Своенравный подарок

Тони, хотя уже зевала, тут же заявила, едва спрыгнув с лошади:

– Я за хворостом пойду! – и перед ней вспыхнуло еще несколько оранжевых огоньков.

– Куда? – остановил ее Ив, зыркнув из-под нахмуренных бровей. – Сиди здесь, я сам все сделаю. – Он снял с седел сумки и положил их под деревом.

– Но И-и-ив! – с обидой протянула Тони, смешно выпятив нижнюю губу.

Герцог сдержал порыв рявкнуть на неугомонную девчонку, снова вбившую себе что-то в голову, и утомленно вздохнул.

– Что? – Он остановился на границе поляны.

– Я… – Тони вдруг запнулась, опустила голову и затеребила пуговицу на куртке. – Я тоже хочу быть полезной… – еле слышно призналась вдруг девушка, и герцог чуть не расхохотался от удивления.

Кажется, его маленькая супруга не желала быть ему в тягость, наивно полагая, что может чем-то помочь. Ив хмыкнул и покачал головой.

– Тогда расстели одеяла и сделай так, чтобы, когда я вернулся, ты все еще сидела здесь, – отозвался он и прихватил котелок. – И я не искал тебя по кустам, поняла? Сам все сделаю, – ворчливо добавил Ив и скрылся в темноте среди деревьев.

Антония коротко вздохнула, покосилась ему вслед и послушно достала из сумок одеяла, завернувшись в одно из них: к вечеру стало прохладнее, и пока не было живого огня, чтобы согреться. Она в самом деле хотела помочь, но Ив почему-то отказался. Ну и ладно. Девушка устроилась на расстеленном одеяле, огляделась и решила от нечего делать потренироваться в левитации – вокруг лежало достаточно мелких веток для ее нужд. И когда вернулся Ив с охапкой хвороста и наполненным водой из ближайшего ручья котелком, Тони послушно сидела на поляне, играя в воздухе сухими веточками, от усердия приоткрыв рот. Ив не удержался от усмешки, скользнул по супруге взглядом и занялся готовкой. Хворост вспыхнул, едва Ив сложил его в кругу камней, и Тони даже не взглянула в сторону костра, но ни одна веточка при этом не упала. Своим первым даром Огонечек пользовалась практически на уровне инстинктов, чем невольно восхитился Ив.

Через некоторое время над поляной поплыл пряный аромат похлебки, и Антония тут же забыла про упражнения, разом уронив все веточки и придвинувшись ближе к огню. Глаза заблестели, она облизнулась и схватила протянутую ей миску с ложкой. Тони внимательно следила за тем, как Ив накладывал еду, а потому совсем не видела выражения его лица и не заметила, как на нем мелькнула задумчивость, а в глубине глаз – что-то, похожее на нежность.

– Не обожгись, – предупредил он, когда Тони, поставив миску на колени и ухватив горбушку хлеба, набрала полную ложку вкусного варева.

– Угу, – кивнула она, осторожно подув на похлебку.

Ужинали в молчании, уютном и общем, одном на двоих. Время от времени Антония косилась на жующего с аппетитом супруга, и в груди отчего-то становилось тесно, а дыхание перехватывало. Огонь бросал на его лицо резкие тени, и оно казалось грубее, чем при свете дня, но Антония знала, как преображает его улыбка или ехидная усмешка. И какими глубокими, словно бездонные озера, становятся его глаза, когда в нем просыпаются страсть и желание… Тони прерывисто вздохнула, чуть не подавилась куском холодной ветчины и поспешно запила квасом из фляги. Кажется, она начинает привязываться к Иву? Девушка задумчиво собрала мякишем остатки похлебки, отправила кусочек в рот и отложила пустую миску. Слишком волнительная и сложная мысль, чтобы обдумывать ее сейчас, когда усталость навалилась разом после целого дня пути и от сытого ужина клонит в сон.

