожиданное:

– Хорошо. Только я пойду с вами.

– Ээ… Но зачем? – не удержавшись, выпалила Виктория.

Мустафа же усмехнулся в усы:

– Держу пари, вы ломаете голову, почему я согласился вам помогать. Пытаетесь разгадать, что это – внезапная вспышка милосердия или попытка наварить на этом темном деле какую-то прибыль. А может быть, вы думаете, что завзятый бандит таким образом замаливает грехи перед Аллахом. Сознайтесь, были такие мысли?

Виктория кивнула, про себя подумав, что в первую очередь ставила на то, что Мустафа всерьез увлекся Асей, а потому и ей, как подруге, перепадет немного его поддержки.

– Я вам открою правду, – тем временем продолжал Мустафа. – В молодости я вынужден был очень много работать, чтобы дать семье достойный уровень жизни. Бизнес, конкуренция, переговоры… Не стану посвящать вас в детали.

«Да уж, не стоит», – подумала Виктория, примерно представляя себе, как могли проходить переговоры молодого и резвого Мустафы с конкурентами.

– Времени на то, чтобы побыть с семьей, развлечься, затеять что-то веселое, просто не было. И вот теперь у меня есть все. Я могу в любой момент отойти от дел и заняться чем-нибудь, о чем всегда мечтал. Но… – Мустафа развел руками. – Жизнь не прощает упущенных возможностей и не дает вторых шансов. Мне пятьдесят пять лет. Мои дети давно выросли и живут своей жизнью. Моя жена Гюнеш умерла несколько лет назад. Вы, наверное, представляете себе, что у меня роскошная интересная беспечальная жизнь. Однако это не так. Я чудовищно скучаю. Я не знаю, чем себя развлечь. В жизни мне пришлось пережить много острых ощущений, и все, что я мог бы испытать сейчас, не дотягивает до их уровня. Кажется детской игрой. Но вот появляетесь вы…

– Я поняла вас! – обрадованно перебила Виктория. – Вы хотите сказать, что реальная игра, в которой ставкой становится чья-то жизнь, свобода и благополучие, влечет вас гораздо сильнее, чем любой специально спланированный и разработанный под ваши запросы, но при этом совершенно безопасный стерильный квест.

– Вы совершенно правы, госпожа писательница, – подтвердил Мустафа. – Смотрю, глаза у вас загорелись. Не ожидали такого поворота?

– Не в этом дело, – усмехнулась Виктория. – Просто… вы потрясающе интересный человек, господин Мустафа. И я уже предвкушаю, как однажды опишу подобного вам героя в книжке.

– Что ж, если наша операция удастся, даю вам на это свое разрешение, – величаво произнес Мустафа.

Вот так и вышло, что сегодня большой мафиозный босс тоже оказался на переговорах, изображая из себя ушедшего на покой бизнесмена, решившего вложиться в искусство.

Привлечь к делу фонд помощи животным, пережившим жестокое обращение, тоже предложил он. Выслушав план Виктории, старый пират ненадолго задумался, сгреб подбородок в горсть, машинально разгладил указательным пальцем усы и наконец произнес:

– Моя покойная жена очень любила животных.


Виктория вопросительно подняла брови, не понимая, как эта информация относится к их делу. Но Мустафа продолжил:

– За несколько лет до смерти она основала фонд… Признаться, я им не занимался и после смерти Гюнеш он существовал сам по себе, хотя номинально и принадлежал мне. Думаю, сейчас он может быть нам полезен.

И вот теперь директор фонда Ремзи Давутоглу, явно скучая, выслушивал излияния худрука театра. Мустафа, откинувшись в кресле, с интересом изучал развешанные по стенам фотографии сцен из спектаклей театра. А Виктория тихо сидела в углу, наблюдая за происходящим из-под никаба. Нарядить ее в черное одеяние правоверной мусульманки предложила Ася.

– Ты с ума сошла? Собираешься вот так просто разгуливать по Стамбулу? Да легче сразу пойти и сдаться полиции.

