Светлый путь в никуда
Часть 43 из 51 Информация о книге
А где же они были? На том берегу? Отставник Осипов ждал Катю возле УВД. Она поблагодарила его горячо и попросила снова показать то самое место. И они поехали туда. Проехали Затон. И вышли возле реки. Прошли берегом. И снова Катя увидела то огромное странное дерево – липу, так поразившую ее в прошлый раз. Отсюда все началось в ту ночь… Она смотрела на противоположный берег. Лишь у кромки воды – кусты, а дальше коттеджи, дома, дома. Все новое, все с иголочки. Даже трудно сейчас представить, что двадцать шесть лет назад здесь было безлюдно и тихо, этакая дачная подмосковная идиллия – глухомань. – Вы в прошлый раз нам сказали, что в те времена на том берегу был… – Полигон, – подсказал Осипов. – Тренировочный полигон внутренних войск. Но это в восьмидесятых. А в то время полигон уже не действовал. Это был просто огромный участок в несколько километров – лес, поля, река. Теперь сами видите – сплошные дачи. – А мы можем как-то попасть туда? – Катя указала на противоположный берег. – Крюк надо делать, объезжать до моста. Эх, была бы у меня лодка надувная. Катя смотрела на речку Истру. В этом месте воробью переправиться на лопухе. Чего тут плыть? Но дальше русло расширялось. – Кроме полигона, там еще военная часть, да? – уточнила она. – Да, была в то время. Тоже внутренние войска. Лет десять как все объекты там законсервированы, гниют за забором. Это теперь Нацгвардии все принадлежит. Но без полигона все это не нужно стало. А какие полигоны здесь тренировочные? Здесь земля золотая. Коммерческая… Поэтому все законсервировали гвардейцы, но и с объектом своим не расстаются. Нацгвардия… капитан Шерстобитов перевелся туда в отдел по лицензированию оружия… оружия… а у нас пистолет и гильзы… – Военные тогда вам помощь в поисках детей не оказывали, вы говорили в прошлый раз. – Им не до нас тогда было. У них из части сбежали два дезертира с оружием. Одного они взяли. Кажется, даже застрелили, хотя это и негласно. Но до нас слух дошел, до УВД. А второго так и не нашли. Катя села за руль, Осипов устроился рядом, указывал путь на тот берег. Дезертиры… двое… один в бегах… Дезертиры… солдаты внутренних войск… возраст девятнадцать-двадцать лет… Это значит, что они были ровесниками матери детей Галины Сониной и ее бойфренда, и… Катя увидела указатель «Затон» и свернула в деревню. – Одну минуту, я осмотрюсь тут еще раз. Она опустила стекло. Заброшенные дома… все умерли. А вон та дача аккуратная у дороги, где они с Гущиным разговаривали с соседкой Сониных. И она по возрасту ее ровесница, и там был муж ее – у машины с яблоками… Он слушал так внимательно. Мужчина под пятьдесят… А в то время ему было лет двадцать… Надо узнать их фамилию в УВД. Как же мы с Гущиным не записали их данные тогда. Кто они? Впереди показался мост, они въехали в Истру, переправились через реку и снова, как по кругу, вернулись обратно на то место. Но уже с другой стороны. Миновали коттеджный поселок, свернули на новую бетонку… – Это все был тогда полигон? – удивилась Катя. – Да. А теперь не узнать. Все меняется. Они оставили машину на обочине и спустились к реке. То самое место. Вон и то дерево на том берегу. Липа-камертон. Катя испытывала странное чувство. Опять словно в зазеркалье… Как тогда в прихожей дома в «Светлом пути», когда черная траурная кисея соскользнула с тусклого стекла… Она подошла к самой воде. Берег пологий, тина, деревяшки плавают. Горгона и Виктория вылезли на берег здесь, и куда они направились? В той стороне Затон… Не туда, а вот сюда. Катя двинулась вдоль берега. Они ведь были абсолютно голые в ту ночь… И босые… И под сильным кайфом обе. Далеко ли уйдешь в таком виде? – А где военная часть? – спросила она Осипова. – Ну, это там, – он махнул куда-то за коттеджи, видневшиеся сквозь заросли кустов. – И идти прилично – километра три отсюда. Катя шла вдоль берега. Здесь еще сохранился небольшой кусок леса у самой воды. – Тут все вырубили, застроили, – ворчал Осипов, бредя за ней следом. – Шумно стало. У всех стройки кипели. Правда, сейчас все затихло. Денег нет у народа. Амба. – Да, здесь пришлось потрудиться, – согласилась Катя машинально. – И дорогу проложили, и всю инфраструктуру, и свет… – Инфраструктура как раз здесь имелась, поэтому этот участок и застраивать начали