Судьба

– Мы бы не стали этого рассматривать, если бы давление оказывала Туве, – со вздохом произнесла Луша. – Но Туве поддерживает Ассамблея, и они находятся в поиске сильных союзников. Разведка сообщила, что прямо сейчас канцлер направляется на Отир.

Я бросила взгляд на Теку. Она выглядела такой же обеспокоенной, как и я. Уголки ее губ опустились. Если Туве объединится с Отиром, считай, война окончена. Никто не пойдет против Отира. Для этого должна быть действительно серьезная причина. «Спасение шотетов от уничтожения» не подойдет.

Насколько я знала, Отир был самой состоятельной и влиятельной планетой в галактике. Некогда он был богат природными ресурсами, но по мере развития нашей расы отирианцы сосредотачивались на более интеллектуальных вещах, нежели добыча полезных ископаемых и фермерство. Сейчас они разрабатывали технологии и проводили исследования. Практически каждый прорыв, сделанный в области медицины, космических путешествий, пищевых технологий или бытовых удобств, был заслугой Отира. Если планета разорвет связь с Отиром, она ограничит себе доступ к вещам, без которых все мы, включая шотетов, не могли обойтись. Только сумасшедший правитель пойдет на такой риск.

– Почему Ассамблея поддерживает Туве, а не сохраняет нейтралитет, как было раньше? Внезапно «гражданские разногласия» перестали быть таковыми? – возмутилась Тека.

– Они чувствуют, что мы уязвимы, – ответила Аза. – Несомненно, они расценивают это как мероприятия по очистке. Хотят избавиться от шотетского мусора – выбросить его в космос.

Я наслаждалась гневом Азы, который был так схож с моим собственным.

– Вы слегка преувеличили, – сгладила Луша. – Ассамблея никогда не вступит в конфликт, если не решит, что…

– Тогда объясните, почему… – Голос Азы дрогнул, когда она осознала, что перебивает Лушу. – Почему нападение на мирных жителей, хотевших эвакуироваться из Воа на побывочном корабле, не расценивается как военное преступление и как нападение на мирных жителей Шиссы? Потому что тувенские дети невинны, а шотетские – нет? Не потому ли, что тувенцы считаются хорошими работниками, а шотеты жестокими мусорщиками?

– Не думало, что вы поддерживаете действия Лазмета Ноавека против Туве, – суровым голосом произнесло Роха. – Вы же сделали заявление, осуждающее атаку, сразу после того, как о ней услышали.

– И я не отказываюсь от этого заявления. Лазмет Ноавек собрал армию сторонников сына. Мы не имеем никакого отношения к его действиям против Шиссы и не собираемся прибегать к подобной жестокости, – парировала Аза. – Но это не означает, что Туве не заслуживает никакого наказания за причиненный нам вред.

Не нужно было быть знатоком, чтобы понять, что встреча складывается не слишком удачно. Огрианцы избрали тон ведения переговоров, напоминавший удары молотка по ногтям. И шотеты ничем не отличались. На самом деле в наших культурах было больше общего, чем различного. Мы ценили настойчивость, селились на планетах, бросавших нам вызов, и почитали оракулов…

Если я смогу доказать им наше сходство, может, они согласятся нам помочь?

– Почему они нас ненавидят? – спросила я, склонив голову.

Я произнесла это высоким голосом, чтобы они подумали, что я искренне этого не понимаю.

– В смысле «почему»? – хмуро проворчала Аза. – Они ненавидели нас всегда! Их ненависть необъяснима и безосновательна!

– Не бывает беспричинной ненависти. Это неразумно со стороны того, от кого она исходит, – кивнула мне Тека. – Они нас ненавидят, потому что считают отсталыми. Мы следуем за токотечением, чтим оракулов.

– И оракулы, признав семью Ноавеков судьбоносной, упрочили место шотетов в галактике, – сказала я.

– Но Ассамблея их не послушала. Ассамблея не признавала нас суверенными. Они хотят ограничить власть оракулов, а не усилить, чтя судьбы. И они ненавидят нас за то, что мы почитаем тех, у кого они хотят вырвать власть.

– Это смелое утверждение, – оценила Луша. – Можно даже назвать предательством заявление, что Ассамблея стремится лишить оракулов власти.

– Единственное, что я считаю предательством, – заявила я, – это действия против оракулов. Я никогда не совершала такого преступления. Это нельзя сказать и о нашем руководящем органе.

