Судьба

– Похоже, ты им нравишься, – усмехнулся Пэри. – Что бы там у тебя ни было, выглядит это странно.

Акос кивнул. Это не подлежало сомнению.

Пэри встал на безопасном расстоянии напротив Акоса. Руки он держал в карманах.

– Вероятно, она рассказала тебе что-то сложное?

Акос сомневался, что слово «сложное» было здесь уместным. Жук сполз с большого пальца в рукав Акоса. Его клешни громко пощелкивали. Оставалось надеяться, что это не было подготовкой насекомого к атаке. Впрочем, Акос не склонялся к мысли, что жук собирался на него напасть.

– Знаешь, многие в нашей Солнечной системе причисляют оракулов к элите, – сказал Пэри. – Наделение людей судьбами, а как следствие, и важностью, кажется людям излишним проявлением благосклонности. Но они не понимают природы судеб и того, что оракул не в силах что-либо выбирать. Однако судьбоносные понимают больше.

Глаза Пэри отразили оранжевое свечение цветка.

– Судьба – клетка, – продолжал он. – Высвободившись из этой клетки, ты можешь выбирать – идти куда хочешь и делать что хочешь. В некотором смысле ты наконец можешь познать себя.

Акоса слишком занимали мысли о родственниках, так что о судьбах он подумать еще не успел, хотя знал, что судьба Кайры настигла ее, когда она потеряла сознание. Наверное, Акосу следовало радоваться, что ему больше не нужно было ждать смерти, но он так верил в это, что свыкнуться с новой реальностью было трудно. Казалось, Акос нес эту ношу так долго, что просто-напросто забыл, как идти без нее. Теперь он ощущал себя легкой пушинкой.

А как же его истинная судьба? Второе дитя рода Ноавеков пересечет Рубеж.

Что ж, это Акос сделал давно – пересек поле ковыль-травы, разделяющее тувенцев и шотетов. И не один раз. Выходит, и Акос уже встретился со своей судьбой. Так что верно сказал Пэри. Теперь он мог выбирать. Делать что угодно.

И идти куда угодно. Куда было необходимо.

Акос как раз обдумывал решение, когда услышал пронзительный громкий вопль. К нему присоединились чьи-то завывания. А затем послышался еще один слабый стон. Три голоса извещали о боли. Это были три оракула.

Теперь Акос знал, что это означает. Еще одно нападение.

Жук улетел прочь, когда Акос бросился бежать вверх по склону – к комнате, где спал его брат. Отодвинув занавеску, он увидел сидящего на постели Айджу. Он впивался пальцами в кудри и стонал. Давненько Акос не видел брата в таком… непрезентабельном виде. Рубашка Айджи была расстегнута, а на одной стороне его лица отпечатались складки наволочки.

Акос застыл на пороге. Почему он оказался здесь, а не побежал к матери? Акос потерял того Айджу, которого так настойчиво старался спасти, и то, что осталось от брата, никоим образом не было с ним связано. Так что сюда привело Акоса?

Айджа поднял голову и задержал взгляд на его лице.

– Наш отец воюет с ними, – произнес Айджа.

– Айджа, ты что-то напутал. Наш отец…

– Лазмет. – Айджа раскачивался взад-вперед, все еще держась за голову. – Шисса. Он напал на Шиссу.

– Сколько погибших?

Акос дотронулся до плеча брата.

– Не надо, я так не вижу… – отпрянул Айджа.

– Сколько? – снова задал вопрос Акос, хотя в глубине души знал, что это не важно. Десятки, дюжины или…

– Сотни! Стеклянный дождь!

Айджа разрыдался, и Акос присел на угол его кровати.

Нет, не важно, что это были сотни. Его путь остался прежним.





29





АЙДЖА


– Ты должен научиться контролировать себя, – поучала нас Сифа. – Или видения овладеют тобой. Ты застрянешь в них и не будешь жить настоящей жизнью.

Мы ответили:

– Неужто это так плохо? Жить тысячу разных жизней вместо одной?

Эта женщина, которая была для нас матерью, оракулом, и в то же время незнакомкой, прищурилась. Мы отдали приказ убить ее мужа. Но мы тосковали по этому человеку. Как же странно было нести ответственность за боль и одновременно страдать от этой ответственности. Чем больше наши сущности сливались, тем более выраженными становились противоречия между ними. Но ничего не поделаешь. Противоречия существовали, и их нужно было принимать.