– Ну, знаешь ли, сидеть дома и уповать на то, что Мустафа со своими людьми все сделает за меня, я тоже не буду. Это моя история, мое дело, и я хочу сама довести его до конца.

– А я тебе и не предлагаю сидеть дома, – возразила Ася. – Раз уж эта история началась с маскарада, пусть им и продолжится.

Теперь Виктория вынуждена была согласиться, что идея Аси оказалась просто гениальной. Узнать ее под черными тряпками было невозможно. Правда, ходить во всех этих покрывалах было тяжело, они так и норовили запутаться в ногах. Зато сама она, оставаясь незаметной тенью для всех присутствовавших, могла спокойно наблюдать за происходящим. Мустафа представил ее худруку как свою племянницу, дочь двоюродной сестры, выросшую в далеком горном селении. Тот скользнул по дальней родственнице большого босса равнодушным взглядом и больше уже не уделял ей внимания. Его задачей было убедить инвесторов в том, что они сделали правильный выбор, пока те не сообразили, что решили вложить деньги в загибающийся театр, и не поспешили унести ноги подальше.

– Общественное мнение Турции очень косное, вы верно отметили. И признаюсь вам честно, мне не раз подрезали крылья, – продолжал худрук. – Я мечтаю о серьезной работе, хочу ставить острые, провокационные произведения. Выходить на международные фестивали. И ваше предложение уже разбудило мое вдохновение.

– Я понял вас, – важно пробасил Мустафа, когда запас красноречия худрука наконец иссяк и тот, извинившись, нацедил себе стакан воды из кулера и осушил его залпом. – Не сомневайтесь, если спектакль получится ярким, мы устроим вам и европейские театральные подмостки и международные фестивали. Ну, а для начала займемся постановкой, подготовкой премьеры и первого блока спектаклей. Думаю, все финансовые вопросы вы можете обсудить с директором фонда Ремзи Давутоглу. Не стану вам мешать. Но прежде чем мы с племянницей удалимся, хотелось бы обговорить одно условие.

Худрук напрягся, как сеттер, почуявший добычу. Виктории показалось даже, что он весь вытянулся вперед и застыл под углом 45 градусов к земле. Мустафа оглянулся на нее, и Виктория на мгновение опустила веки, давая понять, что все идет отлично, именно так, как она и планировала. Худрук, движимый неудовлетворенными творческими амбициями, заглотил наживку и теперь согласится на все, что угодно.

– Мы настаиваем, чтобы главную роль в постановке исполнял актер Альтан… – вкрадчиво произнес Мустафа.

Худрук переменился в лице и нахмурился.

– Безусловно, Альтан… очень талантливый актер. Но он… довольно сложный человек и сотрудничать с ним… не всегда удается успешно. К тому же гонорар…

– Послушайте, уважаемый, – перебил Мустафа.

Голос у него был мягкий, словно бы обволакивающий собеседника. И все же крылось в этой мягкости что-то настолько сильное и несгибаемое, что сомнений в твердости его намерений не оставалось. Виктории подумалось, что его речь опутывает, как удав, крепко обвивает кольцами только для того, чтобы в случае неповиновения задушить любые попытки сопротивления.

– Я ведь представил вам свою племянницу Хазал? – продолжал Мустафа, кивнув на Викторию. Та сделала робкий шаг вперед и потупилась, как и подобало восточной женщине. – Ее родители недавно умерли, бедняжка осталась сиротой. Я забрал ее в Стамбул из родной деревни и поклялся, что постараюсь, насколько это возможно, сделать все, чтобы она была счастлива. Любое ее желание – закон для меня. И так уж вышло, что Хазал – большая поклонница Альтана… Поэтому я хочу, чтобы вы поняли меня правильно: наша договоренность будет соблюдена только в том случае, если главную роль в спектакле будет играть он.

