Сущность

– Нет, – ответил Джеймс и выдохнул воздух, который все это время держал в легких, боясь дышать.

– Что-то не так?

Он улыбнулся ей, не слишком радостно, но искренне.

– Нет, мам. Все в порядке.





Глава 18




Оскар Кортинес хотел вчинить иск школьному округу.

Он уже много лет преподавал историю в старшей школе, но на будущий учебный год его контракт не был продлен. Руководство школьного округа заявляло, что это произошло по чисто финансовым причинам – бюджет округа был урезан по всем статьям, Оскар же утверждал, что работу потерял из-за того, что преподавал своим ученикам «истинную» историю здешних мест. Ему уже доводилось попадать в неприятности из-за того, что он рассказывал своим ученикам то, чего не было в школьной программе, но сумел отстоять свои позиции, доказав, что прошел также весь требуемый учебной программой материал. И сделал это, соблюдая требуемую методику, и просто вдобавок поведал детям дополнительные неудобные факты, идущие вразрез с общепринятым представлением об истории города. Тогда директору его школы это не понравилось, шишкам из руководства школьного округа – тоже, и в последние несколько лет у него было еще несколько встреч с различными администраторами, на которые он приходил вместе с представителем профсоюза.

Но на сей раз Оскару требовалась помощь посерьезнее той, которую ему мог бы оказать представитель профсоюза, поэтому он и решил нанять Клэр.

Это явно было самое крупное дело в ее практике с тех пор, как она покинула Лос-Анджелес, и Клэр была рада тому, что оно досталось ей как раз сейчас. После той вечеринки она как одержимая постоянно контролировала все, что происходило в доме или рядом с ним. Абсолютно все. Внимательно следила за детьми – не начнут ли они вести себя странно? – вздрагивала при каждом непонятном звуке, отслеживала все, что казалось ей необычным, даже то, как через окна падал свет. Джулиан говорил, что нужно притормозить и успокоиться, не то она сойдет с ума, и Клэр была с ним согласна, так что хорошо, что у нее появилось нечто такое, на чем она сможет сосредоточить внимание, хорошо, что сможет отдавать больше времени и сил своей работе.

К тому же, если она получит большой гонорар – а это вполне могло случиться, – они смогут убраться из этого дома и переехать в какое-нибудь другое жилье.

Эта мысль вдохновляла и подстегивала ее.

Они встретились в ее офисе для консультации, и эта встреча заняла большую часть дня. Оскар объяснил, что уверен – его увольняют исключительно из-за содержания материала, который он преподает, что является вопиющим нарушением принципа академической свободы. Он считался образцовым учителем, пока не начал преподавать расширенную версию учебной программы, после чего стал для руководства школьного округа изгоем, хотя его работа получила признание других заинтересованных сторон. У Оскара имелись и подтверждающие это документы: целый ряд электронных писем и докладных записок, отражающих настоящую полемику; пачка хвалебных оценок его работы, которые он получал от руководства школьного округа пятнадцать лет подряд и которые вдруг стали резко критическими с тех пор, как четыре года назад школу возглавил новый директор, плюс положительные отзывы от различных преподавательских организаций и исторических обществ. Его претензии показались Клэр обоснованными, а когда Оскар заметил, что в их школьном округе не сократили ни одного другого учителя истории, а два из них вообще имели меньший стаж работы в школах округа, чем он, сказала ему, что это дело можно выиграть.

В следующие два дня Клэр навела кое-какие справки, и когда Кортинес пришел вновь, у нее были для него далеко не обнадеживающие новости.

– К сожалению, и у них есть веские аргументы, так что победа может остаться за ними, – вынуждена была признать она. – Они утверждают, что за последние три года количество баллов, набранных учениками ваших групп при сдаче тестов, постоянно падало и что в наше время учета и контроля они не могли продлить ваш контракт и уволить других учителей, группы которых показывали лучшие результаты.

Оскар фыркнул.

