Стихи для мертвецов

– Именно из-за скудности информации мы и должны думать, как теперь говорят, «креативно». Свежий взгляд на материалы, пусть даже бессистемный, может привести к неожиданным открытиям.

Противясь желанию отрицательно покачать головой, Колдмун показал на папку:

– Приступайте.

Пендергаст быстро рассортировал бумаги на две небольшие стопки, потом сел за стол, подвинул одну стопку к себе и начал молча ее листать. Колдмун тем временем прошелся по комнате, осматривая неизменные настольные игры, полки с книгами в мягкой обложке и прочий бесполезный хлам, обычно присутствующий в таких заведениях. Проинспектировав кухонные шкафы, он с радостью обнаружил на одной из полок электрический чайник.

В этот момент вернулся хозяин.

– Комната готова, – сказал он. – Хотите посмотреть?

– Конечно, – ответил Колдмун, подхватывая выбранную наугад книгу, электрочайник и свою часть документов.

Пендергаст даже головы не поднял:

– Я приду попозже, спасибо.

Хозяин открыл дверь в номер, и Колдмун вошел. Здесь было достаточно чисто (Колдмун не отличался привередливостью), и хозяин пожелал ему доброй ночи. Бросив на пол сумку и куртку, Колдмун с облегчением снял кобуру со служебным пистолетом и положил на одну из кроватей. Затем включил чайник в сеть, чтобы убедиться, что он работает. Хотя он купил себе на обед лапшу, она могла подождать, а пока что его организму остро не хватало кофеина. Он наполнил помятый чайник водой, дал ей закипеть и бросил туда пару горстей молотого кофе. Потом оставил кипеть на маленькой мощности, взял бумаги и «Твинки», лег на пустую кровать и со вздохом скинул ботинки.

Два часа и три упаковки «Твинки» спустя он услышал поворот ключа в скважине. Потом в дверях появился Пендергаст. Он вошел, закрыл за собой дверь и остановился. Оглядел комнату: двуспальные кровати, грязноватые одеяла, выцветшие обои со сделанными кое-где отметками мелом, крохотную ванную с одним полотенцем, – потом перевел глаза на Колдмуна, который лежал на кровати в носках, положив на колени книгу, в окружении разбросанных ксерокопий и оберток от «Твинки». Ноздри Пендергаста задрожали.

– Ну вот опять, – сказал он.

– Что?

– Этот особенный запах. Что-то среднее между горящим сигаретным фильтром и средством для прочистки канализационных труб.

Колдмун потянул носом воздух. Это пахли не его ноги, – по крайней мере, он на это надеялся.

– Вы имеете в виду кофе?

– Кофе?

Колдмун кивнул в сторону чайника:

– Кофе. Я его заварил, когда вошел сюда.

Пендергаст огляделся и помахал рукой, словно прочищая воздух:

– К несчастью, вы дали кофе вскипеть и этим его погубили.

– Ну, я так его готовлю. Я кипячу его часа два.

Так готовили кофе отец, дед и прадед Колдмуна, и сам он пил только такой кофе. Он вырос в резервации Пайн-Ридж, и у них в доме на плитке всегда кипятился кофе в эмалированной кастрюле. При необходимости в кастрюлю подсыпали еще кофе и доливали воды. Мысль о фильтрах или ситечках считалась нелепицей. На вкус Колдмуна, кофе не мог считаться хорошим, если он не кипятился как минимум неделю.

Пендергаста пробрала дрожь. Он огляделся еще раз, и на его лице появилось странное выражение, тут же, впрочем, исчезнувшее, так что Колдмун не успел ничего заметить. Потом бледное лицо Пендергаста снова стало непроницаемым. Он расстегнул куртку, повесил ее на вешалку, привинченную к двери, и сел на вторую кровать, куда Колдмун бросил свой пистолет. К немалому удивлению младшего агента, Пендергаст взял кобуру. Потом, к еще большему удивлению Колдмуна, он вытащил пистолет.

– «Браунинг хай-пауэр», – сказал он, взвешивая в руке пистолет девятимиллиметрового калибра. – Хорошо сбалансирован. Кажется, последняя конструкция, созданная Браунингом перед смертью. По функциональности не очень отличается от моего «лес-баера». – Он нажал защелку, и на ладонь его левой руки выскочил заряженный магазин. – Похоже, он побывал не в одной переделке. Наверное, семейная реликвия?