Осоловело моргнув, Тони привалилась к теплому и большому Иву, сладко зевнула и не стала сопротивляться – завтра им предстоял еще один длинный день. Девушка смутно помнила, как ее осторожно уложили, заботливо укутали в теплое одеяло, а к спине прижалось сильное тело. Что-то мурлыкнув уже в полусне, Антония свернулась клубочком, поудобнее устроившись в надежных объятиях, и нырнула в сон почти сразу, пригревшись и тихонько засопев. А Ив еще долго лежал без сна, прислушиваясь к ее дыханию, и ловил себя на том, что сам забывает сделать вдох, увлекшись странными и приятными ощущениями от того, что Огонечек так доверчиво прижимается к нему.

На следующий день де Ранкуры снова ехали по лесу, а в обед Ив даже решил сделать получасовой привал, поскольку в окрестностях по-прежнему не наблюдалось никого, кроме зверья да птиц. Тропинка постепенно превратилась в некое подобие заброшенной или очень старой дороги, но вела она в правильном направлении, как выяснил Ив, сверившись с картой, и они с нее не сворачивали. Темневшие впереди горы потихоньку приближались, точнее, даже не горы – высокие холмы, снега их вершины не покрывали, а лишь густой лес, казавшийся издалека бархатным темно-зеленым покрывалом. Погода продолжала радовать солнцем и ясным небом, и постепенно Антония перестала думать об оставленных позади врагах, тем более что живьем она их и не видела. Девушка повеселела, стала чаще улыбаться и частенько устраивала мелкие шалости: то шишками бросаться начнет, то ускачет вперед, вынуждая Ива догонять, а то вообще сорвала со свисающей ветки какую-то пушистую метелку и все той же левитацией принялась щекотать мужнину шею. В конце концов Ив поймал расшалившуюся супругу и пересадил к себе, крепко обняв и наказав сидеть спокойно, – они все-таки немножко торопились. А Тони опять пригрелась и задремала…

По дороге де Ранкуры ехали три дня, постепенно поднимаясь к седловине; лес вокруг потихоньку густел, появилось больше хвойных деревьев, и, к радости Антонии, то и дело попадались кусты с лесными ягодами, которые она прямо на ходу с удовольствием собирала. Еще и Ива кормила, тоже на ходу, левитацией поднося к его губам сочные дары природы. А потом, конечно, грех было не слизнуть сладкий сок с его губ вкусным поцелуем. Эту поездку, лишь в самом начале омраченную неприятной встречей и происшествием в деревне, Антония вспоминала часто, уверенная, что именно тогда в душе зародилось нечто большее, чем просто признательность и доброе отношение к мужу. Его ненавязчивая забота, то, с какой охотой он принимал участие в ее дурачествах, даже то, как Ив дразнил юную супругу, находя удовольствие в ее эмоциональных вспышках, – все это сплетало между ними невидимую, но крепкую сеть. Она опутывала тонкими нитями, привязывала с каждым днем все сильнее, и Антония теперь только удивлялась собственным упрямству и глупости, когда не желала выходить замуж. Конечно, за эти дни она вряд ли успела узнать Ива так хорошо, чтобы понять до конца, что он за человек. Однако одно Тони поняла совершенно четко: муж в обиду ее не даст. И рядом с ним ей не было нужды пытаться быть взрослой, как она того опасалась, и вовсе не таким уж скучным оказался сам Ив.

К закату третьего дня дорога неожиданно закончилась: лес раздался в стороны, открывая небольшую площадку, на которой стоял, к изумлению путников, монастырь, причем действующий, о чем говорили светившиеся теплым желтым светом окошки. Дорога упиралась в ворота, сам монастырь окружала довольно высокая стена.

– Попробуем заночевать здесь, – решил Ив, остановившись и спешившись. – Надеюсь, пустят.

– И хорошо бы у них нашлись горячая вода и ванна… – мечтательно протянула Антония – ей казалось, у нее скоро кожа начнет чесаться от пыли.

Встретившаяся им вчера мелкая речушка не особо помогла, поскольку текла с гор и вода в ней не располагала к долгим омовениям. Было бы озеро, Тони попробовала бы нагреть его, но текучую воду сделать теплой слишком сложно.

