Стеклянный отель

Ларри наклонился над ним и положил ему руку на плечо.

– Они не могли пропасть, – твердил Уолтер. – Не могли же они пропасть. Это были все мои сбережения.

Затем последовал провал в памяти: как он добрался до своей комнаты? Уолтер не помнил, но спустя какое-то время он лежал на кровати и смотрел в потолок, полностью одетый, но без обуви, а на тумбочке рядом стоял стакан воды.

Было уже почти восемь утра, поэтому Уолтер оделся и пошел в офис к Рафаэлю.

– Я ничего не знаю, – сказал ему Рафаэль. Он нервно вертел ручку на костяшках пальцев, и Уолтер с недоумением наблюдал за этим трюком. Как получалось, что ручка не падала? – Нам придется подождать вестей от Соединенных Штатов.

– Вестей от кого? – Уолтер уставился на ручку.

– Ну, вестей о нашей судьбе, как бы мелодраматично это ни звучало. Я только что говорил по телефону с управляющим активами в Нью-Йорке, каким-то юристом, которого назначил судья, чтобы он разобрался с бардаком в фонде Алкайтиса. Думаю, он и будет решать, как поступить с отелем.

Ожидание оказалось недолгим. К концу следующей недели по отелю разнеслась новость о том, что управляющий решил его продать, чтобы в кратчайшие сроки получить максимально возможную сумму для возмещения ущерба инвесторам. Ходили слухи, что управляющая компания может выкупить отель, но Рафаэль к ним отнесся скептически.

– Скажу тебе кое-что по секрету, – сообщил он Уолтеру. – Отель уже четыре года не приносит прибыли. Если его кто-нибудь купит, то явно не человек из гостиничного бизнеса.

– А кто тогда вообще его купит?

– Вот именно, – ответил Рафаэль.

Когда их судьба стала ясна – здание выставят на продажу без надежды продать его в обозримом будущем, отель закроется уже через три недели, – Уолтера посетила странная мысль. Все уезжали, но означало ли это, что и он непременно должен уехать? Тихим утром за стойкой ресепшен, перед самым концом смены, он в четвертый раз попытался дозвониться до управляющего активами, и наконец трубку взял секретарь Альфреда Сэлвина.

– Сэлвин, слушаю.

– Мистер Сэлвин, это Уолтер Ли. Извините за настойчивость, – сказал Уолтер, – но я бы хотел обсудить с вами один срочный вопрос, по крайней мере, для меня он срочный…

– Чем могу вам помочь, мистер Ли?

Уолтер сам не знал, чего ожидать. Наверное, чего-то в духе юридической драмы, двуличного и хищного, как акула, человека с вызывающе американским акцентом, но Альфред Сэлвин говорил мягким голосом, был любезен и, казалось, внимательно слушал Уолтера.

– Насколько я понимаю, – уточнил Сэлвин, – здание расположено в довольно отдаленном месте?

– Можно и так сказать, – ответил Уолтер. – До Грейс-Харбор можно добраться на водном такси примерно за час.

– А Грейс-Харбор – это крупный населенный пункт? Прощу прощения, секунду, – на фоне послышался шум, и Сэлвин прикрыл трубку рукой. «Мистер Александр, – донесся до Уолтера приглушенный звук его голоса, – присядьте, пожалуйста, я сейчас освобожусь. Грейс, будьте добры, сделайте кофе для меня и Харви». Снова послышался шум, и Сэлвин заговорил в трубку. – Извините. Рискну показаться чересчур прямолинейным, но я сейчас пытаюсь выяснить, не сойдете ли вы с ума, если будете жить в одиночестве в пустом отеле в глуши.

– Я понимаю ваши опасения, – ответил Уолтер, – но, честно говоря, мне правда очень нравится здесь жить.

Неожиданно для себя он завел монолог о прелестях жизни в тихом, невероятно живописном местечке, о дружелюбии людей в соседней деревушке Кайетт – что явно было преувеличением, большинство из них терпеть не могли приезжих, – а сам думал только об одном: пускай ему разрешат здесь остаться, пожалуйста, ну пожалуйста. На мгновение повисла тишина.

– Что ж, – сказал Сэлвин, – вы меня вполне убедили. Не могли бы отправить мне к концу недели пару рекомендаций? В том числе, если возможно, от вашего нынешнего руководителя.

– Разумеется, – ответил Уолтер. – Спасибо, что выслушали. – Он повесил трубку, и на душе у него впервые полегчало с той ночи, когда он прочитал новость об аресте. Он обвел взглядом лобби и представил, что здесь больше никого нет.



– Ты правда этого хочешь? – спросил Рафаэль, когда к нему зашел Уолтер. На столе у него лежал раскрытый альбом. Уолтер увидел на развороте таблицу с заголовком «ВырНДН 2007–2008». Выручка на доступный номер. Рафаэль собирался перейти в отель в Эдмонтоне и теперь изучал о нем информацию.