Пистолет и в самом деле принадлежал двоюродному деду Колдмуна и прошел с ним всю Вторую мировую. Но Колдмун думал не об этом. Он сел, внезапно охваченный яростью, бумаги посыпались с него на пол. Оружие человека, в особенности пистолет правоохранителя, является его личным имуществом. Никто другой не смеет к нему прикасаться. Тем более без спроса и с такой небрежностью.

– Какого черта вы делаете? – резко спросил он.

Пендергаст посмотрел на него:

– По-моему, это очевидно. Осматриваю ваше оружие.

Колдмун протянул руку:

– Дайте мне его. Немедленно!

Взгляд Пендергаста на мгновение упал на протянутую руку, потом вернулся к лицу Колдмуна. Что-то в этих холодных кошачьих глазах включило инстинктивный звоночек тревоги в мозгу младшего агента.

Они долго смотрели друг на друга. Наконец Пендергаст засунул магазин в рукоятку.

– Агент Колдмун, – сказал он, – мы оказались в этом отдаленном и пустынном районе, вынужденные против воли делить неприятно тесное помещение. В таких обстоятельствах эта кровать с тощей подушкой является единственным местом во всем штате Мэн, которое я могу считать принадлежащим мне. Вы с вашими бумагами обустроились на другой кровати. И поскольку вы намеренно оставили пистолет на моей кровати, а мы, как владельцы и любители оружия, знаем, что нет большего греха, чем брать чужое оружие без разрешения, тот факт, что вы положили его на мою кровать, мог означать только одно: вы хотели, чтобы я осмотрел и оценил его. Я так и сделал. И я вижу: у вас отличное винтажное оружие.

Он засунул оружие в кобуру и, не говоря больше ни слова, протянул его Колдмуну.

Колдмун тоже молча взял его и положил на прикроватную тумбочку с другой стороны кровати. Ему показалось, что старший напарник устроил ему только что изысканную выволочку. Колдмун встал, чтобы наполнить кружку из кипящего чайника, и тут он вдруг понял, что заслужил выволочку. Пендергасту не только приходилось работать с упрямым боссом и в некомфортной среде, но еще и дело развивалось не так, как планировалось. И ко всем этим радостям добавлялось неуважение напарника.

Колдмун взял один из документов по делу и с тихим ворчанием сел на свою кровать. Он решил быть более снисходительным к этому человеку.




Колдмун внезапно пробудился ото сна без сновидений. Первой его мыслью было: как странно, что не темно, а светло. Потом он понял, что находится все в том же номере гостиницы «Скромная скумбрия». Он уснул полностью одетый, читая документы из дела катадинской полиции: в руке все еще был зажат лист бумаги. Проморгавшись, он увидел Пендергаста – тот сидел на краю кровати спиной к нему. Он явно продолжал размышлять над фотографиями с места смерти.

Еще один звонок, и Колдмун понял, что его разбудил телефон. Он вытащил аппарат из кармана, отметив время – четверть первого.

– Да?

– Агент Колдмун?

Остававшаяся сонливость мигом исчезла, когда он узнал голос.

– Да, сэр.

– Где вы?

– В мотеле возле озера Миллинокет.

– Ладно, – прозвучал отрывистый голос Пикетта. – Слушайте меня внимательно. Я хочу, чтобы вы оба собрали вещички. И первым же рейсом вылетели в Майами. Если для этого придется ехать машиной до Бостона, то это ваше дело. Найдите самолет и садитесь в него.

Пендергаст повернулся на своем насесте в виде края кровати и внимательно слушал.

– Хорошо, – сказал Колдмун, сел и начал засовывать ноги в ботинки. – А что случилось?

– Что случилось? – отозвался Пиккет с ледяной яростью. – Случилось второе убийство в Майами, а мои ведущие следователи за тысячу миль в мотеле охотятся на призраков. Выметайтесь к чертям из мотеля и мигом в аэропорт!

Телефон замолчал.





