Стихи для мертвецов

Фоше заметила, что Пикетт бросил ядовитый взгляд на Пендергаста. Она чувствовала себя виноватой из-за того, что не нашла ничего подтверждающего его версию, – он показался ей добрым человеком.

– Ну что ж, – сказал Моберли, – спасибо вам, Шарлотта, за помощь. – Он помахал рукой. – Можете сворачиваться.

Он повел федералов к двери. Перед тем как выйти, тот, кого звали Пендергастом, оглянулся и посмотрел на доктора Фоше с сочувствием, и если бы она не знала, что этого не может быть, то не сомневалась бы в том, что он ей подмигнул.



Колдмуну не нравились аутопсии, и после этой его подташнивало. Он вышел из больницы следом за Пендергастом и Пикеттом. На свежем воздухе он глубоко вздохнул, пытаясь прогнать из легких запах формалина и смерти.

Пока они ждали машину, Пикетт обратился к Пендергасту:

– Удовлетворены?

– Я редко бываю удовлетворенным.

– А я вот удовлетворен. Моберли – один из ведущих криминалистов-патологоанатомов в стране, да и его помощница показалась мне довольно проницательной.

Выдержав паузу, Пендергаст сказал:

– Я бы хотел слетать в Итаку.

Пикетт уставился на него:

– Простите, что вы сказали?

– Бакстер ушла из жизни седьмого ноября две тысячи шестого года. Флейли покончила счеты с жизнью двенадцатого марта две тысячи седьмого года. Разница в четыре месяца.

– И что из этого вытекает?

– Одна смерть отстоит от другой на необычно малый промежуток времени. И обе женщины – жители Флориды, обе убиты за пределами штата.

– Совпадение. Вы достаточно долго работаете в ФБР и знаете, что в такого рода делах случаются ничего не значащие совпадения. Агент Пендергаст, абсолютно ясно, что обе жертвы покончили с собой. Вот в чем связь. У нашего парня фиксация на самоубийство. Посмотрите, как он им сочувствует. К тому же женщины не знали друг друга. Путешествие в Итаку не прольет свет на что-либо существенное.

– Тем не менее я бы хотел слетать туда.

Колдмун слушал этот разговор с безразличным лицом. Он не мог не согласиться с Пикеттом. Путешествие в Итаку – пустая трата времени, и, обжегшись в прошлый раз, он больше не хотел рисковать.

– Я могу завершить мое расследование за один день, – не отступал Пендергаст. – Туда и обратно.

Пикетт помедлил, словно обдумывая что-то. Потом в недоумении покачал головой:

– Хорошо. Если вы так убеждены, езжайте. Никаких ночевок: если Брокенхартс нанесет новый удар, вы должны находиться здесь. Но прежде я хочу, чтобы вы посмотрели данные лабораторных анализов – вдруг там появилось что-нибудь занятное.

– Спасибо, сэр.

– Агент Колдмун, вы, естественно, будете сопровождать Пендергаста в Итаку.

– Да, сэр.

Колдмун беззвучно произнес длинное и весьма красочное лакотское проклятие.

Приехала машина Пикетта, и он сел в нее.

– Я возвращаюсь в Нью-Йорк. Вы, конечно, понимаете, что я не желаю, чтобы обстоятельства вновь потребовали моего приезда сюда.

На этом он захлопнул дверь, и машина тут же сорвалась с места.





18




Они прошли по обледеневшему тротуару Ист-авеню мимо мрачного вида административных зданий, направляясь к мосту Терстон-авеню. Хотя в северной части штата Нью-Йорк было не так холодно, как в Мэне за несколько дней до того, здесь все еще лежали горы снега, собранные снегоуборщиками на перекрестках и на углах парковок. Пендергаст снова надел куртку «Снежная мантра», а Колдмун – прежнюю куртку на меху, не застегнув ее. Он поправил сумку, висевшую на правом плече. Даже для такого прохладного дня в конце марта на улицах было необычно тихо – явно по причине весенних каникул. Несколько лет назад Колдмун уже бывал в этом городе пару раз, и, если не считать «Старбакса» на ближайшем углу, здесь с тех пор ничего не изменилось: город оставался все таким же серым, гнетущим, ждущим весну.

