Свои чужие люди

Как-то уж очень вовремя подвернулся Раков со своим проектом. Конечно, он прав, спрос на подобное видео есть – но небольшой. А вот если убийство… Тут и цена другая. По сравнению с этой ценой затраты совсем ерунда. Так еще интереснее. И жертва подходящая есть… А преступника можно сделать из кого угодно: да хоть из самого Ракова. Или из друга детства Жорки Полякова.

Голод пододвинул к себе папку, оставленную Раковым, и взял со стола телефон.

– Рашид, зайди.

– Я уже здесь, – материализовался тот точно из воздуха.

– Нашлась пропажа.

– Эта шлюха? – Рашид не мог забыть Юльке ее удар.

– Она живет теперь вот по этому адресу. Только ты все сделаешь не сейчас, а когда я скажу… А сейчас ты поработаешь шофером у одного человека, – сказал Голод, набирая номер телефона Ракова.

– Долго? – в голосе Рашида послышалось недовольство.

– Сколько будет нужно, – отрезал Голод. «Наглеет звереныш. Ладно, сделает дело, отправлю обратно к братьям», – подумал он без жалости, зная, что те с ним сделают. – И присмотри там за ним…





Глава 30




– Так ты мне расскажешь, чего так испугался твой муж? – Маринин уже застегивал рубашку: выходить из комнаты Алевтины голым по пояс он посчитал неприличным.

– Расскажу. Если тортиком накормишь!

– Режь давай, я за чайником схожу.

– Не надо, лучше с вином, там еще осталось.

– С вином так с вином, – согласился он.

– Я, конечно, не собиралась его шантажировать…

– Я заметил! – улыбнулся Маринин, вспоминая горящий гневом взгляд Алевтины, обращенный на бывшего мужа.

– Не смейся. Я пятнадцать лет молчала! И все от него терпела! А могла бы давно от него избавиться. Но так поступить с хоть и нелюбимым, но мужем… И у нас дочь. Да и не было у меня тогда весомого повода…

– А унижение? Что, не весомый повод?

– Я была виновата сама. Много ему позволяла с самого начала. И, что греха таить, боялась лишиться денег. Особенно когда Лизка была еще с нами. Ей учиться нужно было…

– Это все отговорки!

– Я знаю. Давай не будем об этом… У меня тогда, пятнадцать лет назад, появился компромат на Бурова. Случайно. Мы отмечали день рождения дочери, ей исполнилось пять лет. Буров принес откуда-то видеокамеру. Толком не показал мне, как пользоваться, приказал только – «будешь снимать!». Гостей было очень много, человек тридцать. В основном люди, которых я не знала или знала так, шапочно. Бурову хотелось показать всем, какой он замечательный отец, как любит Лизу, как балует ее. Я ходила весь день и снимала. В конце концов он милостиво разрешил мне освободиться от ноши. Я отнесла камеру в его кабинет и поставила на каминную полку.

Уже когда все гости разошлись, нанятые специально люди убрали со стола и вымыли посуду, я вспомнила про нее и решила посмотреть, как все записалось. Но оказалось, что камера разряжена. Я вынула кассету, отнесла ее в нашу спальню и легла спать рядом с пьяным Буровым. Утром он уехал на работу, забрав камеру с собой.

Посмотреть кассету я смогла только на следующий день. Я смотрела и удивлялась, что видео получилось довольно качественным, я, оказывается, держала камеру твердо, кадры не «прыгали».

Последними словами Бурова были: «Ладно уж, иди, отнеси камеру и отдыхай», адресованные мне. Но на этом запись не закончилась! Я, оказывается, забыла выключить камеру. Сначала видно было только пол с ковровой дорожкой, это в коридоре, потом – часть письменного стола и спинку стула. Не знаю, почему я просто не стерла эту бесполезную запись интерьера кабинета. А в это время зазвонил телефон. Катя позвонила. Пока я разговаривала с ней, видео продолжалось. Вдруг я услышала скрип двери и не сразу сообразила, что этот звук из телевизора. Посмотрела на экран: за столом в кабинете сидел мой муж. Но он был не один. Мужская рука в кадре двумя пальцами с минуту держала конверт и потом положила его на стол перед моим мужем. Буров достал из конверта деньги, развернул их веером и сложил обратно. Я никогда не видела столько «зеленых» сразу. «Как договаривались, Сергей Сергеич», – произнес низкий голос. «Не беспокойся, он уже в клинике у Лазаря. Его место в покойницкой занял ни в чем не повинный ханыга. Свидетельство о смерти получишь во вторник. Давай за упокой души уважаемого Гоги Галадзе, – со смешком сказал Буров. – Думаю, с новым лицом он будет носить новое имя».