Ив кивнул, подошел к воротам и громко постучал деревянным молотком по стальной пластине. Звук гулко разнесся в чистом воздухе, и Антония невольно вздрогнула, подойдя к Иву поближе и нащупав его ладонь. Он обнял ее за плечи одной рукой и привлек к себе.

– Не думаю, что здесь опасно, – уверенно заявил герцог. – Это же монастырь Харвальда.

Тони знала, что монастыри божественной пары или отдельно Эйар и ее супруга действительно держались особняком от политических и прочих дрязг. Они принимали в свои стены всех, кто хотел уйти от внешнего мира, спрятаться по разным причинам, возможно, найти себя, кому это требовалось. Кто-то уходил на короткое время и потом возвращался к мирской жизни, кто-то оставался навсегда, кому нечего больше было ждать и не осталось ради кого или чего жить. Монастыри располагались в уединенных, спокойных и тихих местах, в них всегда радовались гостям, желающим отдохнуть в умиротворении, а монахи и монашки слыли доброжелательными и приятными в общении.

За воротами раздался звук шагов, потом открылось окошко, и в нем показался светлый овал лица.

– Доброго вечера, путники, – поздоровались с ними, и тут же загремел засов. – Проходите. – Монах распахнул створку и посторонился, пропуская поздних гостей. – Давайте я отведу ваших лошадей, а вам вон туда. – Он махнул в сторону массивного трехэтажного здания посередине двора. – Вас там встретит дежурный брат и все расскажет.

Брови Антонии поползли вверх; она проводила невысокого кряжистого мужчину в серой рясе удивленным взглядом. Ив спокойно отдал ему поводья лошадей, только снял сначала сумки, и ничем не выказывал тревоги, и Тони успокоилась окончательно. Повеселев, девушка с любопытством огляделась, пока они неторопливо шли к основному зданию монастыря. Сам комплекс занимал не много места: Антония углядела в тени несколько построек, видимо, хозяйственного назначения; монах увел лошадей куда-то за главное здание – очевидно, там находились конюшни. Неподалеку от ворот виднелась привратницкая, над крышей главного здания угадывалось несколько башен. И всё. Наверное, на заднем дворе еще что-то было, но, естественно, сейчас Тони не собиралась обследовать территорию. Ив толкнул дверь, и супруги оказались в просторном холле с низким потолком и деревянной лестницей в углу.

Гладко обтесанные стены, сложенные из светло-желтого известняка, были украшены лишь несколькими потертыми гобеленами с нейтральными сюжетами, из мебели – пара деревянных скамеек. На полу лежала свежая солома. Освещалось помещение масляными светильниками, и в холле царил полумрак. Около лестницы виднелись две двери, одна вела налево, другая – прямо, дальше, в глубь дома. Справа Тони заметила арку, но за ней пространство не освещалось и что там – оставалось непонятным. В воздухе плыл тонкий приятный аромат сушеных трав. Несмотря на скудность, обстановка не казалась мрачной. Едва де Ранкуры вошли, к ним из арки сразу поспешил еще один монах в такой же серой рясе, но высокий и худой, с венчиком седых волос, роскошной белоснежной бородой и добрым взглядом выцветших серо-голубых глаз.

– Далеко вас занесло, – заметил он, улыбнувшись в бороду. – Заблудились?

– Немного, – не стал вдаваться в подробности Ив. – Мы с женой едем в Айвену…

– Пойдемте-пойдемте, я покажу ваши комнаты, – перебил его монах, не дослушав, махнул рукой и взял подсвечник. Зажег его от лампы и бодро поспешил к лестнице. – Отдохнете, выспитесь, завтра и поговорите с настоятелем. Вечерняя трапеза у нас уже была, но, если вы голодны, можете спуститься в кухню. – Проводник снова махнул рукой, теперь уже в сторону той арки, откуда вышел. – Там кладовая открыта, выберите, что вам по вкусу. Не разносолы, конечно, но и не бедствуем. – Монах оглянулся на супружескую чету. – Комната тоже в порядке, мы поддерживаем чистоту в гостевых на случай путников. – Он не переставал улыбаться и по лестнице поднялся довольно резво для его возраста. – Подъем у нас рано, однако можете не беспокоиться, вас никто тревожить не будет.

