Светлый путь в никуда

– Это я, Федор Матвеевич. Они меня гонцом выбрали.

Он отвернулся.

– Рохваргера отпустили?

– Да. Пальцы, руки, одежда, на предмет следов пороха, смазки… Проформа.

– Он вам сказал правду, Федор Матвеевич. Это было не убийство. Трагический несчастный случай.

Гущин молчал.

– И не имел он поводов для мести. – Катя подошла к окну и закрыла его. – Он эмоционально холоден, когда про двоюродных брата и сестру говорит, хотя и винит себя, но… видно же, что для него все далеко уже… там осталось, в детстве. Травма психологическая, рана, но она не кровоточит.

Гущин и на это ничего не ответил.

– И дело то в Истре следователь прокуратуры и начальник розыска Шерстобитов именно поэтому так скомкали, недокрутили. Потому что раскручивать было нечего, – продолжила Катя. – Сначала, конечно, такие обстоятельства ужасные. И показания маленького вруна… И эта оргия оккультная в лесу. Все улики, указывающие на сатанинский культ. А потом ничего. Никаких прямых доказательств на нашу троицу. Даже кратковременный арест сестры Горгоны не помог. А маленький лгун Егор в конце концов сознался во лжи. И рассказал правду. Но там ведь были только слова, слова… Поэтому следователь не переквалифицировал дело на несчастный случай, а приостановил. Хотя они с Шерстобитовым уже знали – ни Мокшина, ни Виктория Первомайская, ни Гобзева детей не трогали. И Шерстобитов еще через три года лично хотел в этом убедиться, когда в Кимры ездил к подросшему Егору Рохваргеру. Ну и убедился окончательно.

Гущин затянулся сигаретой.

– И никакого агента, инсайдера тоже не существовало. – Катя прислонилась спиной к подоконнику. – Вся наша версия оказалась ложной. Все распадается на отдельные фрагменты. И все – пустота.

Ноль реакции.

– Пройти такой путь, Федор Матвеевич… через такие испытания, чтобы упереться вот так опять в стену, – Катя решила продолжать свой монолог. – Не знаю. Я вообще теперь ничего не понимаю. А вы?

– Ключ в этом деле в оружии.

Она вздохнула про себя с облегчением. Рубикон пройден. Теперь оживет потихоньку… оттает…

– Как это – в оружии?

– Эксперт сказал – пистолет «беретта», старая. А мы знаем, что в доме Первомайских имелся старый пистолет. И, возможно, это была «беретта».

– Ходжа мог подарить Первомайской и «вальтер», и «смит и вессон». Мы же не знаем точно. И никогда уже не узнаем.

– Если не найдем.

Катя заглянула ему в лицо.

– Вы не отступитесь?

Он отрицательно покачал головой.

– А отпуск ваш как же?

– Есть еще немного времени, рапорт пока… контора пишет.

– Вы когда про «беретту» говорите, имеете в виду одного конкретного человека.

– Да, не скрываю.

– Но, Федор Матвеевич, мы же говорили с вами о ней…

– Это все могло быть цепью совпадений.

– То есть как это совпадений?

– Капитан Филипп Шерстобитов мог действительно застрелиться сам, уйти от позора с увольнением и оглаской его пристрастий к кокаину. Горгону-Мокшину мог прикончить киллер, нанятый ее бывшим – тем, кто сейчас в колонии. Там же выплаты пожизненные за увечье, а так нет ничего.

– А ее сломанные пальцы? Пытки?

– Она могла удариться, когда падала. Мы могли все это неправильно интерпретировать, потому что та наша версия нас ослепляла. И что в остатке? Убийство семьи Первомайских. То, с чего мы и начали наш путь.

– Но в Лидию Гобзеву дважды стреляли! И там гильзы совпали! Это то самое оружие!

– Кто нам сказал про Арнольда-Дачника? – Гущин обернулся к Кате. – Она. Эсфирь. Мы увязли в истринском деле. Она это поняла. И могла подкинуть нам такой след. Они же соседи по поселку. Думаешь, она не знала, куда все эти годы наведывается Лидка-оторва? Ты же сама мне говорила – если остается лишь дело Первомайских, ее можно рассматривать как подозреваемую.

– А капитан Шерстобитов? Он зачем-то ведь поднял из архива истринское дело! Зачем? Для чего ему надо было снова все это ворошить?

– Он был наркоман, он мог вспомнить – мало ли что отец ему об этом рассказывал. Мог под этим соусом у Горгоны деньги вымогать на наркотик. Мог и убить ее, столкнуть с обрыва, если она ему в деньгах отказала.

– Похоже на сказку, Федор Матвеевич.


– Да? А что ты предлагаешь?

– Я… я ничего.

Он сидел на подоконнике, прислонившись к стене. Закурил новую сигарету.

– Все складывалось очень гладко. – Катя взмахнула рукой. – Вспомните – была ведь определенная логика во всем, что мы отыскали. Во всех событиях. И все они связаны с Истрой. Кроме самого главного – никакого убийства детей. Имел место несчастный случай. Это не месть…

– Катя, у нас разные подходы к этому делу. Разный взгляд. Я в этом убедился. Убедить тебя я не в силах.

– А я вас, да?

– Ты пытаешься. Я это оценил.