Худрук, видно, тоже ощутивший стальную мощь Мустафы, спрятанную под обманчивой мягкостью тона, побледнел, судорожно сглотнул и закивал:

– Конечно, конечно. Альтан-бей, безусловно, актер редкостного дарования. Для нас будет честью сделать постановку с его участием. Если только он согласится…

– Постарайтесь, чтобы согласился, – припечатал Мустафа и поднялся с кресла. – Оставляю вас решать финансовые вопросы, господин… Всего доброго.

Мустафа направился к двери, и Виктория засеменила вслед за ним, стараясь не споткнуться о путающиеся в ногах тряпки. У входа в театр охранник распахнул перед ними двери «Мерседеса» представительского класса с затемненными стеклами. Виктория забралась на заднее сиденье, дождалась, пока дверь за ней захлопнется, и с облегчением стянула с головы никаб.

– Ффух, как же душно под этим покрывалом.

Мустафа, разместившийся напротив, усмехнулся в усы:

– Роль скромной девушки из горного села нелегко вам дается, госпожа Стрельников?

– Поверьте, ради того, чтобы воплотить мой план в жизнь, я сыграю кого угодно, – возразила Виктория. – Воображаю, в какой восторг придет Альтан, когда этот велеречивый худрук к нему обратится. Сыграть какого-нибудь негодяя и психопата в провокационной пьесе – это же его мечта. Такие персонажи всегда удавались ему лучше всего. Даже удивительно, почему так, не правда ли? – Она скептически хмыкнула.

– Вы коварный человек. Не хотел бы я однажды перейти вам дорогу, – деланно испугался Мустафа, негромко рассмеялся и хотел еще что-то сказать, но тут в кармане его богемного пиджака зазвонил телефон.

«Мерседес» плавно плыл по улицам Стамбула. И Виктория жадно вглядывалась в пейзаж за окном. Она и не подозревала, что так соскучилась по своему любимому городу. Трафик был напряженный, водителю пришлось сбросить скорость. Теперь справа от Виктории за окнами машины медленно проплывала набережная Босфора. Могучие камни, омываемые водой, степенно ползущие баржи, расчерчивающие небо зигзагами белоснежные чайки. А вот замелькали у самой кромки гладкие, словно лоснящиеся, выгнутые черные спины. Это стайка любопытных дельфинов приплыла поглазеть на кипящий жизнью древний город и затеяла веселые игры прямо возле набережной. В чуть приоткрытое окно тянуло свежестью, солью, вольным ветром. И Виктории вспоминалось, как счастлива она была здесь когда-то. Как ждала вон на той скамейке Альтана, как после они вдвоем прогуливались по набережной и, смеясь, наблюдали за дельфинами. Как безоглядно была влюблена в этого человека, который так безбожно и страшно ее предал.

Мустафа говорил с кем-то по телефону. Виктория особенно не вслушивалась в беседу, но несколько фраз все же уловила.

– Я так и знал, что однажды Веселый обязательно наследит, – с удовлетворением произнес Мустафа. – Продолжайте копать, скоро мы на него выйдем. Думал скрыться, essek[1]!

Вот теперь он снова походил на безжалостного мафиозного деятеля. Виктория не переставала удивляться, как легко этот человек менял обличье. То превращался во внимательного доброго дядюшку, проявившего милосердие к загнанным в угол женщинам. То становился галантным кавалером, увлеченным красотой и грацией случайно попавшей к нему в дом гостьи. То оборачивался авантюристом, соскучившимся без приключений. А то вдруг, вот как сейчас, принимал облик грозного вершителя судеб.

– Какие-то проблемы? – спросила она, когда Мустафа, закончив разговор, убрал мобильный обратно в карман.

– Просто один скользкий тип думал, что ему удастся меня надуть, – коротко усмехнулся Мустафа. – Придется объяснить ему, что так не получится.

– Знаете, мне бы тоже не хотелось однажды перейти вам дорогу, – повторила Виктория недавние слова Мустафы.

– В таком случае, нам с вами лучше действовать сообща, – отозвался прожженный пират.





5