– Простите, а помыться у вас можно? – робко поинтересовалась Тони, приготовившись услышать, что уже поздно, все спят, а воду надо таскать из колодца во дворе…

Нагреть ее она и сама могла, к счастью. Монах остановился на верхней площадке, на его лице появилось озадаченное выражение, и он почесал лысину.

– У нас есть купальни, дверь под лестницей и до конца коридора, если хотите. К сожалению, только так, мы люди неприхотливые. – Монах развел руками. – Здесь горячие источники рядом, так что вода теплая, – сообщил он радостную для Антонии новость.

– Это просто отлично! – воодушевилась девушка, даже усталость слегка отступила перед перспективой наконец смыть с себя дорожную пыль. – Спасибо вам!

Их проводник добродушно усмехнулся, глянув на нее, потом снова пошел вперед по коридору мимо закрытых дверей и остановился только в конце.

– Вот ваша комната. Это этаж для гостей, поэтому тут сейчас пусто, вы одни, – пояснил монах. – Хорошего отдыха, спокойной ночи.

Вручив Иву подсвечник, монах скрылся в коридоре. Тони небрежным щелчком повесила в воздухе огненные шарики, чтобы стало посветлее, и оглядела выделенную им комнату. Довольно широкая кровать, окно в частом переплете, стол около него, два стула и невысокий шкаф в углу. На полу – плетеная циновка, на гладких стенах – несколько сухих букетиков, источавших все тот же тонкий приятный аромат. Правда, было прохладно, но Тони обнаружила жаровню с потухшими углями, и один из шариков опустился на них, жадно растворившись в черных кусочках, которые вскоре радостно замерцали оранжевыми искорками.


– Ну что, кушать будем? – спросил Ив, положив багаж у кровати.

– И мыться, – решительно заявила Тони, присев около сумок и достав чистую одежду. – У меня ощущение, что я пропиталась этой пылью! – пожаловалась она и выпрямилась, глянув на супруга.

Он хмыкнул, полностью с ней согласный.

– Ну тогда сначала проведаем их кладовую, а потом помоемся, – предложил он и, сдернув с кровати покрывало, взял его с собой.

Антония немного удивилась этому, но вопросов задавать не стала. До кухни и кладовой добрались без происшествий: за той аркой располагалась небольшая передняя, где Ив и Тони взяли широкий деревянный поднос, а дальше за дверью – обещанная кухня. Кладовую тоже нашли и поживились твердым сыром, зеленью, окороком домашнего копчения – от него вкусно пахло ароматными травами, и, возможно даже, его сделали здесь, в монастыре. Еще Тони нашла оставшийся от ужина хлеб, немного овощей и жареное мясо – судя по всему, какой-то птицы. У девушки слюнки потекли при виде снеди, громоздившейся на подносе, но Ив с хитрой усмешкой не дал ей цапнуть вкусные кусочки.

– Бери вон бутыль с вином и пойдем, – заявил он, направившись к выходу из кухни. – Совместим приятное с полезным и поужинаем в купальнях.

