Стихи для мертвецов

Соломон из службы безопасности говорил о чем-то. Колдмун настроился на его волну, понял, что речь идет о снеге и прогнозе погоды, и перестал его слушать. Пендергаст уже возвращался. Прежде чем подойти к ним, он снова повернулся лицом к мосту. На долю секунды он словно замер, и Колдмун явственно услышал, как агент резко втянул в себя воздух. Но когда он отвернулся от моста, его лицо было, как всегда, непроницаемым, и то мгновение – каким бы оно ни было – прошло.

Пендергаст кивнул их проводнику.

– Спасибо, мистер Соломон, – сказал он, запихивая папку назад в карман куртки. – Думаю, мы больше не будем отнимать у вас время.



По пути в аэропорт Сиракуз Колдмун сделал крюк по личным причинам (о чем он и просил Пендергаста). Пунктом его назначения была федеральная тюрьма в Джеймсвилле, штат Нью-Йорк. Он свел визит к минимуму – до получаса, а отклонение от маршрута задержало их не более чем на час. У них еще оставался запас времени до рейса на Майами. После неудобного и шумного утреннего перелета Пендергаст настоял на том, что купит за свой счет билеты первого класса для них обоих. Колдмун слишком устал, чтобы возражать.

Колдмун никогда не летал первым классом, кроме одного раза в роли воздушного маршала, и после недолгого периода неловкости стал наслаждаться и местом для ног, и внимательным обслуживанием, и бесплатным обедом. В особенности понравилась ему стюардесса: она дважды подавала ему виски «Дьюарс» со льдом и не просила за это ничего, кроме спасибо.

Он скосил глаза на напарника, который вяло листал очередную папку. Пендергаст не произнес почти ни одного слова на обратном пути, разве что ответил на неприятный звонок Сандовала, сообщившего им, что в Майами слишком много кладбищ, чтобы установить за ними эффективное наблюдение. Однако агент оставался безупречно вежливым. Пригубливая виски, Колдмун почувствовал, как на него сошел дух человеколюбия. Пендергаст не выразил ни малейшего неудовольствия по поводу его непонятной остановки в тюрьме, даже не спросил ни о чем. Он постарался сделать дружеский жест и принес Колдмуну эспрессо. Задним числом тот понимал, что поступил по-свински, вылив кофе в сугроб.

– Вы даже не спросили, зачем мне понадобилось в Джеймсвилл, – заговорил Колдмун.

Пендергаст посмотрел на него:

– Свидание с супругой?

– Нет. Это связано с тем, почему я стал агентом ФБР.

Пендергаст закрыл папку.

– Я вырос в резервации в Южной Дакоте. Когда мне было одиннадцать, моего отца убили в пьяной драке. Мы с матерью практически не сомневались в том, кто это сделал. Однако у убийцы были хорошие связи в племенной полиции. Расследование не проводилось. Нам не к кому было обратиться – ни местная полиция, ни полиция штата не имеют юрисдикции в резервации. Федералы имеют, но они не желали ввязываться. Для них все это было не больше чем драка двух пьяных индейцев. Так что дело положили на полку. Я на время забыл обо всем, поступил в колледж, учился кое-как, а потом со мной вдруг что-то случилось. Я работал до изнеможения, чтобы закончить лучшим на курсе и заслужить место в Куантико. После выпуска из академии я приложил усилия, чтобы попасть в офис ФБР в Абердине. Я расследовал убийство отца и нашел все необходимые улики, чтобы приговорить убийцу. Это стало моим первым делом.

Наступила короткая пауза. Колдмун пригубил «Дьюарс».

– Значит, вы стали агентом ФБР из желания мести.

– Нет, я стал агентом, чтобы больше не происходило подобных несправедливостей.

– Понятно, – сказал Пендергаст. – И преступник в настоящее время содержится в тюрьме в Джеймсвилле.

– Я иногда навещаю его, когда бываю поблизости.

– Естественно. Своего рода воссоединение, – кивнул Пендергаст. – Кстати, какой ваш костер совета?

– Что?

– Я имею в виду семь лакотских костров совета.

– А, вот вы о чем. Тетон. Оглала[27].

– А глаза у вас светло-зеленые.

– Моя мать итальянка.

– Правда? Я немало времени провел в Италии. Как ее фамилия?

– Это не важно.

Хотя Колдмун и любил свою мать, он не мог не чувствовать, что она испортила его безупречную в остальном родословную индейца сиу. Он взял ее фамилию для своего среднего имени, но никому не говорил, откуда оно взялось. Он даже свел его к инициалу, когда подавал заявление в Бюро.

– Извините за любопытство. Как бы то ни было, надеюсь, что ваш… э-э… визит увенчался успехом.

И Пендергаст вернулся к чтению.

Колдмун с некоторым удивлением размышлял о Пендергасте. Похоже, мрачная справедливость данной ситуации встретила его отклик.