– Два сезона назад Огра находилась на грани войны, поскольку Ассамблея намеревалась разоблачить судьбы судьбоносных семей. Разве не так? Я читала стенограмму. И лично вы, Луша, особенно гневались в связи с их решением.

– Не вижу причин нарушать наши традиции, – сухо ответила Луша.

– Это действие, – начала Тека. – Я имею в виду, беспричинное разоблачение судеб перед широкой публикой привело к похищению оракула на нашей планете. И все это завершилось войной, в которую мы оказались втянуты сейчас. Не уважив оракулов, Ассамблея посеяла семена этой войны. И теперь они хотят раздавить нас из-за этого.

Я не знала, было ли это лишь вступлением? Я плохо читала лица. Все же Тека продолжила:

– Ассамблее угрожает каждая планета, которая чтит судьбы. Они начали с нас, но не думаю, что на этом они остановятся. Тепес, Золд, Эссандер, Огра – все эти планеты под угрозой. Раз у них вышло поставить нас на колени и обратить против нас войну, им не составит труда сделать то же и с вами. Нам следует держаться вместе, если мы не хотим, чтобы они обрели безграничную власть, чего быть не должно.

Глядя на Лушу и Роху, я пыталась прочитать язык тела, в котором разбиралась лучше. Но это было сложно, так как я не так много знала об огрианской культуре. Руки Рохи были аккуратно сложены на столе. Луша скрестила руки на груди – не очень хороший знак во всех культурах.

Я откашлялась.

– Хочу кое-что сказать, пока мы не зашли слишком далеко.

Все обернулись на меня. Тека надула губы.

– Я виделась с Исэй Бенезит, канцлером Туве. Она провела несколько дней с шотетскими заговорщиками в Воа. Она отправила на Огру ответственное лицо для ведения мирных переговоров. Она знает, что мы не заодно с Лазметом Ноавеком. – Я пожала плечами. – Ее волнуют не шотеты, а существующий режим. И в этом мы – единомышленники.

– Сперва вы утверждаете, что войну ведет Ассамблея, а теперь, что всего лишь Исэй Бенезит? – недоуменно спросила Луша. – Так где же истина?

– Оба утверждения верны, – ответила я. – Ассамблея использует Исэй Бенезит, чтобы не нарушать закон. Не нападать без причины. Так что, если Туве не станет нападать на нас, Ассамблея лишится посредника, с помощью которого можно вести войну. Конфликт будет исчерпан. Успокоив Исэй, мы усмирим Ассамблею. Успокоить Исэй можно, свергнув Лазмета.

– Дай догадаюсь, – сказала Тека. – Ты предлагаешь убить его.

Я не знала, как корректно ответить, потому промолчала.

– Вам, Ноавекам, – продолжила Тека, – лишь бы кровь лить.

– Я отказываюсь принимать это тяжелое решение, лишь чтобы не замарать руки, – огрызнулась я. – С того дня, как на всех экранах галактики показалось лицо Лазмета Ноавека, я призывала вас относиться к нему серьезно. Он могуществен, и ему подчиняется половина шотетов. Если он умрет, мы сможем вразумить свой народ и договориться о мире. Пока он жив, мир невозможен.

Я поняла, что сижу, как мама. Ровная осанка, руки сложены, лодыжки скрещены. Возможно, Илира и не была моей биологической матерью, но во мне было больше от нее, чем от оракула, которая обменяла меня ради судьбы. Я не переставала быть Ноавеком. Это не всегда было приятным, но играло на руку в подобных ситуациях, где требовалась демонстрация силы.

Роха несколько раз покачало головой.


– Я думаю, есть решение, которое удовлетворит обе стороны. Мисс Ноавек, раз уж это ваша идея, мы предоставим вам возможность предложить свой план лично Исэй Бенезит на нейтральной территории. В то же время мы, шотеты и огрианцы, вступим в переговоры с Тепесом, Золдом и Эссандером, чтобы подумать, что можно предпринять. Что скажете, Луша?

– Только переговоры! – Луша ткнула пальцем в стол. – Тайные. Не нужно, чтобы Ассамблея подумала, будто мы замышляем бунт.

– Мы можем отправить посланников на грузовых судах, – сказала Аза. – Ассамблея в принципе не слишком обращает внимание на Огру. Они не станут проверять вашу полетную документацию.