– Мы столько всего перебрали, прошли такой путь, – Катя повторила это снова. – Но… я сейчас думаю… а вдруг было что-то еще? Не дети… Что-то еще. Чего мы опять с вами не знаем.

У Гущина зазвонил мобильный. Деловой звонок начальнику управления криминальной полиции. Хоть разорвись, хоть умри, а надо отвечать. И словно сигналом это стало! Как будто с той стороны весь уголовный розыск подслушивал под дверью – сезам открылся, и оперативники хлынули в кабинет, делая вид, что у каждого что-то срочное, неотложное, важное. А на самом деле – этакая неуклюжая мужская попытка… солидарность, сочувствие, желание подбодрить коллегу.

Катя видела, что вся эта деловая привычная суета словно отгораживает сейчас Гущина от нее.

Наши пути расходятся здесь…

И ничего с этим поделать нельзя.

Отныне каждый из нас в этом деле выбирает свой собственный путь.

Куда же он приведет?





Глава 34

Знак




Катя ехала в Истру. Она долго размышляла перед тем, как отправиться туда одной, без полковника Гущина.

Вечером из дома позвонила бывшему патрульному Осипову – тому самому, кто показал им место на берегу реки, где когда-то стояла палатка и горел костер. Телефон Осипова она записала себе еще тогда и вот позвонила – спросила, не может ли он завтра встретиться с ней и снова проехать туда, на берег реки. Завтра суббота, удобно ли вам? Отставник Осипов ответил – ладно, раз надо, встретимся, съездим туда опять. А что у вас с делом-то?

«Ничего не складывается», – честно ответила Катя и назначила ему встречу возле Истринского УВД.

Утром она собралась, выпила кофе, позавтракала через силу. Пошла на стоянку и забрала свою машину – крошечный «Мерседес Смарт», скучавший по ней все эти сентябрьские дни. За рулем она даже слегка расслабилась, включила музыку – свой любимый Abney park – подбодриться хоть немного, глотнуть кислорода стимпанка. Но вдруг с удивлением поняла, что музыки-то она словно и не слышит, потому что думает… ждет…

Да, она ждала звонка от Гущина, и если бы он позвонил ей сейчас, она бы развернула машину в миг единый и отправилась бы к нему участвовать в том, что он считал единственно правильным и необходимым на данный момент.

Но полковник Гущин не звонил. И не прислал смс.

И правда пути разошлись…

Ну что ж, тогда, значит, Истра…

По дороге она задавала сама себе вопросы. И старалась ответить на них максимально честно. Верит ли она Гущину в том, что все, что случилось, могло быть просто цепью совпадений? Смерть капитана Филиппа Шерстобитова и смерть Горгоны?

Нет.

Что хотите делайте – но нет. Не верю.

Если это не цепь совпадений, то, значит, чьи-то обдуманные целенаправленные действия, как мы и считали вначале. Четыре месяца назад капитан-кокаинист Филипп Шерстобитов поднял в архиве дело о событиях в Затоне. Для себя или для кого-то он искал эти сведения? Если для убийцы, то снова все логично, как мы и думали сначала – сведения из ОРД привели убийцу к Горгоне. И она была убита, а перед смертью ее пытали и выудили еще какие-то сведения. Возможно, о ее подругах Виктории Первомайской и Лидии Гобзевой. Через неделю был убит капитан Шерстобитов. Инсценировано самоубийство. То есть ликвидирован важный свидетель. А еще через три месяца была убита Виктория и ее семья. Нет… стоп… за два дня до убийства Первомайских было совершено покушение на Лидию Гобзеву, только оно закончилось ничем.

И все это не связано с гибелью детей. Не связано с местью за их убийство. Потому что не было ни того ни другого.

Однако все это крепко связано с Истрой.

И с чем-то еще?

Катя все время возвращалась в своих раздумьях к одной детали. В Истре в ту ночь двадцать пятого июля Горгона и ее товарки находились на берегу реки. Все происходило там, и к Затону – к мосткам, что располагались метрах в трехстах от их костра и где разыгралась в тот момент страшная трагедия с детьми, – они не приближались.

Однако и Лидия Гобзева, и Егор Рохваргер, вспоминая ту ночь, говорят об одной и той же вещи: они видели, как Горгона и Виктория переплыли реку, что было совсем не трудно, и вышли на тот берег, а потом скрылись в лесу. Егор в ту ночь их больше уже не видел. А вот Лидия Гобзева помнила, как они притащили ее к костру, уже вернувшись назад. Сколько времени они отсутствовали? Костер все горел, не потух, хотя сучьев в него не подбрасывали, и еще не рассвело. А рассветает в июле рано. Значит, они вернулись никак не позже половины четвертого. То есть могли отсутствовать и час, и полтора. А могли не более получаса. Лидия не имела тогда представления о времени в своем наркотическом полузабытьи.

В момент, когда дети тонули у Затона, Горгона и Виктория уже находились на противоположном берегу, и где-то дальше, на расстоянии, потому что мальчик Егор их не видел, и Лидия, и никто из них во время допросов тоже ничего не говорил про крики на реке. А ведь девочка кричала, звала Егора по имени, и был шум, дети барахтались в воде. А там река узкая, все слышно, видно. Но Горгона и Виктория не стали очевидцами и спасительницами, как и убийцами. Их просто не было в тот момент там.