– Ты был создан с целью, – говорила она. – И не для того, чтобы становиться сосудом, накапливающим опыт других. Ты должен иметь свой.

Мы пожали плечами, и тут же возникли видения.

Мы в теле невысокого коренастого мужчины, который стоит у телеги, наполненной книгами. Пахнет пылью и бумагой. Перед ним возвышается книжная полка. Он кладет увесистый том на подставку, выпирающую из полки, и вбивает код в устройство, которое находится у него в руках. Подставка отвозит книгу на место – наверх и налево.

Вздыхая, мужчина направляется по проходу к окну. Город, который мы в Туве называем Шиссой, полон домов, которые парят так высоко над землей, что поля ледоцветов под ними кажутся не более чем просто пятнами краски на снегу. Такое впечатление, что дома свисают прямо с облаков. Впереди находится многоярусное ромбовидное сооружение из стекла, которое по ночам подсвечивается изнутри зеленым. По левую сторону от него стоит горбатый мамонт, излучающий мягкий белый свет, как земля внизу.

Это место прекрасно. Мы знаем это.



Мы больше не мужчина. Мы – низкорослая дрожащая женщина в жилете из прочной шотетской брони.

– Зачем они живут в этой проклятой стране? – обращается женщина к мужчине, который стоит подле нее.

Его зубы громко стучат.

– Из-за ледоцветов, – пожимает он плечами.

Женщина разминает руки, стараясь вернуть пальцам способность чувствовать.

– Тс-с, – шипит она.

Впереди шотетская женщина-солдат прижимает ухо к двери. На мгновение она прикрывает глаза, а затем отстраняется и жестом призывает остальных. Пытаясь открыть дверь, они наносят по ней несколько ударов металлическим баллоном. Замок вылетает и, отскакивая, стучит по бетонному полу. За дверью находится своего рода диспетчерская, напоминающая навигационную палубу транспортного судна.

Пространство пронзает вопль. Мы бросаемся вперед.



Мы стоим у окна. Одну руку прижимаем к прохладному стеклу, а другой отодвигаем штору. Над нами город Шисса – скопление глядящих свысока гигантов. Красочные ночи казались нам уютными с самого детства. Небо без нависающих зданий казалось пустым и скучным. Потому мы не сильно любим путешествовать.

Здания не колышутся даже при сильном ветре. Все благодаря технологиям Питы, которые удерживают их в вертикальном положении и контролируются специальными постами с земли, что находятся недалеко от полей с ледоцветами. Как все это работает, мы не понимаем. Мы – обычный рабочий с полей. После трудового дня мы еще не успели снять ботинки с шипами на подошвах, что помогали не скользить на льду. Плечи все еще ломит от оборудования, которое приходилось таскать.

Мы видим, как больница – ярко-красный куб прямо над нами – приходит в движение.

Она дрожит.

И обрушивается.

Больница падает, заставляя нас охнуть. Кажется, что она опускается медленно, словно в ведро с водой, хотя этого просто не может быть! В воздух взлетают снежинки, и здание встречается с землей.



Мы – ребенок на больничной койке. Наше тело короткое и худое. Волосы липнут к затылку, ведь здесь жарко. Наша кровать с бортиком, словно мы – дитя малое и можем упасть во время сна.

Вдруг кровать дергается. Мы вздрагиваем и хватаемся за перегородку. Но только движется не кровать, а пол! Он прямо улетает из-под нас вниз. За окнами проносится город, а мы цепляемся за бортик, стискивая зубы…

Из нашей груди вырывается крик…



Шотетская женщина одергивает ремни брони прямо на бегу. Мы затянули их чересчур туго, и они врезаются в наши бока, сковывая движения. А ведь нужно бежать что есть мочи.

Ничего похожего на набор звуков, сопровождающих падение здания, мы ранее не слышали. Хруст, грохот, вопли, плач, тяжелое дыхание, свистящий воздух – оглушительно! Мы зажимаем уши ладонями и продолжаем бежать к транспортному судну – к безопасности.

Мы видим, как темная фигура бросается с крыши больницы.

Колени утопают в сугробах. Мужчина, что ранее стоял рядом, что-то кричит, но мы не можем ничего разобрать. Щеки пылают. С удивлением мы осознаем, что лицо шотетки мокрое от слез.

Это – возмездие Лазмета Ноавека. Но больше оно напоминает кошмар.

– Ну же! – говорит другой солдат. – Нам нужно уходить!

Но как уходить, когда все эти люди нуждаются в помощи?

Как жить после стольких потерь?



Как теперь жить?