– За отелем кто-то должен присматривать, – ответил Уолтер. – Сэлвин тоже считает, что никто не заинтересован в том, чтобы здание превратилось в руины.

– Послушай, Уолтер, я буду только рад написать тебе самую хвалебную рекомендацию, просто не могу поверить, что ты хочешь здесь остаться совсем один. Ты ведь когда-нибудь планируешь отсюда уехать?

– Ну конечно, я не останусь здесь навсегда, – ответил Уолтер, не желая спорить, но подумал по пути в служебное крыло, что не так уж его и страшит подобная перспектива. Кайетт был первым местом, которое он искренне полюбил. Ему больше не хотелось никуда переезжать. Дайте мне тишину, думал он, дайте мне леса, океан, и не надо никаких дорог. Дайте мне летние прогулки по лесной тропе до деревни, дайте мне шелест ветра в ветвях кедра, дайте мне туман над водой, дайте мне вид зеленых кустов из окна ванной по утрам. Дайте мне пожить там, где не будет людей, потому что я больше никогда не смогу доверять людям.





3.


Спустя десять лет Пол заказал бокал вина в баре в Эдинбурге, развернулся, чтобы вернуться в толпу, и перед ним сидела она.

– Это вы, – сказал он, потому что не мог вспомнить ее имя.

– Здравствуй, Пол.

Она выглядела точно так же, какой он ее помнил, – маленькая собранная женщина со строгой стрижкой, одетая в элегантный костюм с ожерельем, на котором было что-то вроде подвески из куска янтаря размером с грецкий орех с застывшим внутри комаром. Но кто она? Он устал после перелета и был немного пьян, к тому же у него была настолько плохая память на лица и имена, что недавно он стал задаваться вопросом, нет ли у него какого-нибудь расстройства, социопатии – «Может, я настолько зациклен на себе, что не замечаю других людей?» – или легкой формы слепоты на лица, когда не можешь узнать даже собственную жену с новой стрижкой, пускай даже у него не было никакой жены. Череда мыслей проносилась в его голове, пока загадочная женщина терпеливо его дожидалась со стаканом виски в руке.

– Не хочу вас торопить, – сказала она наконец, – но я как раз собиралась пойти покурить на террасе. Не хотите присоединиться? Там вы сможете вспоминать дальше.

Она говорила с американским акцентом, но это не слишком помогло ему узнать ее. На вечеринке собралась пестрая публика с Эдинбургского фестиваля, и у большей части зрителей был американский акцент. Он пробормотал что-то невнятное и проследовал за ней сквозь толпу, но сумел вспомнить ее имя лишь тогда, когда они остались одни на террасе и она закурила сигарету.


– Элла, – произнес Пол. – Элла Касперски. Простите. Я немного устал с дороги…

Она пожала плечами.

– Когда встречаешь человека вне контекста… – Она не закончила мысль. – К тому же столько времени прошло.

– Тринадцать лет?

– Да.

На террасе было холодно, и ему хотелось вернуться обратно. Только не в бар, а в отель. Беда была не в холоде. С практической точки зрения было неудивительно, что он не спал два дня, ведь он летел из Торонто в Эдинбург эконом-классом – еще один пункт из списка вещей, которые он мог с легкостью делать в восемнадцать, но ближе к среднему возрасту – уже с трудом. После встречи с Эллой Касперски он почувствовал себя еще хуже. Судя по всему, внутреннее смятение отразилось на его лице, потому что Элла вдруг смягчилась и легко дотронулась до его руки.

– Все эти тринадцать лет я хотела перед вами извиниться, – сказала она. – Я была зла в Кайетт и слишком много выпила, и то и другое повлияло на меня не лучшим образом. Не стоило просить вас это делать.

– Я мог бы отказаться.

– Вам стоило отказаться. Но для начала мне не стоило вас просить.

– Ну что ж, – сказал он, – по крайней мере, вы были правы насчет Алкайтиса.

Он никогда особенно не интересовался новостями, но недавно прочитал книгу о схеме Понци, которая вышла несколько лет спустя, пытаясь найти в ней информацию о сестре. Винсент была в книге второстепенным персонажем, ее высказывания сводились к цитатам из свидетельских показаний. Очевидно, автор книги не смогла взять у нее интервью, хотя о роскошной жизни Винсент с Алкайтисом ходила масса слухов.

– Да. Я была права.

– Вы знали, что он жил с моей сестрой?

Он курил сигарету, хотя не помнил, чтобы Касперски давала ему закурить. С недавних пор он начал немного заикаться.

– Серьезно?