– Каких тестов? Вы имеете в виду ту стандартизованную чушь, которую нам навязали политиканы? Мои собственные тесты вдвое труднее и в три раза более всеобъемлющи, чем эти шаблоны, представляющие собой наборы вопросов, в которых надо просто угадать один из предлагаемых ответов и которые учеников надо учить сдавать. – Он подался вперед. – Вот уже десять лет Америка шельмует своих учителей, делая из них козлов отпущения. Нам заявляют: «Мы отстаем от китайцев, японцев и корейцев, потому что у нас слишком много плохих учителей, от которых мы не можем избавиться, потому что они назначаются без ограничения срока полномочий. Да, кстати, они еще и разоряют страну, потому что у них высокие пенсии!» Ну так я вам вот что скажу – в Китае, Японии и Южной Корее учителя также назначаются на должность без ограничения срока полномочий, и у них тоже высокие пенсии! И что, из-за этого их системы школьного обучения катятся вниз? Нет. Потому что общество в этих странах ценит образование! Они относятся к своим школьным учителям с уважением. А как можно ожидать, что американские школьники будут относиться к своим учителям с уважением в то время, как их родители нас не уважают, в то время, как нас не уважают ни политики, ни СМИ, в то время, как ученики все время слышат одно и то же: какие плохие в Америке учителя! Знаете что? Дети из азиатских семей в моей группе получают по этим стандартизованным тестам такие же хорошие результаты, как и их сверстники в Азии! И знаете почему? Потому что родители заставляют их заниматься и делать домашние задания. Если бы так вели себя все родители, возможно, мы бы так не отставали!

– По-моему, мы несколько отклонились от обсуждаемой темы, – мягко заметила Клэр.

– Прошу прощения, – ответил Кортинес. – Но я хороший учитель. И был им всегда. А причина моего увольнения заключается отнюдь не в результатах тестов, которые сдавали мои ученики. Это просто прикрытие, предлог. Настоящая же причина состоит в том, что я преподаю истинную историю, историю как она есть. Да, я преподаю то, что требует программа. Но я иду глубже. А в наши дни, если ты хоть в чем-то отклоняешься от линии партии, за это следует расплата. Раньше проявление инициативы вознаграждалось; теперь же оно не только не поощряется, но за него еще и следует кара.

– Но количество баллов, которое набирали ваши ученики с тех пор, как вы начали преподавать «истинную» историю, действительно упало. Данные об этом сейчас передо мной, и я сама могу их видеть.

– Верно, – согласился он. – А знаете почему? Потому что вместо групп, состоящих из отличников, мне стали подсовывать группы, состоящие из тех, у кого пониженная способность к обучению. – Оскар снова подался вперед. – Как вам известно, политики то и дело разглагольствуют о том, что учителям надо выплачивать надбавки за результативность в работе и вознаграждать «хороших учителей». Ну так вот, «хорошими» считаются те учителя, группы которых хорошо сдают стандартизованные тесты. А вот вам одна маленькая, тщательно скрываемая грязная хитрость – у учителей, которым достаются способные ученики, средний балл по тестам лучше, чем у тех, кто учит «трудных» детей. Я был одним из этих «хороших учителей». А теперь им больше не считаюсь. И это потому, что директор дал мне группу из отстающих. А не потому, что я выхожу за рамки программы и даю своим ученикам информацию, не упомянутую в учебнике.

Клэр кивнула:

– Ясно.

– Ну что, подаем иск?

– Я считаю, что ваша претензия обоснованна, и вполне возможно, что мы сможем вернуть вам работу. Но это дело не кажется мне беспроигрышным. Если оно дойдет до суда, то судьи и присяжные известны переменчивостью своих настроений. Разбирательство в судах очень отличается от того, что показывают по телевизору. Так что существует вероятность, что суд решит это дело не в вашу пользу. И тогда вы потеряете не только работу, но и немалую сумму денег.

– Но, по-вашему, у меня есть шанс?

– Да, я считаю, что шанс у вас есть.

– Тогда давайте работать.

Она кивнула:

– Хорошо. Мы подадим на них в суд. Но вы должны знать, что идете на риск.

Оскар улыбнулся.

– Разве это жизнь, если в ней нет толики риска?

Клэр встала, и они пожали друг другу руки в знак заключения сделки.

У нее пока было мало времени на то, чтобы тщательно вникнуть в суть уроков Кортинеса – в основном она была занята изучением юридических аспектов дела, – но из своих бесед с учителем и просмотра кратких записей его уроков смогла понять, что «истинная» история, преподаваемая Оскаром Кортинесом, включала в себя этнические чистки и некоторые очень дурные деяния, совершенные весьма знаменитыми людьми. Сама Клэр раньше ничего об этом не знала. Когда в старшей школе училась она, а это было в середине 1980-х, им преподавали только тщательно просеянную и гораздо более радужную историю города. А значит, придется прочитать немало литературы, чтобы глубоко вникнуть в те вопросы, которые, как она будет утверждать в суде, лежат в основе рассматриваемого дела.

