Светлый путь в никуда

– Пойду после его допроса.

Катя прикусила язык – вот, значит, как. Не хочет. Все сам, сам! Трудная ночь у них впереди.

Приехали в Главк уже в девятом часу вечера. Еще час понадобился на то, чтобы собрать тех немногих сотрудников, кто помогал Гущину неофициально в деле Первомайских. На зов явились все, но это была горстка людей.

По адресу на Мичуринский проспект, который назвал Егор Рохваргер, отправили сначала машину с оперативниками на разведку. Гущин уже сам собрался ехать туда, как вдруг впередсмотрящие ему позвонили.

– Мы опоздали, Федор Матвеевич.

– Пусто в квартире?

– Нет, прямо на наших глазах вышел из дома и сел в «Майбах». Там женщина и шофер – явно приехали за ним. Женщина намного старше. У «Майбаха» такие номера, что на улице его не остановишь просто так без ордера. Едем сейчас следом, проверим, куда они направляются.

Гущин ждал. Он снял плащ, остался лишь в костюме, ослабил галстук. Вид имел словно перед прыжком в прорубь.

– Катя, останься здесь, в Главке.

– Федор Матвеевич, как это – останься?!

– Пожалуйста. Я прошу тебя.

– Нет, – Катя упрямо вцепилась в дверь внедорожника и полезла на свое привычное место – на заднее сиденье. – Вы что? Вы не можете меня вот так отрубить от всего в самом конце! Вы не посмеете.

– Я тебя очень прошу. Останься.

– Я хочу все видеть сама.

– Он убил пять человек. Он ни перед чем не остановится.

– Я буду прятаться за вашу широкую спину, – выдала Катя ядовито. – Меня к храбрецам трудно причислить, я не амазонка. Но не забывайте – я сплю и вижу написать об этом феноменальном деле сенсационную статью. Кстати, меня шеф Пресс-службы на этом условии от текучки освободил. И поэтому я хочу быть очевидцем всего.

Гущин сел за руль.

– Что такое с вами творится? – тихо спросила Катя после паузы. – Что вы так вдруг?

– Ничего, – он смотрел на Катю в зеркало.

Было ли это предчувствие, интуиция? Некоторые вещи происходят не по расписанию… И предчувствие лишь дает намеки, обрисовывает зыбкие контуры… Не указывая точные сроки грядущего.

Звонок по мобильному.

– «Майбах» въехал во внутренний двор особняка на Тверском бульваре, – докладывали оперативники. – Это Дом Смирнова, или особняк Шехтеля, известный как Дом приемов. Там какая-то большая тусовка. Гости… охрана…

Тверской бульвар, Дом Смирнова – Дом приемов…

Пешком дойти от Никитского переулка за десять минут, а они с сиреной на черных сундуках на колесах.

Или не будет полицейских сирен?

В хвост им, как и в памятный вечер гонок на Рублевке, пристроилась еще одна оперативная машина, и они закружили в паутине переулков, наплевав на все знаки, шлагбаумы, запреты на парковку, которыми центр города опутан точно сетью.

– Если корпоративный вечер, мы не пройдем, – трещало в рации тревожно. – Охрана без ордера не пропустит, если крутые шишки там… Нет, сейчас узнали у швейцара, это не корпоратив, это благотворительный фонд… что-то вроде аукциона благотворительного.

Гущин в этот момент вырулил под «кирпич». И они остановились в переулке у служебного входа в Дом Смирнова.

Охранники. Куда? Кто? Зачем?

Гущин показал удостоверение и буквально смел их с пути. Подъехала машина впередсмотрящих и еще одна оперативная – все присоединились. Охрана встала грудью и потребовала объяснений. А Гущин потребовал начальника охраны особняка – сюда немедленно, к служебному входу.

Тот прибежал. Явно из бывших военных.

– Я вас не пропущу. Не имеете права. Это частное мероприятие. У вас есть ордер на обыск?

– У вас наркодилер среди гостей, – объявил Гущин. – Не поднимайте шума, командир. Он не из випов, это головная боль – и ваша, кстати, тоже, если грянет скандал. На таком вечере – торгаш кокосом. Мы его тихо возьмем в зале. Изолируем компактно и увезем. И скандала не будет. В противном случае – гарантирую вместе с ордером большой хайп и обыски в особняке и гостей тоже. Решайте, командир.

Начальник охраны колебался.

– Ну хорошо, – сказал он наконец. – А где спецназ-то ваш?

– Все здесь, – Гущин двинулся в служебное помещение.

Катя, оперативники за ним.