Они дошли до перекрестка и ненадолго остановились рядом с регулировщиком, который помогал разъезду машин, пока бригада рабочих устраняла прорыв водонапорной магистрали. Воспользовавшись остановкой, Колдмун вытащил из сумки побитый термос, закутанный в красно-черный плед, снял крышку, которая служила и чашкой, и налил в нее немного своего кофе. Одно из преимуществ федерального статуса состояло в том, что можно было не обращать внимания на все эти предписания Управления по транспортной безопасности, – они могли показать удостоверения в службе безопасности аэропорта, сесть на борт вместе с пилотами и экипажем и пронести на борт все, что им заблагорассудится.

Когда великолепный аромат жженого кофе разлился в воздухе, к Колдмуну повернулись оба его попутчика: Марв Соломон, агент службы безопасности из Корнеллского университета, – с удивлением и Пендергаст – с недовольным узнаванием. Колдмун проигнорировал их, спокойно прихлебывая чуть теплый кофе: он уже давно привык к такой реакции.

Но вдруг стало ясно, что они задержатся на перекрестке еще ненадолго.


– Одну минуту, пожалуйста, – сказал Пендергаст.

Он исчез в дверях «Старбакса» и вскоре появился с картонным стаканчиком с белой пластиковой крышкой, который и протянул Колдмуну.

Колдмун взял стаканчик в свободную руку, рассмотрел его, поворачивая в руке.

– Эспрессо доппио, – пояснил Пендергаст. – Две порции чистой французской обжарки, свежемолотый. Не совсем «Кафе Реджо», но более чем адекватно для цивилизованной заварки. – На слове «цивилизованной» он сделал едва заметный акцент.

Обе руки у Колдмуна оказались заняты. Он сделал еще глоток из крышки термоса.

– Попробуйте другой, – посоветовал Пендергаст дружеским тоном.

Колдмун осторожно попробовал то, что принес ему Пендергаст. Никогда прежде не пил он кофе из «Старбакса» – там все было чертовски дорого. Он быстро отхлебнул еще раз свой кофе, прополоскав рот от другого вкуса. После этого вылил эспрессо на ближайшую снежную горку, а пустой стаканчик бросил в ближайшую мусорную урну.

– Слишком цивилизованно, – заявил он.

Регулировщик дал им знак проходить, и они двинулись дальше вниз по склону. Теперь мост лежал прямо перед ними. Он не был особенно эффектным – всего лишь две зеленые стальные арки, устремленные к небу, и двухполосная дорога между ними, проходящая над ущельем Фолл-Крик и исчезающая в заснеженной перспективе. Колдмун слышал слабый журчащий звук, почти как шепот ветра.

– Вот он, – сказал Соломон из службы безопасности, махнув в сторону моста с такой гордостью, будто сам его построил.

Они снова остановились, и Колдмун посмотрел на этого человека. Ему показалось занятным, что Пендергаст обратился с просьбой предоставить им гида в службу безопасности университета, а не к местным копам. Может быть, копы произвели на него не слишком хорошее впечатление приемом, который был оказан агентам в Катадине. А может, причина была в том, что Соломон проработал в университете две дюжины лет и собственными глазами видел на мосту трех самоубийц. Так или иначе, они изъяли дело из архива местной полиции. Теперь эти документы лежали в сумке Колдмуна вместе с термосом, готовые к просмотру на обратном пути.

Он взглянул на часы. Половина первого. Если они хотят успеть на вечерний самолет, то им лучше поспешить. Хотя они сели на самый первый утренний рейс из Майами в Сиракузы, у них ушло четыре часа, чтобы добраться сюда. Кроме того, Колдмун попросил на обратном пути в аэропорт сделать небольшой крюк, чтобы уладить кое-какие личные дела, а это еще больше ограничивало их временной лимит.

– Давайте посмотрим, – сказал он.

С Соломоном во главе они пересекли улицу и прошли еще сто ярдов до пешеходной дорожки на восточной стороне моста. Ущелье Фолл-Крик резко уходило вниз под их ногами, его неровности и наслоения ощерились длинными угрожающими сосульками. Дно ущелья находилось далеко внизу, покрытое плоскими камнями, среди которых то тут, то там возвышались каменные столбы, вытесанные водой. Выше по течению водопады наполовину замерзли, но в среднем течении потоки серо-черной воды вызывающе перекатывались через пороги, превращая услышанное им ранее журчание в рев. С такого расстояния было видно, что вдоль перил моста имеется декоративное ограждение, выкрашенное той же зеленой краской, а за ним и ниже натянута крепкая проволочная сетка, затейливо закрепленная, чтобы задерживать падающие тела.