так активно. Здесь в лесу у реки уже стояли дома. Мы их тут в Истре про себя называли «большие дачи». – Как? – Катя обернулась. – Большие дачи? Как и в «Светлом пути», «Московском писателе», Внуково? – Ну да, генеральские дачи. Генералитет тут жили на госдачах. Дома солидные, деревянные, но старые, чуть ли не с пятидесятых – всего пять домов, и участки по гектару. Как раз у полигона. Места-то прекрасные. И служба, что называется, под рукой, не отходя от кассы. Но все это сломали уже – все эти дома. Участки приватизировали. И таких дворцов и замков там понастроили – закачаешься. И в этот миг Катя увидела дерево. Еще одно. И поразительное с виду. Тоже старая липа. Корни ее когда-то давно подмыло, но она не рухнула в Истру. Нет, толстый ствол причудливо изогнулся над самой водой, так что некоторые толстые сучья склонились низко и тянулись вдоль водной глади. Можно вспрыгнуть на ствол и пройти по суку как по бревну, балансируя, и потом бултыхнуться при свете луны… Катя подошла к дереву. Еще одно заповедное, лесное чудо… Она смотрела на крону, на замшелый ствол. А потом провела рукой по коре, словно гладила дерево, и… Пальцы и наткнулись на шершавую выемку. Она снова коснулась коры, ощупывая контуры… Ромб, а в нем овал… Когда-то был вырезан на коре этот знак – всевидящее око, как и там, на дереве на другом берегу. А вот и линия сохранилась, что перечеркивает его, и снизу еще две борозды. Овал, перечеркнутый опрокинутым крестом. Знак Ордена Изумруда и Трех. Око… знак Горгоны… кошачье зрение… Горгона ведь и раньше бывала здесь. И это ее знак. Нет, не в ту ночь они его вырезали с Викторией. У них же не было ножа с собой… Они не плыли сюда с ножом… Или был нож? Однако прийти по берегу от места, где Горгона и Виктория выбрались из воды, они могли только сюда. Еще к одному заповедному, колдовскому дереву. Символу… чего? – Надо же, вспомнил вдруг, – сказал у нее за спиной Осипов. – Речь о наших больших дачах зашла. В ту ночь… там ведь что-то было. Я вспомнил. Там ведь тоже что-то случилось. Глава 35 По секрету с того света Полковник Гущин остановился у дома Первомайских. Проверил звонки и сообщения в телефоне. Перед тем как ехать в «Светлый путь», он проделал то же самое. Прав был кореш Миша Розенталь – Гущин знал, что никогда бы не признался в этом. Не сказал этого вслух. Что он ждет ее звонка или смс… Что Катя объявится сама, как обычно, заполошно позвонит – «Знаете, о чем я тут подумала?», «А не могло ли все быть вот так…». И Гущин даже не сомневался – он примет все это, и они начнут обсуждать, спорить, не соглашаться друг с другом, искать пути… Как прежде… В других делах, в других расследованиях… Но только не в этом. Этот случай иного сорта… Дом Первомайских глядел на него всеми своими окнами с усмешкой. Если старые дома, видевшие так много всего, умеют издеваться, то вся эта замшелая рухлядь, покрытая, словно коростой, модным сайдингом, сейчас издевалась втихомолку. И ждала… Все было открыто – и калитка, и входная дверь. Гущин вернулся туда, откуда его недавно выгнали с таким гневом и такой злостью. Светлана Титова возилась в передней. Паковала вещи в большие сумки. Она разогнулась и уставилась на полковника Гущина не мигая. Из кухни появилась со стаканом молока в руках Эсфирь. Глянула на него и тоже молча, не говоря ни единого слова, пошла в кабинет. Скользила, как тень. Гущин устремился за ней. Светлана Титова за ним. В кабинете они хранили гробовое молчание. И смотрели на него – обе. Тоже ждали. – Я прошу у вас прощения за смерть вашего сына, – Гущин повернулся к Титовой. – Он был невиновен в убийствах. И это целиком моя вина в том, что он погиб. Светлана Титова ничего не сказала в ответ. – Дом завтра опечатают и закроют, – скрипучим голосом объявила Эсфирь. – Завтра я передам все комиссии из министерства культуры и сотрудникам Литературного музея. И эта глава книги нашей жизни закончится. – Нет, Эсфирь Яковлевна. Все может закончиться лишь тогда, когда станет известно имя убийцы. – А вы знаете это имя, полковник? Она стояла выпрямившись. Худая, старая, в глубоком трауре. Стояла под портретом Клавдии Первомайской у ее письменного стола, на котором лежали стопки толстых тетрадей, какие-то коробки, книги. – Возможно, знаю. – И кто это? – У меня нет против вас доказательств, Эсфирь Яковлевна.