Клэр проводила Оскара к выходу, попрощалась и пообещала позвонить ему, как только будет готов черновик искового заявления, которое они подадут в суд. Стоя в дверях, она увидела, как с противоположной стороны улицы ей машет Пэм. Но только нарочно отвела глаза и вернулась к своему рабочему столу. Вероятно, на днях ей надо будет поговорить с Пэм снова, может быть, даже о том, что случилось в подвале, но это произойдет не сегодня.


Клэр села за стол, попыталась сосредоточиться на работе, но вид Пэм живо напомнил ей обо всем, что произошло на новоселье, и ее охватило тягостное чувство – чувство надвигающегося ужаса. Она попыталась не обращать на него внимания, но из этого ничего не вышло, и в конце концов Клэр сдалась и позвонила домой, чтобы удостовериться, что Джулиан и дети в порядке и что все хорошо.





* * *


Вечером после ужина Клэр включила свой ноутбук.

Вообще-то она собиралась зайти на исторические сайты, адреса которых дал Оскар Кортинес, но, когда браузер открылся, решила вместо этого поискать какую-нибудь информацию об их доме. Джулиан уже пытался узнать хоть что-нибудь о его прежних владельцах, и, хотя ему не удалось ни связаться с кем-нибудь из них, ни найти, он сумел обнаружить несколько газетных статей и полицейский отчет, в которых писали о мужчине, который умер в их подвале. Фотографий не нашлось, хотя наверняка именно он стал звездой их вечеринки.

Его звали Джим Свонсон, ему было пятьдесят шесть лет, и он был безработным слесарем-водопроводчиком, уроженцем Джардайна, разведенным (его бывшая жена жила в Таксоне). Родители умерли, у него не было ни братьев, ни сестер, а его бывший дом был продан новым владельцам за два года до его смерти.

Единственное, чего не мог объяснить никто – почему Свонсон решил вломиться именно в этот дом, раздеться догола и спуститься в подвал. И причина смерти также казалась сомнительной и вызывала вопросы. В докладе коронера в качестве официально признанной причины смерти была названа «функциональная недостаточность органов», однако, поскольку в организме покойного не было обнаружено ни наркотиков, ни других каких-либо токсичных веществ, ни наличия какого-либо заболевания, чем была вызвана эта самая «функциональная недостаточность органов», так и осталось неясно.

То, что отыскал в Интернете Джулиан, было очень неплохим, но всего лишь началом. Для того чтобы разгрести эту кашу, им понадобится гораздо больше информации, и Клэр решила приступить к дальнейшим поискам с отыскания каких-нибудь следов бывшей жены Свонсона. По-видимому, она развелась с ним за двенадцать лет до его смерти, так что вряд ли сможет пролить какой-либо свет на детали его кончины, но, возможно, через нее получится выяснить, был ли ее бывший муж как-то связан с домом в прошлом.

Клэр начала набирать на клавиатуре имя женщины – Элизабет Свонсон, но, когда настал черед буквы «з», экран вмиг почернел. На секунду Клэр подумала, что зарядка ее ноутбука отсоединилась от сети, но затем на экране вспыхнули слова: Не делай этого.

Она нахмурилась, недоумевая и в то же время испугавшись. Ей хотелось верить, что это какой-то чисто технический глюк, не имеющий никакого отношения к ней. Но это был приказ, и относился он к тому, что она делала сейчас, так что создавалось впечатление, что нечто пытается ее остановить. Это сразу же напомнило Клэр сообщение на телефоне Меган…

Сними штаны.

…и она заставила себя успокоиться и дышать нормально, выключая компьютер и затем запуская опять. Появился четырехцветный логотип Windows, затем иконки… после чего экран почернел вновь.

Я же тебе сказал.

Эти слова появились в центре и мгновенно сменились другими, заполнившими собой все пространство.

НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО.

Клэр покорно выключила и закрыла ноутбук. Руки дрожали, и она вышла в гостиную, где Джулиан читал журнал «Тайм», Джеймс – книгу, а Меган смотрела по телевизору программу о последних событиях в индустрии развлечений. Клэр похлопала мужа по плечу и сделала знак следовать за ней на кухню. Здесь она рассказала о том, что сейчас произошло. Джулиан поверил ей сразу, даже не видя доказательств, и Клэр вздохнула с облегчением – в ближайшее время она ни за что не включит этот ноутбук. Почем знать, что еще она увидит на экране, если снова попробует выйти в Интернет?