По крайней мере, хоть в чем-то они согласились.





19




Роджер Смитбек допил бутылку портвейна и поставил ее на поцарапанную деревянную столешницу. Несколько секунд спустя к нему подошла барменша, блондинка лет сорока, в шортах, надетых на купальник.

– Еще, мой сладкий?


– Да, черт побери.

Она вытащила из кармана шорт блокнотик для записи заказов:

– Ну, ребята, готовы?

– Мне сэндвич с морским окунем, – сказал Смитбек. – И побольше чили, пожалуйста.

Она повернулась к спутнику Смитбека.

– Как обычно, – буркнул тот.

Официантка улыбнулась, сделала запись в блокноте и удалилась.

Смитбек посмотрел на человека, сидевшего по другую сторону стола. Человек, угрюмо ответивший на его взгляд, был заурядным, с какой стороны ни посмотри: среднего роста, загорелый, с волосами мышастого цвета и двухдневной щетиной, в футболке «Рон Джон»[28] и мешковатых шортах. Именно такую одежду предпочитали майамские копы, работающие под прикрытием.

И Роджер Смитбек знал, что ему искать. Вот уже шесть лет он работал в городе, начал как расследователь нижнего звена в «Майами геральд» и пробился наверх до полноценного репортера. А Кейси Морз в той или иной мере рос вместе с ним. Они познакомились, когда Смитбек работал в «Геральд» вторую неделю. В те времена Морз был начинающим патрульным полицейским, приписанным к Маленькому Гаити. Он провел необходимое время, снашивая ботинки на улицах, два года по ротации работал в отделе по борьбе с наркотиками, а теперь служил вице-сержантом центрального района. И Смитбек раз в неделю за полный обзор событий покупал ему чизбургеры – редкие, с жареным луком, без салата.

Официантка поставила на стол непочатую бутылку «Утреннего леса». Смитбек схватил ее и сделал большой глоток. Сильные запахи кофе, клена и – да, как же без него? – бекона, омывавшие его вкусовые рецепторы, стимулировали и успокаивали. Пиво варил тут неподалеку, на берегу, некий Фанки Будда, и обычно оно появлялось только в сезон. Но в таверне «Заход солнца» всегда имелся некоторый запас, и это была главная причина, почему Смитбек приходил сюда, а еще потому, что это был типичный полицейский бар, где Морз мог остыть и расслабиться.

Некоторое время они болтали ни о чем: о неблагоприятных перспективах для добычи марлинов в наступающем сезоне, о новой вспышке лихорадки зика в Либерти-Сити, о тираническом поведении нового лейтенанта, начальника Морза. Морз был вполне порядочным копом, но он никак не мог поладить со своим непосредственным начальством. И Смитбек спрашивал себя, о ком этот факт больше говорит – о Морзе или о его начальстве.

Смитбек позволил пустому разговору продолжаться и дальше, поигрывая время от времени своей широкополой шляпой, пока не принесли еду. Он столько лет занимался подобными делами, что поставил этот танец вплоть до последних па. Нет, он вовсе не играл с Морзом или его дружками-копами; скорее, это был обмен, в котором выигрывали обе стороны. Полицейские очень не любили, когда их подозревали в сливе информации в прессу, кроме тех случаев, когда они выигрывали от этого непосредственно, – но они были такими сплетниками, как никто другой. Если они думали, что тебе уже кое-что известно, то не меняли тему, пока не убеждались, что не они первыми слили эту информацию. Но естественно, они были такими же любопытными, как и его нынешний собеседник. И потому, если ты как репортер поймал где-то скандальную новость… что ж, ты мог предложить бартер. Такова была причина, почему Смитбек часто посещал кварталы, подобные этому, где он мог рассказать что-нибудь интересное сержанту отдела по борьбе с наркотиками.

Смитбек понимал, что его стиль нельзя назвать эффектным, но его это не волновало. Он знал немало репортеров, которые жили только ради крупной добычи. Таким был его старший брат Билл: вечно в поисках горячих новостей, он зачастую пускался во все тяжкие и выводил людей из себя – слон в посудной лавке, готовый на все, чтобы заполучить историю для первой полосы. И не потому, что он был плохим парнем, – Билл был замечательным старшим братом, с сердцем огромным, как дом, и Роджеру не хватало брата, он каждый день оплакивал его безвременную кончину. Просто их стили работы различались не менее, чем их личности. Биллу нравились джаз, поэзия и Деймон Рунион[29], тогда как Роджер предпочитал математику, комиксы от «Марвел» и классическую музыку.