– У вас там официанты? – спросил Гущин.


– Да.

– Мне нужна форма официанта – куртки или что там у вас.

– Вашего размера нет, там парни работают молодые.

– Мне самому нужна форма персонала. Постарайтесь сейчас найти.

Начальник охраны усмехнулся, окинул взглядом Гущина.

– Качаете права, как дома.

– Мы не договорились… разве?

– Мы договорились, – начальник охраны скривил мину и зашептал что-то в рацию.

Они ждали в служебной комнате охраны. Принесли охапку формы – белые куртки и платье официантки. Катя ухватила его первой, жадно! Сбросила пиджак от брючного костюма и напялила платье официантки прямо на шерстяной топ без рукавов. Брюки торчат, черт с ними. Гости не смотрят на официанток на таких мероприятиях. Конечно, лучше было бы явиться на такое суперзадержание в вечернем платье от Живанши, чтобы потом описать это во всех красках, оставляя в памяти благодарных потомков. Но что сделаешь? Сойдет и эта бедная официантская роба…

Она глянула на Гущина – тот едва напялил на свои плечи клубный пиджак метрдотеля.

Катя с тревогой узрела кобуру. Гущин достал пистолет и сунул его сзади за ремень.

Тогда она мысленно дала себе клятву вообще никуда не лезть. Раз такие дела… ой… ой…

У него… у Егора Рохваргера ведь тоже оружие… то, которое мы не видели… «беретта»? А в зале полно народа. Если он начнет стрелять, то…

Она видела – Гущин обманчиво спокоен, бесстрастен с виду. А внутри как в лихорадке.

И сама она заразилась этой лихорадкой сразу, как услышала…

Тот самый вальс – темный шедевр Питера Гандри, что звучал здесь приглушенно из залов… как и там, в «Аркадии», как и по дороге, когда они ехали по Рублевке.

Этот вальс – хит осени крутили на всех площадках. И в Доме приемов Смирнова тоже…

Какой великолепный зал…

Швейцар распахнул двери, и они очутились в белом классическом зале, полном разряженной модной публики. Только-только закончилась официальная торжественная часть открытия благотворительного аукциона. И начался фуршет. Официанты сновали в толпе гостей с подносами, предлагая бокалы просекко и легкие закуски.

Белый Романский зал архитектора Шехтеля. Катя озиралась. Сколько же народа!

Приглашенные театральные актеры разыгрывали на подиуме сценки комедии дель арте. Маски, маски… пестрый арлекин… черное… белое… пудра, веера…

Мужчины все поголовно были в смокингах. Такой дресс-код, дамы одеты более вольно и пестро – кто в коктейльных платьях, кто просто в красивых платьях от знаменитых домов, кто в дамских смокингах, кто в дорогой коже и заклепках. Аромат Kilian как примета сезона… модный тренд… Удушающая отупляющая сладость…

Катя с трудом представляла, что этот мальчик из Кимр… этот мальчик с бидоном черники, на глазах которого так страшно убили брата и сестру, тоже здесь… среди них…

И в этот миг она увидела Егора Рохваргера.

Он стоял в дверях Египетского зала – еще более великолепного и вычурного детища архитектора Шехтеля, с расписанным травами, папирусом и лотосами потолком, зеленым мраморным камином и дубовыми пилястрами.

Егор Рохваргер тоже был в черном смокинге. Золотые волосы, аккуратный пробор, прямая спина.

Рядом с ним – та самая мадам из бара «Горохов» – купчиха. Только на этот раз без сумки из кожи питона, а с клатчем от «Боттега Венета» и в ярком платье от Донателлы Версаче, обтягивающем ее телеса, с умопомрачительным декольте. Она что-то говорила Рохваргеру, явно гордясь тем, какой прекрасный и молодой у нее спутник на этом балу. На зависть всем пожилым приятельницам. Она годилась ему в матери, как и Виктория Первомайская… Но, в отличие от той, она была еще живой.

Жиголо…

Московский жиголо…

Мальчик из Кимр…

Безжалостный убийца…

Мститель…

О чем ты думаешь сейчас?

Где-то далеко, далеко, далеко, не здесь, не там, не в Египетском зале, а в темном, темном страшном лесу звери собирались у костра, так и не найдя избушку-зимовье… И костер тлел во тьме… И стучал, стучал в ночи невидимый дятел…

Ночной барабанщик…

Полковник Гущин тоже заметил Рохваргера. И медленно двинулся к нему в толпе гостей. Катя не могла понять – где оперативники? Официанты… так много вокруг официантов…

Подносы, бокалы с просекко…