– Теперь только не из дома, – сказал Джулиан, и Клэр задрожала, внезапно ощутив холод, потому что он произнес это шепотом. Он тоже боялся, что их разговор может быть подслушан. – Ищи информацию в своем офисе, библиотеке или одном из кафе, где есть wi-fi.

– Ты тоже, – прошептала она.

Ей хотелось сказать ему куда больше. Клэр начинала чувствовать себя узницей, постоянно находящейся под наблюдением, и ее первой инстинктивной реакцией было желание дать сдачи, начать говорить все, что заблагорассудится, открыто выступить против призрака, пригрозив ему. Но она понимала – это будет неразумно, и просто посмотрела Джулиану в глаза, сказав все, что только могла, одним красноречивым взглядом, и он кивнул и поцеловал ее. После этого они вышли из кухни и пошли в гостиную, чтобы присматривать за детьми.





Глава 19




Меган проснулась на рассвете и быстро проверилась, чтобы убедиться, что ночью с ней ничего не произошло.

Нет, ничего. С ней все было в порядке. Она по-прежнему была закутана, словно мумия – плед был заправлен под матрас, одеяло и верхняя простыня – тоже, а спальный мешок закрыт на молнию.

Меган вылезла из своего кокона, вся потная. Родители ничего об этом не знали, но она начала спать в обычной одежде, не переодеваясь в пижаму. Почему? Потому что пижамные штаны было можно спустить – а у брюк и джинсов были молнии, кнопки и ремни. Пижамную куртку можно было поднять – а повседневные блузки застегивались на пуговицы, их можно было заправить в брюки и прикрыть сверху свитерами.

Ей требовалась дополнительная защита. То существо, которое она видела, когда с ней ночевали подруги, та бесформенная, мимикрировавшая под обстановку ее спальни фигура, которая отделилась от стены, чтобы рассмотреть остальных девочек и напасть на одну из них, никак не выходила у нее из головы.

Сними штаны.

Точно так же не выходило у Меган из головы и сообщение, адресованное ей и Джеймсу.

Я убью вас обоих.

Ее жизнь превратилась в кошмар, полный тревоги и страха, и хуже всего было то, что возможные варианты действий в создавшейся ситуации были так ограничены. Меган ничего не могла рассказать родителям. Ничего не могла рассказать подругам. Ей не к кому было обратиться за помощью, а та тварь, которая жила в этом доме, могла находиться где угодно, могла наблюдать за ней в любое время.

Ей было нужно в туалет, и Меган с ужасом пошла в ванную комнату, находящуюся за спальней Джеймса. Она бы предпочла сходить в ванную рядом со спальней родителей, но по какой-то непонятной причине мама запретила им с Джеймсом туда заходить. Как всегда, Меган закрыла и заперла за собой дверь, затем сняла с вешалки полотенце и одной рукой держала перед собой, а другой стягивала джинсы, позволяя себе опустить их только ровно настолько, насколько это было совершенно необходимо. Садясь на унитаз, она прикрыла себя спереди полотенцем, чтобы ничто не смогло ее увидеть, затем, закончив свои дела, мгновенно натянула джинсы, бегом спустилась на первый этаж и вымыла руки в кухне.

Меган никогда не испытывала такого стресса, как в последние две недели, и просто чудо, как у нее не поехала крыша. Этого в фильмах ужасов не показывали никогда – всех этих сложных, изощренных ритуалов, которые приходилось придумывать, чтобы справляться с повседневной жизнью в доме с привидением.

После завтрака, после того, как все встали и дом наполнился шумом, после того, как солнце поднялось высоко и день окончательно взял верх над ночью, Меган могла наконец обтереть тело мокрой мочалкой и переодеться. Шесть дней в неделю она ограничивалась только таким обтиранием, не желая пользоваться ни ванной, ни душем, не желая давать зеркалу в ванной возможность запотеть. Теперь Меган принимала только один горячий душ в неделю и делала это в воскресенье после полудня, то есть в самое жаркое и светлое время дня. Маме это показалось странным, и она попыталась расспросить ее об этой перемене в привычках, но мамины расспросы были какими-то нервными, вопросы звучали так, словно она беспокоится не потому, что не понимает, а потому, что понимает. Меган едва не расплакалась и не рассказала маме все. Но в ее мозгу тотчас вспыхнуло то сообщение

Я убью вас обоих.