– Она была барменшей в отеле «Кайетт», – сказал он. – Однажды в бар зашел мужчина, и дальше все случилось само собой…

– Поразительно. Я видела его на фотографиях вместе с молодой женщиной, но никогда не думала, что она как-то связана с отелем.

– Помните хорошенькую барменшу с длинными темными волосами?

Она наморщила лоб.

– Может быть. Нет. Нет, если честно, я ее совсем не помню. Что с ней потом стало?

– Мы не общаемся, – ответил Пол. Винсент существовала для Пола в форме застывшей картинки. В тот вечер, когда он впервые выступал в Бруклинской музыкальной академии в 2008-м, он вышел на сцену и увидел ее. Она сидела с краю одного из первых рядов; его взгляд упал на нее, когда он вышел на сцену, и у него заколотилось сердце. Он начал играть и каким-то образом пережил вступление, а когда снова посмотрел в зал, всего минут десять спустя, среди теней зияло пустое кресло. В тот вечер после концерта он еще два часа сидел в театре, но она не ждала его у служебного выхода. Она не пришла и на следующий вечер, и через два дня; каждый раз, выходя из театра, он надеялся ее увидеть, но ее все не было, и он так часто воображал сцену их спора, что она почти стала для него реальной. «Послушай, все эти годы, пока ты жила в Ванкувере, твои видео валялись в коробках в детской, – сказал бы он ей. – Ты ведь явно не собиралась с ними ничего делать. Ты даже не заметила их пропажи». – «И ты решил, что это дает тебе право их забрать?» – спросила бы она. «По крайней мере, я использовал их для дела», – ответил бы он и, днями прокручивая в голове этот диалог, почти что страстно желал, чтобы он случился наяву. Но невозможность поговорить с Винсент в реальности означала, что он обречен снова и снова переживать иллюзорный разговор с ней в голове. Со дня концерта в БМА прошло ровно десять лет, и он по-прежнему беседовал с ней, с воображаемой Винсент, которая так никогда и не материализовалась рядом со служебным входом. То есть ты хочешь сказать, спросила бы она, что ты построил целую карьеру за счет моих видео? Не то чтобы целую карьеру, Винсент, но сочинение саундтреков к твоим видео привело меня к совместным проектам с видеорежиссерами, к выступлениям на арт-ярмарках в Базеле и Майами, сотрудничеству с БМА, стипендии, преподаванию, всему успеху, которого я добился в жизни. «И оно того стоило?» – спросила бы она. Не знаю, Винсент, я никогда не знал, что стоит делать, а что нет. Но как бы там ни было, после концертов в БМА я больше никогда не использовал для выступлений твои видеопленки. Думаешь, тебя это оправдывает? Нет, я знаю, что нет. Я знаю, что я вор.

– Вы еще со мной? – спросила Элла, и он осознал, что несколько минут рассеянно смотрел куда-то вдаль.

– Да, извините. Я немного разбитый после того, как всю ночь провел в дороге.

– После такого должно быть тяжеловато веселиться на вечеринках, – сказала Элла. – Давайте уйдем отсюда, я вас где-нибудь угощу.

Через десять минут они сидели в пабе за углом – старомодном заведении с ярко-красной дверью и деревянной обшивкой, на которую, судя по всему, ушел целый лес.

– Итак, – сказала Элла, когда они уселись за столик. – Прощу прощения, но вы выглядите ужасно.

– Я не спал два дня.

– Тогда не удивительно.

Однако в ее взгляде читались и другие мысли. Он вечно не мог запомнить имена и лица, но точно мог определить по ее выражению вопрос, который она решила не задавать. Он все чаще встречал на лицах людей этот немой вопрос.

– Как вы оказались на этой вечеринке? – спросил он, чтобы сменить тему. Он необычайно остро ощущал присутствие маленького целлофанового пакетика во внутреннем кармане куртки.

– Мой муж – театральный режиссер. Мир тесен.

– Каждый раз удивляюсь, насколько же он тесен.

Официантка принесла им напитки, и Пол извинился и вышел в туалет за дозой – совсем маленькой, чтобы хоть немного упорядочить хаос окружающего мира. Он неподвижно постоял в кабинке, сделал пять глубоких вдохов и вернулся за столик. Теперь он чувствовал себя спокойнее, усталость после перелета отступала. Все налаживалось. Человеку вовсе не обязательно спать каждую ночь. Он мог бы сэкономить кучу времени, если бы спал раз в два дня.

– Значит, вы были очень заняты, когда я вас видела в последний раз, – продолжила она.

– О да. Это было что-то потрясающее.

Он не ожидал успеха и до сих пор не мог к нему привыкнуть.

– Я попал в зазеркалье и оказался в странном новом мире, в котором люди на самом деле слушали мою музыку, – сказал он.