Дальше Буров разлил коньяк по бокалам, и они выпили.

– Ты не узнала по голосу, кто был с твоим мужем в кабинете? Ведь он должен был быть среди гостей.

– Узнала. И руку с золотыми часами узнала. Это был Василий Голод. Катькин одноклассник и отец ее первого сына.

– Ты рассказала ей?

– Нет, Витя. У Катьки Василий Голод – кость в горле. Это ее боль, ее стыд. И ее поломанная на части судьба. Только теперь я знаю, что Голод не только ей жизнь испортил… Вот как тут в случай не верить? Мы живем в этой квартире все вместе уже больше месяца. А знаем друг про друга совсем чуть. Все такие деликатные, спрашивать не спрашиваем и сами отмалчиваемся. Конечно, мы вроде бы конкуренты. Но, Витя, кто из нас по-настоящему готов бороться за эту жилплощадь? Ты?

– Я об этом как-то не думал.

– Вот и я не думала. Получится так получится. Ты заметил, что мы все здесь какие-то… аморфные. Живем – и ладно. Я все понимаю, здесь счастливчиков нет. И Эмилия действительно хотела нам помочь. Я только одного понять не могу: она хотела нас столкнуть лбами, оставляя квартиру «победителям», или была так уверена в нас, зная, что мы останемся людьми и не будет, собственно, никакой борьбы? Я думаю, она слишком верила в нашу предполагаемую порядочность.

– А ты считаешь, она ошиблась?

– Мало времени прошло, Витя. Еще никто толком на ноги не встал. Посмотрим! Я о Полякове хотела сказать. Мы все уверены, что он тихий пьяница. И не спорь, – остановила она Маринина, готового возразить. – А ты знаешь, как он сюда попал? Его Качинский подобрал на пожаре.


– Ты прямо как о щенке…

– Так и есть. Квартира сгорела по вине самого Георгия, он пьяный был, даже не помнит, то ли кастрюлю с картошкой на плите забыл, уходя, то ли окурок не затушил. Но не это важно. Понимаешь, человеку незачем жить. Не держит ничего. А он кандидат наук, не ханыга какой. Хотя именно у последних выживаемость просто потрясающая! Он работу потерял, потом мать умерла. Не женат. И детей нет. Есть только воспоминания о любимой девушке. А ты заметил, что он уже третий день трезв и чисто выбрит? А все потому, что случайно увидел свою все еще, как оказалось, любимую здесь, у нас. И понял, что есть для кого жить.

– Интересно, – ревниво насторожился Маринин, – в нашей квартире только Юля и ты…

– И Катька. Моя Катька. В девичестве Сотникова. Они учились в одном классе: Поляков, Катя и Голод. Катя с Поляковым с седьмого класса вместе. И расставаться не собирались. Но эта сволочь, Василий Голод, изнасиловал ее. А Катька, дурочка, сразу же Георгию сказала, что разлюбила. А потом родился Сашка.

– А Георгий знает? Что Голод так с ней?

– Нет, Катерина смолчала, а Голоду зачем в этом признаваться?

– И он не знает, что Катин сын от него?

– Нет. И правильно. Какой он отец? Насильник!

– А нынешний муж Кати? Как он к мальчику?

– О! Равиль сразу же усыновил Сашку. И тот долго считал его своим отцом. Если бы Равиль не пил… У них еще двое пацанов. Младшему всего два года! Катя измучилась вся. И мать Равиля на ее стороне, знаешь, как у татар с выпивкой строго! Но ничего на него не действует. Вот вчера опять запил…

– Поляков что, Катерину узнал, когда она к тебе приходила?

– Да. А я ей позвонила. По его просьбе. Так что, Маринин, съесть торт мы с тобой поторопились. Сегодня у нас гости, и тебе придется идти в магазин еще за одним!