12




Колдмун никогда не бывал в Саут-Бич, только видел его изображения на открытках или фотографии ночной жизни этого квартала, висящие в Сети и рекламирующие экзотический отдых. Теперь, когда их такси из Международного аэропорта Майами закончило медленное движение через восемь кварталов по острову и свернуло с Пятой улицы на Оушн, он увидел совершенно иную картину. В безжалостном сиянии раннего утреннего солнца, без всяких преимуществ неона и благодатных сумерек, знаменитый бульвар казался усталым и изношенным, с его маркизами на окнах отелей и выцветшими от солнца ресторанными уличными зонтами под пальмами.

Неизменным оставалось одно: толпы народа. Даже в девять утра по бульвару бродило множество людей в шортах и футболках, бикини и панамах, с непременным телефоном в руке, готовым для хорошего селфи. В нескольких кварталах впереди Колдмун увидел более плотное скопление людей, которое могло означать только одно.

Когда такси поползло на север, Пендергаст, который за все время их отчаянных попыток добраться из Мэна до Майами если и говорил о чем-то, то только о содержимом полицейской папки, наконец обратился к Колдмуну:

– На тот случай, если я забыл сказать: хочу поблагодарить вас за то, что поддержали мое предложение побывать на месте смерти Элизы Бакстер. Пока не установлена закономерность, невозможно предугадать, нанесет ли убийца новый удар, нанесет его так быстро и в том же городе. Тем не менее я сожалею, что наше отсутствие не позволило нам быть здесь во время преступления.

Колдмун пожал плечами.

– Я заодно с моим напарником, – повторил он. А потом добавил: – Прав он… или нет.

Вместо ответа Пендергаст обратил взгляд своих похожих на льдинки глаз на толчею впереди.

Такси сумело проехать еще несколько кварталов, а потом встало намертво, заблокированное пешеходами, полицейскими и другими машинами. Пендергаст дал водителю щедрые чаевые и попросил отвезти их вещи в отель, после чего они принялись пробираться сквозь толпу к тому особенно плотному скоплению людей, которое, как и предполагал Колдмун, окружало большую площадку, огороженную полицейской лентой. Были здесь и представители прессы, они безуспешно выкрикивали вопросы, тыча в сторону полицейских микрофоны.

Протиснувшись сквозь плотные ряды зевак, агенты показали свои удостоверения и поднырнули под ленту. Колдмун быстро огляделся. Перед ним тянулся узкий проулок, уходящий на запад между вьетнамским рестораном с одной стороны и супермодным отелем в стиле ар-деко – с другой. За лентой группками стояли полицейские в форме и штатском, они либо опрашивали свидетелей, либо просто охраняли место. Дальше по проулку, там, где, по-видимому, было найдено тело, стояли два криминалиста. С другого конца мрачный проулок был перекрыт полицейскими автомобилями и аварийными машинами.

Несмотря на незнакомую обстановку, Колдмун сразу узнал саму картину. Так начиналось расследование убийства. Глядя на всех этих полицейских, звание которых можно было определить по значкам на лацканах и нашивкам на плечах, он вспомнил слова Джозефа, легендарного вождя индейцев не-персе: «У белых людей слишком много вождей».

От толпы отделился человек и направился к ним. Колдмун отметил детали: невысокий, стройный, средних лет латиноамериканец со жгучими черными волосами, в брюках светлого цвета и рубашке с галстуком, но без пиджака. Похоже, он был знаком с Пендергастом; по крайней мере, он не удивился, увидев человека, облаченного в черный костюм с темным галстуком, словно какой-нибудь агент секретной службы, сброшенный на парашюте в самое сердце Содома.

Пендергаст шагнул вперед и протянул руку.

– Лейтенант Сандовал, – сказал он. – Позвольте представить вам моего напарника, специального агента Колдмуна.

Сандовал пожал руку Пендергасту, потом Колдмуну.

– Я прочел сводку, которую вы приготовили для нас по убийству Монтеры, – громко, чтобы быть услышанным за общим шумом, произнес Колдмун. – Спасибо, тщательная работа.

Сандовал кивнул.

– Вы только что появились, – с едва заметным акцентом сказал он Пендергасту.

Это было утверждение, а не вопрос.

– Увы, да.

Если Сандовал и удивился, то никак не показал этого.