– Вот прямо здесь, – сказал Соломон, подтягивая брюки и показывая перед собой. – В ту ночь я делал обход периметра и оказался совсем рядом, когда пришел вызов. Пришел сюда через две минуты, даже раньше копов. Ничего, конечно, не трогал. Поздно уже было трогать. Я знал, что ей уже ничем не поможешь.

Пендергаст достал из кармана куртки тоненькую папку, которую прихватил из стопки папок в Итакском отделении полиции.

– Насколько я понимаю, ее обнаружили два студента. Они все еще находились здесь, когда вы пришли?

Соломон кивнул:

– Да. Оба сидели. Ошарашенные. Мне их, пожалуй, не в чем винить. – Он помолчал. – Вечер был теплый для марта. По-настоящему приятный. Новая луна уже взошла.

– У вас хорошая память, – заметил Колдмун.

– Вряд ли я когда-нибудь забуду ту ночь. То, как она умерла. – Соломон многозначительно посмотрел на них. – Этот мост довольно-таки знаменит так называемыми самоубийствами ущелья Корнелла. Прежде чем там натянули сетку, более десятка людей – и многие из них студенты – прыгнули в это ущелье. Флейли – единственная, насколько мне известно, кто повесился, а не прыгнул вниз.

– А что еще вы помните? – спросил Пендергаст.

– Она воспользовалась желтой полипропиленовой веревкой. Знаете, для оснастки яхт и всякого такого. Прочнее не бывает для тех нагрузок, на которые рассчитана. Флейли привязала один конец к перилам вон там… – Он показал. – Сетки тогда, конечно, не было. Ее натянули несколько лет спустя.

Пендергаст открыл папку и пролистал ее содержимое:

– Довольно распространенная веревка, как я вижу. Продается в большинстве штатов. – Он посмотрел на Соломона. – Она была мертва к тому времени, как вы появились?

Соломон заколебался:

– Трудно сказать.

– Что вы имеете в виду?

– Она была… ну, понимаете, я видел, что ее руки и ноги подергивались несколько секунд. В основном ноги. Не думаю, что она была жива, это просто… – Он снова замолчал ненадолго. – Те студенты, которые сообщили о происшествии, сказали, что она еще боролась, когда они пришли. Но они слишком перепугались и ничего не смогли сделать. Наверно, будь веревка подлиннее, она бы сразу сломала себе шею. – Он облизнул губы. – Несчастная женщина. Чтобы вот так уйти…

– Никто не видел, как она подходила к мосту, как прыгнула?

– Нет, сэр. Я уже говорил, ночь была темная. Тихая. В такой поздний час здесь почти никакого движения.

– А в какое время это случилось?

– В десять минут первого.

Пендергаст вернулся к папке. Колдмун не понимал, зачем Пендергаст задает эти вопросы: на большинство из них, если не на все, ответы содержались в папке. Агент словно хотел впитать в себя информацию от непосредственного свидетеля или от того места, где все случилось, будто ждал, что сам ландшафт прошепчет ему свои тайны.

– Следствием было установлено, что миз Флейли не знала никого из студентов университета или жителей Итаки, – сказал Пендергаст, не отрывая глаз от бумаг.

– Она и не знала никого. Приехала в город всего на один вечер. У нее было назначено собеседование в Корнелле.

Колдмун знал, что собеседование прошло так себе: проявили интерес, но работы не предложили. Об этом упоминал Пикетт, и в отделе кадров Корнелла подтвердили его слова. Агата Флейли, тридцати одного года ко времени самоубийства. Родители давно умерли, братьев или сестер нет, и никого из других близких. Место проживания: Майами. Место работы: консультирование амбулаторных пациентов, больница Милосердия, Майами. Заинтересована в получении работы в качестве адвоката пациентов в Корнеллском департаменте здравоохранения. Какой идиот добровольно переезжает из Майами на север штата Нью-Йорк? Колдмун вспомнил: Фелиция Монтера, первая женщина с безжалостно вырезанным сердцем, тоже работала в медицине – сестрой в больнице «Маунт-Синай». Связь?

Пока Колдмун размышлял, Пендергаст в одиночестве прошелся по мосту, засунув руки в карманы. В дальнем конце моста он внезапно остановился и огляделся вокруг. И опять Колдмуна посетила странная идея, будто его напарник ждет чего-то. Впрочем, что бы это ни было, оно ничуть не эксцентричнее неподвижного лежания на гостиничной кровати в Мэне. Эксцентричное поведение агента, «Пендергастова загадочность», о которой его предупреждал Пикетт, – ко всему этому Колдмун чувствовал себя невосприимчивым.