Он на минуту обомлел от этого «у нас». То есть, конечно, он уже и не сомневался. Но, как буднично это прозвучало! Теперь он, как порядочный человек, должен… Нет, он не должен. Он хочет.

Они оба кинулись к своим мобильным, когда заиграла мелодия Эннио Морриконе. Оказывается, у них одинаково звонил телефон.

– Слушаю, – ответил Маринин, когда понял, что это ему. – Здравствуйте, Егор. Конечно, смогу. Я сейчас подойду.

– Тебе нужно уйти? Надолго?

– Я думаю, нет. Это рядом, в следственный комитет. Там для меня есть информация. Это касается смерти дочери…

– Я так мало знаю о тебе, Витя…

Он подошел к ней и прижал к себе.

– Мы же не дети, Аля. У нас полжизни прожито. И забыть – не забудешь… И прошлое еще догонит и добавит. Сейчас главное – не наделать ошибок. Времени, чтобы их исправлять, осталось не так уж и много…





Глава 31




– Присаживайтесь, Виктор Васильевич, – Егор Беркутов улыбнулся. Майор Маринин уже не был для него чужим человеком. Наверное, действительно есть люди, к которым относиться плохо нельзя. Просто не за что. И не потому, что они поступают уж как-то очень правильно. Нет, как раз они часто совершают по жизни ошибки, только во вред не другим, а себе. И испытаний им Бог дает сверх меры. Лялька, сестра его жены Галины, говорит, что это оттого, что он, Бог, их любит больше других и сострадает им. Маринину есть в чем сочувствовать. Досталось мужику по самое некуда!

– Спасибо, Егор.

– Виктор Васильевич, мы нашли нескольких человек, которые были вместе с вашей дочерью в этой религиозной группе. Могу сразу сказать, что поначалу казалось, что ничего криминального за их руководителем Владиславом Сосновым нет. Обычный новоявленный проповедник, призывающий вроде как к вере в Бога. Красиво говорил, ничего не требовал. Можно было бы подумать, что это действительно верующий сам и помогающий найти успокоение в этой вере страждущим. Вот, посмотрите, – Беркутов протянул Маринину лист бумаги. – Здесь четыре фамилии. Кто-то из них вам знаком?

– Нет. Точно нет, – Маринин покачал головой.

– Все три женщины с восторгом отзываются о Соснове и переживают из-за его гибели. И только Жуков Семен Иванович, кстати, пришедший в общество вслед за женой, считает, что Соснов – аферист. Вот такое заявление. Он утверждает, что за этот год членами секты Соснову были отписаны две квартиры. Конечно, добровольно. Семен Иванович смог уговорить свою жену, как он сказал, уже впавшую в религиозный экстаз, не отдавать Соснову квартиру, оставленную ей матерью, за бесценок.

– То есть вы хотите сказать, что и Ольга могла продать свое жилье ему не за полную стоимость? Вот почему у нее на счету в банке только десять тысяч рублей…

– С Ольгой все не так просто, Виктор Васильевич. Все четверо сказали, что она была подругой Соснова.

– Как подругой? Жила с ним? Любовница? Или участвовала в аферах?

– Пока неясно. Но, похоже, она его любила. Так, по крайней мере, считает Жуков. Я сделал запрос в регистрационную палату о сделках на имя Владислава Соснова. По нашему городу их три. Последняя – с вашей дочерью. Все сделки зарегистрированы у одного нотариуса – Фиры Каплан. Она утверждает, что продажа добровольная, сделки чистые.

– А ее не насторожило, что один и тот же человек покупает третью квартиру за год?

– Виктор Васильевич, мы ничего ей не можем предъявить. Фира Каплан – юрист с огромным стажем, вы меня понимаете?

– Да, простите.

– Я разослал запросы по другим городам. Кстати, две квартиры им уже проданы через все ту же Фиру Каплан. Часть денег передана в Дом малютки. Такой вот благородный жест. В квартире, в которой проводились встречи с проповедником, мы кроме его личных вещей нашли и вещи вашей дочери. По крайней мере, так утверждает женщина, которая заправляла у Соснова хозяйством – соседка по лестничной клетке. Она же утверждает, что Ольга никогда не оставалась у Соснова на ночь.