Предложение пришлось Тони по нраву – почему бы нет? Подхватив наполовину пустую оплетенную бутылку, она поспешила за мужем, повесив перед ним в воздухе уже привычные огненные шарики. Помня указание монаха, де Ранкуры прошли через дверь около лестницы, и длинный коридор привел их в просторное помещение, заполненное паром и странным запахом, щекотавшим ноздри. Здесь было не в пример теплее, чем в остальном доме, к радости Тони. В центре располагался бассейн, занимающий почти все пространство, но, как выяснила Антония, чуть дальше имелся проход в небольшие купальни без дверей, где тоже находились бассейны, только меньших размеров, и там еще стояли скамьи, чтобы складывать вещи. Глаза Тони загорелись при виде исходившей паром воды, она даже про поздний ужин на время позабыла – так захотелось окунуться в бассейн и наконец почувствовать себя чистой. Кусок мыла, купленный в Реннаре, девушка захватила с собой; быстро раздевшись, она с восторженным писком спрыгнула в бассейн, оказавшийся для нее довольно глубоким – почти по шею. Вверху в углу имелся носик стока, а прямо из стены напротив в каменную чашу пробивался ручеек, таким образом вода очищалась сама после помывки.

Вода была даже не теплой, а горячей, но Антония только жмурилась от удовольствия, намыливаясь и совсем позабыв про супруга, увлекшись купанием.

– Давай я, – раздался за ее спиной негромкий голос, и Тони чуть не подпрыгнула от неожиданности.

Волос коснулись широкие ладони, пальцы удивительно нежно и бережно для такого крупного мужчины перебрали влажные пряди, и Антония замерла, дыша через раз. Сердце забилось тяжело и неровно, она всей кожей ощущала близость Ива, слышала и его дыхание. Уставившись в темную воду, девушка стояла смирно, позволяя мужу медленно намыливать ее волосы. И отчего-то это действие казалось Антонии гораздо более интимным, чем самые смелые его ласки.

– У тебя красивые волосы, – пробормотал Ив. – Мне нравится прикасаться к ним. – Его пальцы мягко помассировали макушку, и Тони, прикусив губу и прикрыв глаза, чуть откинула голову, прерывисто вздохнув.

Конечно, не изысканный витиеватый придворный комплимент, но Ив говорил искренне, и это дорогого стоило. Закончив с ее волосами, герцог скользнул ладонями по плечам, стирая капельки, и Тони, качнувшись назад, прислонилась к его груди – в коленках появилась слабость, и возникла настоятельная необходимость в опоре. Большой и надежной, как ее супруг. Рука Ива тут же обвилась вокруг тела Антонии, прижимая крепче, и они на несколько мгновений замерли, впитывая необычное ощущение единения и близости. Тишину нарушали только звук падающих капель и их дыхание, а еще – суматошный стук сердец. И что-то такое возникло сейчас между ними, пока не любовь – слишком мало времени прошло для зарождения столь серьезного чувства, но они уже и не чужие люди, связанные лишь брачными метками и плотским влечением. Антония чуть повернула голову и потерлась щекой о грудь Ива, пальчики легли на его предплечье. Вдруг охватила дрожь от непонятных эмоций, требовавших выхода, и, когда де Ранкур зашевелился, потянув куда-то за собой назад, Тони была рада и такому нарушению звенящей, волнующей тишины.

Вдоль бортика под водой тянулась каменная скамья, куда Ив и опустился, устроив Тони на коленях. Она же, извернувшись, села к нему лицом, внимательно всмотревшись в неожиданно серьезные глаза мужа, сейчас похожие на вечернее небо, на котором затерялись несколько искорок-звезд. А потом изрекла:

– А мы есть прямо здесь будем?

Ив моргнул, на его лице мелькнуло озадаченное выражение, а потом он расхохотался, откинув голову и удерживая Тони за талию. Она обиженно поджала губы и стукнула его кулачком в плечо.

– Что смешного? – возмущенно спросила девушка.

– Ничего, – отсмеявшись, ответил Ив. – Ты порой такая забавная, Огонечек, – добавил он и, приподнявшись, придвинул поднос с едой к краю бассейна. – Ешь, только в воду не роняй.

Тони закатила глаза и фыркнула, без всякого стеснения устроившись верхом на коленях супруга – так было удобнее.

– Не имею привычки мусорить там, где не надо, – отозвалась она и потянулась к еде на подносе.