– Разумно, – сказала Луша. – Мы согласны. Мисс Ноавек, мы организуем для вас переговоры с канцлером Туве в течение недели.

Кончики моих пальцев пульсировали от боли. Мне нужно было время – больше, чем я смела просить, и больше, чем они могли мне предоставить. И даже если бы времени было больше, могу ли я в самом деле планировать убийство отца? Может ли у меня это выйти, учитывая, чем закончилась моя попытка убить Ризека?

«Если я не смогу – никто не сможет», – напомнила я себе. Если я не сделаю этого, нам в любом случае конец. Можно хотя бы попробовать.

С виду я держалась уверенно. Но мои внутренние ощущения были полностью противоположными.





32





КАЙРА


Мы с Текой вернулись в тесные апартаменты, в которые нас вселила Аза. Это была комната с плитой, вдвое у́же той, что я использовала на побывочном корабле. Переминая пуговицы кардигана, я с болью представила летящие повсюду брызги во время готовки. Ванная комната была настолько крошечной, что мы не могли в ней находиться одновременно. Тем не менее в комнате стоял стол, за которым я могла читать ночью, если Тека отворачивалась от света. Она держала инструменты, провода и компьютерные запчасти в коробке в углу и в свободное время что-то сооружала – например, миниатюрные транспортные средства с колесами на пультах управления или подвесные элементы декора, которые переливались на ветру.

Не успели мы войти, как Тека уже стянула кардиган и бросила его на кровать с завернутыми внутрь рукавами. Я со своим обращалась бережнее, расстегивая каждую металлическую пуговку обеими руками. Петли были обработаны люминесцентной нитью, защищавшей их от разрывов. Вещь была качественной, и мне не хотелось ее портить.

Тека сидела за столом, дотрагиваясь пальцами до страницы блокнота, которую я оставила открытой.

– Семья Керезетов – одна из старейших судьбоносных семей, если не самая первая, однако они никогда не проявляли интереса к обсуждению подобных тем. Судьбы редко, точнее, практически никогда не назначают их на правящие должности. Их судьбы скорее жертвенны, загадочны и, казалось бы, ничем не примечательны. – Тека нахмурилась. – Ты сама переводишь это с огрианского?

Я пожала плечами:

– Люблю языки.

– Ты говоришь на огрианском?

– Я стараюсь его выучить. Некоторые лингвисты полагают, что в нем больше поэзии, чем во многих языках. В нем много рифм и рифмующихся звуков. Лично мне больше нравится шотетская поэзия, потому что я не люблю рифму, но…

Тека вылупила на меня глаз.

– …мне нравится этот вызов, который я себе бросаю. Что?

– Чудная ты, – сказала она.

– Ты только что собрала маленькую чирикающую машину, – парировала я. – И когда я спросила, зачем тебе она, ты ответила: «Чтобы чирикала». И это я чудная?

Тека усмехнулась.

– Справедливо.

Она снова перевела взгляд на блокнот. Я знала, что она хочет спросить меня, почему я перевожу параграф о семье Керезетов, и, вероятно, понимала, что я об этом догадываюсь, потому что на самом деле она никогда не задавала вопросов.

– Это не то, что ты подумала. Я изучаю их не из-за него. Я…

Я никому не говорила о том, что рассказала Вара. Мне казалось, секрет о моих керезетских генах необходимо хранить. Все же именно благодаря фамилии Ноавек диссиденты были заинтересованы во мне. Если бы не она, возможно, они бы от меня избавились.

Я врала Теке о своей фамилии, но на ее глазах совершала преступления и пострашнее, а она все еще была рядом. Раньше мысль о том, чтобы довериться кому-то, приводила меня в ужас. Но сейчас мне не было страшно.

– Оракул кое-что мне рассказала, – начала я.

И пересказала Теке всю историю.



– Хорошо. И ты говоришь мне, тебя не волнует, что Акоса привлекла та, кого связывают кровные узы с человеком, которого он считал сестрой. То же самое можно сказать и про мать.

Рассевшись на полу, Тека крошила ногтем скорлупу какого-то огрианского ореха. Конечно же, он был жареным, иначе сохранил бы ядовитые свойства.

– Я повторю, – сказала я. – Мы. С ним. Не. Родственники. Совсем! Абсолютно!