Их отец тоже был репортером, и в некотором смысле Билл и Роджер выросли как отражения двух разных сторон его личности. С одной стороны, их отец в качестве журналиста наводил ужас на тихий пригород Бостона, выискивая горячие факты и местные скандалы с решимостью забрызганной чернилами гарпии. С другой стороны, когда он взял бразды правления в «Беверли ивнинг транскрипт», то стал более разборчивым и стратегически мыслящим: перешел к долгосрочному планированию, старался видеть дальше следующей крупной сенсации и тщательно холил свою газету и свои источники. Роджер понимал такой подход. «Транскрипт» был первой и последней любовью его отца, и он умер, так сказать, за штурвалом от обширного инфаркта, сидя за фотопечатной машиной.

За окном гудел автомобильный поток на Северо-Западной Восьмой. Попозже, когда выйдут проститутки, машины сбросят скорость. Морз с удовольствием поедал бургер, все свое внимание отдавая еде. Это хорошо, думал Смитбек. Забавно, что копы всегда любят устраивать праздник живота, как только кончается смена, предпочитают бары со словом «таверна» в названии.

– Ну и как дела с этим комиссаром? – спросил Смитбек как бы невзначай.

До него дошел слушок, что некий комиссар полиции в Майами нанимает эскорт на деньги округа. Этой информацией он и поделился с Морзом.

– Выглядит неплохо. – Морз облизал кетчуп с пальцев. – Конечно, наш долбаный лейтенант оторвет себе кусок, если мы ему это принесем.

– Вот ведь сукин сын. – Смитбек заметил, что у Морза кончается джин с тоником, и подал знак официантке, чтобы принесла еще. – Очень похоже на мою историю жизни.

– Да? Этот редактор, Краски, все еще ездит на тебе?

– Постоянно.

В этом было некоторое преувеличение, но почему бы не укрепить братские узы общим страданием?

– Жаль, что у меня нет вкусной косточки, чтобы тебя отблагодарить, – сказал Морз. – Но у нас тишина мертвая. Если не считать тех двух убийств, конечно.

– Ага.

Смитбек отхлебнул еще пива. Перед ним стояла маленькая дилемма. Да, обычно он не занимался убийствами, и Морз знал это. С другой стороны, оба репортера «Геральд», которые монополизировали тему убийства, находились сейчас в отпуске. Отец всегда говорил Смитбеку о том, какую важную роль играет чутье («Доверяй своей печенке», – не уставал повторять он), и хотя копы как-то странно помалкивали о недавних убийствах в Майами-Бич, не приходилось сомневаться в том, что эти убийства связаны. Обе убитые были женщинами, обеим вскрыли грудную клетку «тяжелым инструментом с лезвием». Это мог бы сказать любой полицейский, но Смитбеку посчастливилось оказаться в нужном месте два дня назад, когда вся полиция Саут-Бич вдруг ринулась на Городское кладбище Майами. Не секрет, что несколькими днями ранее сильный шухер случился на другом кладбище. Смитбек приложил ухо к земле, и до него дошли слухи, что там была обнаружена некая часть тела, предположительно сердце. Не нужно быть Эйнштейном, чтобы свести эти два случая к одному знаменателю. Да и собственная печенка говорила Смитбеку, что он должен воспользоваться отпуском коллег, прежде чем это сделает какой-нибудь внештатный корреспондент.

Ему нужно было заполучить эту историю. Но он не хотел рассориться с Морзом, потерять в его лице источник. А потому решил удивить сержанта крупицей информации, которая не только была вкусной, но и подразумевала, что он знает больше, чем он знал на самом деле, – один из вариантов того, что в теории игр называется игрой «Ультиматум». Если он сыграет правильно, то узнает что-то новое.

– Да, – сказал он. – Эти убийства. Кто-то съехал с катушек. – Он допил свой «Утренний лес». – Иначе зачем вызывать федералов?

Морз посмотрел на него с удивлением и подозрением:

– Ты знаешь об этом?

Смитбек пожал плечами, словно дело было незначительное. В конечном счете убийства не входили в круг его репортерских интересов.

– Разумеется. Иначе Пендергаст не приехал бы сюда.

– Пендергаст?

– Ага. Мы со специальным агентом Пендергастом давно знакомы.

Это была та самая крупица информации, и отчасти она была правдивой. Его брат много раз говорил о Пендергасте в диапазоне тонов от разочарования и страха до восторга. Роджер несколько раз встречался с Пендергастом: в первый раз на свадьбе Билла, а потом – когда Билла убили и Пендергаст расследовал убийство. В последний раз Роджер видел агента ФБР на похоронах Билла. И потому, увидев два дня назад на кладбище худую, облаченную в черное фигуру, он не только крайне удивился, но и получил подтверждение своим догадкам о том, что речь идет о серийном убийце. Пендергаст не ответил Смитбеку на его вопрос, но, вообще-то, это было и не обязательно.

Подозрение исчезло с лица Морза, но удивление осталось.

– И этот Пендергаст много тебе сказал?

Расчет Смитбека оказался правильным: сержанта это дело интересовало не меньше, чем его самого. Но двигаться тут надо было осторожно. «Доверяй своей печенке».