Дальше было веселое кормление Ива сооруженным бутербродом, поскольку ему было не слишком удобно поворачиваться к подносу с Антонией на коленях – слезать она категорически отказалась. От сводов помещения отражались звонкий смех девушки и плеск воды, создавая причудливое эхо, и Тони сама не поняла, как так получилось, что когда поднос почти опустел, а оставшееся вино в бутылке тоже закончилось, она первая поцеловала Ива. Немного неуверенно – в прикосновении ее губ было больше нежности, чем страсти, и де Ранкур замер, боясь спугнуть порыв супруги. Он обнимал одной рукой, поглаживая гладкую кожу под водой, и изо всех сил сдерживал взбурлившее желание, отвечая на поцелуй ласково и осторожно. Сейчас торопиться не хотелось, а хотелось воспользоваться этими мгновениями отдыха как можно полнее, растянуть их. Ив позволил ладоням Тони блуждать по своему телу, изучая рельеф, дотрагиваясь, спускаясь все ниже, и при этом она не отрывалась от его губ, продлевая бесконечно сладкий поцелуй с легким привкусом вина.

Сегодня все было немножко не так, как обычно: Ив разрешил Огонечку быть главной, усмиряя желание сгрести в охапку и перехватить инициативу, как всегда бывало. Он не только решил попробовать поменяться ролями, но и вдруг захотелось сделать ей приятное. Подарить нежность. Новое необычное желание заставило Ива замереть с гулко колотящимся сердцем, и именно этот момент Тони выбрала, чтобы легко пробежаться под водой пальчиками по уже давно напряженному члену. Ив резко выдохнул ей в губы, кровь застучала в висках, и он, на миг отстранившись, потерялся в бездонных озерах глаз супруги. Казалось, они таинственно мерцают в густом полумраке купальни, а задумчивая улыбка Огонечка стала загадочной и предвкушающей. Опустив ресницы, она обхватила твердую плоть и чуть сжала, и де Ранкур тихо зашипел от избытка эмоций, вцепившись в край скамьи: собственные инстинкты сошли с ума и требовали немедленного удовлетворения.

– Огонечек… – прохрипел он и замолчал, чуть не подавившись вдохом, – Антония приподнялась и медленно опустилась.

Сразу стало так хорошо, когда мышцы горячего лона мягко сжались вокруг ствола.

– Ив… – прошептала Тони мужу в губы и сделала плавное движение бедрами, снова закрыв ему рот поцелуем, только уже гораздо увереннее.

Да, они не торопились. И Антония в этот раз была главной, выбирая и ритм, и скорость, с какой двигаться. Она смотрела ему в глаза, завораживая улыбкой, не давала отвести взгляд, да Ив и сам не хотел прикрывать веки, все крепче сжимая тонкую талию и чувствуя, что сердце сейчас выскочит через уши и упорхнет птицей из купальни. Страсть не бурлила, угрожая выплеснуться и затопить с головой, – она медленно растекалась по венам густым горячим сиропом, закручиваясь в тугую спираль внизу живота. А эта юная искусительница с взглядом и улыбкой сирены только растягивала мучительно-сладкое ожидание, то замедляясь, то совсем замирая, то постепенно ускоряясь и заставляя Ива тихонько рычать сквозь зубы. Как же быстро Огонечек училась, и сколько искренности было в ее чувствах и эмоциях…

В какой-то момент Иву показалось, что пар вокруг них начал посверкивать серебристыми искорками, но отвлекаться и разглядывать это странное явление ему было некогда, да и не до того стало. Напряжение зашкаливало, требуя разрядки, и герцог, крепко сжав упругие ягодицы Антонии, уже сам контролировал движения, стремительно приближая их обоих к волшебному фейерверку наслаждения. Девушка, обхватив мужа за шею, уткнулась лицом и вдруг, тихо всхлипнув, чувствительно прикусила Ива, отчего он дернулся и резко прижал Тони к себе, ощущая, как сжались ее мышцы, и мир растворился в яркой вспышке. Эхо длинного, ликующего стона Огонечка заметалось под сводами купальни, и Иву на мгновение почудилось, что искорок вокруг стало больше, они выстроились в странный хоровод, словно отражение их с Антонией страсти. Прикрыв глаза, он расслабленно откинулся на бортик, бережно придерживая жену, обмякшую в его руках, и смаковал это все еще непривычно острое чувство единения со своей женщиной, слыша суматошный стук ее сердца и прерывистое дыхание.

– М-м-м, надеюсь, эти купальни далеко от основных помещений, – пробормотала Тони все еще немного осипшим голосом, в котором слышалось слишком много довольных ноток.

Ив хмыкнул, ничего не сказав, и сквозь ресницы посмотрел на доверчиво прижавшуюся к его плечу головку. И едва удержал удивленный возглас: на темных влажных волосах Антонии посверкивали искорки, ему не показалось. На его ладони, медленно гладившей шелковистые локоны, они переливались тоже, и не только на ладони – на предплечье и на плече.



…Где-то неимоверно далеко от монастыря, в полутемной спальне, на широкой кровати вздрогнул и проснулся мужчина, резко сел и уставился перед собой невидящим взглядом. За столетия одиночества он давно осознал свою ошибку, давно раскаялся и так устал засыпать и просыпаться в холодной постели один. Он уже не наблюдал за человеком, который мог бы принести ему спасение, разуверившись в том, что пророчество исполнится, но сейчас странное пронзительное чувство заставило надежду загореться безумной звездой в душе. Неужели?..



Они добрались до спальни, когда было далеко за полночь, вдоволь наплескавшись в купальне и сделав еще один набег на кладовую монастыря. Серебристая пыльца оказалась в самом деле настоящей и спокойно смылась водой, но никаких неприятных или других ощущений ни Ив, ни Антония не испытывали. И дополнительных знаков на телах не появилось, по крайней мере, на первый взгляд точно. Свои узоры супруги не знали до последнего завитка, чтобы с уверенностью ответить, что к ним ничего не прибавилось, а поскольку внятно объяснить, откуда появилась эта странная пыльца, не представлялось возможным, Ив попросту махнул рукой. Тони же предположила, что, возможно, это пар обладает какими-то особыми свойствами, вот и выпала блестящая пыльца.

– Если от нее никакого вреда, мне все равно, что это, – решительно заявил Ив и вытащил супругу из бассейна, наклонившись и легко подхватив под мышки. – Все, пойдем, а то уснешь еще в воде, – решительно прервал он обсуждение столь необычного явления.

Антония не возражала, позволив завернуть себя в то самое покрывало: одеваться в чистое не очень хотелось, поскольку все равно вскоре пришлось бы раздеваться в своих комнатах. Ее походная одежда была мокрой, поскольку Ив еще и стиркой занялся, к великому удивлению Тони. Видя реакцию Огонечка, герцог, полоща рубашку, усмехнулся и невозмутимо произнес:

– Что тебя так удивляет, жена? Я солдат, а на границе прачки, знаешь ли, не ходят строем за отрядом. Иногда по неделе приходилось в лесах шляться. – Ив поморщился и аккуратно выжал рубашку. – А то и больше.

Закончив, он натянул штаны – чистые, как заметила Тони, укутал ее в покрывало и подхватил на руки. Пустой поднос с бутылкой держала девушка, а одежда повисла рядом с ними в воздухе. Антония решила попробовать, и у нее получилось поднять не слишком тяжелый предмет, пусть и больше обычных, с которыми она тренировалась. Поднос и бутылку супруги оставили на кухне и поднялись к себе. Комната уже хорошо прогрелась от жаровни, но Ив все равно заставил Тони влезть в одну из его рубашек: та смотрелась на ней как ночная сорочка. Достаточно удобная, потому что прикрывала ноги до середины бедра и не мешалась, и Антония натянула ее, ворча: она уже успела привыкнуть к тому, что теперь спит обнаженной.

Укутавшись одеялом и подтянув колени к подбородку, Тони наблюдала, как Ив развешивает ее одежду на стуле и на дверях шкафа, чтобы высохла до утра, и вдруг спросила: