Сыщик моей мечты

– Брешут, – махнул рукой Игнатов. – Федька, дружок его, моей покойной жены внучатый племянник. Седьмая вода на киселе. Но слух о родне прошел, и меня не трогают. Так что есть и от Федьки польза.

– Гость когда появился?

– С месяц назад. Назвался Геннадием. Геннадий Северцев.

– От сына о нем слышал?

– Фамилия знакомой показалась. Может, сын и упоминал когда. Генка сказал, в Москве после ранения был, на реабилитации. Я его раздетым видел. На плече след от пули. Так что воевал. Вот только не знаю, на чьей стороне, – проворчал Игнатов.

– Вот как?

– Ага. Мужик-то вроде неплохой, но мутный.

– Надолго у тебя задержался?

– Четыре дня жил. Сказал, мол, от Москвы недалеко, решил на могилу друга заглянуть. Вот и приехал. Сына моего здесь похоронили. Я его встретил хлебом-солью, армейский друг сына, сам понимаешь. Спросил, где остановился, «нигде» отвечает. Я предложил у нас заночевать. Утром Сонька в магазин, а мы с ним на кладбище поехали. Посидели на могиле, выпили за упокой души. Он и спросил: можно, батя, я у вас пару дней побуду? Конечно, можно. Мне только в радость. Остался. Я и в самом деле поначалу рад был. Сына помнит, специально приехал. Стал расспрашивать о том о сем. Он в ответ: не хочу я все это вспоминать. И это понятно. Война и есть война. Чего ж в ней хорошего?

– А когда ты решил, что он мутный тип?

– Да уже на второй день, хоть мозги у меня водкой залиты были. Пашку своего я хорошо знаю, такого друга у моего сына быть не могло. Да и я бы с таким в разведку не пошел. Он вроде что-то смекнул и домой засобирался, сказал, в Тамбове у него тетка, к ней и поедет. А родителей нет, померли. В общем, на пятый день съехал. Документы я проверил, так и есть, Геннадий Северцев. И родился в Тамбове. А вот военного билета при нем не было. А паспорт он, думаю, нарочно на тумбочке оставил, чтобы я увидел. Парень-то не дурак. Разговоры со мной вел разные. Вроде ни о чем, то есть о житье-бытье тут, в Яме. Я уже потом, когда он уехал, поразмыслил и понял: он ведь о тебе выспрашивал. Да так хитро, что и не сообразишь сразу, особенно по пьяному делу. Хотел к тебе податься, потом решил – лучше по тихой отсижусь. Дочь у меня вот-вот родит, а сама-то хуже дитя малого. Никак ее нельзя одну оставлять. Вот и решил молчком. Авось меня не коснется.

– Этот Геннадий, кроме тебя, здесь с кем-то дружбу водил?

– Тебе про него кто сказал, Толя Плешивый? Вот с ним и болтал. От Толи прока вроде немного, если с утра уже лыком не вяжет, но в Яме он знает всех. Думаю, Северцеву и подсказал, с кем стоит поговорить.

– И с кем?

– С твоим хорошим знакомым, Леней Кирилловым.

– Он же вроде опять сел?

– Вроде да, но пару месяцев назад выпустили. Я их с Генкой возле пивной видел. Я с утра на работе, а Генка до обеда один болтался, вот и нашел дружка. Это тоже удивило. Зачем военному человеку зэк, да еще алкаш? Потом, когда про тебя понял, стало ясно. Может, с кем еще дружбу свел, но я его видел только с Леней. Ну и с Плешивым, конечно. Тот вечно рядом вертится.

– Леню когда последний раз видел?

– А вот с Генкой, пожалуй, и видел. После этого вроде нет.

– Он все там же живет?

– А где еще?

– Как Северцев выглядел, сможешь описать?

– Рост примерно метр семьдесят пять, выправка военная, лицо приятное, но в глаза не смотрит, взгляд в сторону отводит. Глаза синие, бабы от таких с ума сходят. Волосы темные, длинные, сказал, отпустил, пока на реабилитации был. Чувствуется, мужик сильный, рука крепкая. Про отметину на плече уже говорил. Да, подбородок с ямочкой, едва заметная, но есть. Вот, пожалуй, все.

– Что ж, спасибо, – сказал Владан, поднимаясь.

Мы простились и вскоре покинули магазин. Владан тут же набрал номер на мобильном. Не знаю, кому звонил, но, судя по тону, хорошему знакомому. Время на вопросы «как жизнь» и прочие тратить не стал.

– У нас тут недавно гостил один тип, Геннадий Северцев. Вроде бы проходил реабилитацию в Москве после ранения, примерно месяц назад. Сможешь проверить?

Надо полагать, ответ был утвердительный, Владан сказал «жду» и отключился.

– Теперь к Кириллову поедем? – поинтересовалась я.

– Стой здесь, – сказал Владан и вернулся в магазин.

Пока я думала, что ему там понадобилось и не отправиться ли мне следом за ним, Владан возник в дверях с букетом цветов.

«Цветы купил, с Маринкой мириться», – подумала я и оказалась неправа. Букет он сунул мне.

– Держи. Игнатов хвастал, дочь букеты собирает лучше любого дизайнера. Нравится?

– Да. Очень. Ты мне его подержать дал? Потому что самому лень нести?

– Что за мысли? Я просто подумал, ты любишь цветы… ну, и все такое.

– Я правильно поняла? Ты мне подарил букет?! – я все еще ждала подвоха.

– Ну… – кивнул Владан.

– Просто так?

– А как еще дарят?


– На праздник или день рождения. Еще любимой девушке при встрече.

– Полина, ты зануда, – вздохнул он и направился к машине.

– Лилии мне очень нравятся, – подхалимски сообщила я.

– Я знаю.

– Откуда?

– Ты об этом сто раз говорила.

– Приятно, что ты запомнил.

– Еще бы. В смысле, трудно было забыть.

– Знаешь, мне правда очень приятно!

– Здорово. Мне тоже приятно, что тебе приятно.

Я могла и дальше продолжать этот разговор, но неведомый мне Леня Кириллов жил совсем недалеко от рынка. Владан притормозил возле двухэтажной развалюхи, в которой было никак не меньше четырех квартир. По крайней мере, цифру четыре я отчетливо видела, она была намалевана красной краской рядом со звонком. Их, кстати, было шесть, по три с каждой стороны от двери.

– Кто такой Леня? – спросила я, вместе с Владаном шагая к подъезду.

– Ты же слышала: зэк и алкаш.

– Игнатов назвал его твоим хорошим знакомым.

– Точно. В юности мы дружили. Ты же знаешь о привычках местной шпаны сбиваться стаей. А верховодил у нас Бад. Это тебе тоже известно.

– А что потом?

– Потом Леню посадили. Через два года он вернулся, но ненадолго. Утверждал, что настоящая жизнь там, а не здесь. Там все по-честному.

– Оригинальное суждение.

– Среди зэков скорее ходовое.

Владан подергал дверь и, убедившись, что она заперта, взглянул на звонки, а потом нажал на самый верхний слева. Оказалось, что он не работает. Только когда Владан нажал на третий звонок, мы услышали за дверью мелодичные переливы. Вслед за этим раздались шаги, и дверь распахнулась. Перед нами предстала женщина лет тридцати пяти в футболке и легинсах, облегающих дородное тело. В зубах сигарета, от едкого дыма женщина морщилась и казалась недовольной.

– Привет, – сказала она, ловко перекинув сигарету из одного уголка губ в другой. – Ты к Леньке, что ли?

– К нему, – ответил Владан.

– Так нет Леньки.

– А где он?

– Черт знает. Может, пьянствует где, может, бабу нашел, а может, сдох.

– Давно его нет?

– Не слежу я за соседями. Но вроде давно.

– Он ключ от квартиры в тумбочке хранил, чтоб не потерять. Привычки не изменились?

– Проверь, – пожала плечами женщина, отступив в сторону, чтобы мы могли войти.

Сразу за ее спиной оказалась лестница на второй этаж, рядом – три двери, возле ближайшей стояла облезлая тумбочка. Под одну ножку был подложен рваный мужской ботинок.

– Чем это у вас так воняет? – спросил Владан, направляясь к тумбочке.

– Жизнью поганой, вот чем, – хмыкнула женщина, бросив окурок в ведро с водой, стоящее под лестницей. – Наверное, крыса где-то сдохла, травили месяц назад. Замучили, сволочи. Белым днем шныряли. Сейчас вроде притихли.

Владан выдвинул единственный ящик тумбочки и достал ключ.

– Гости у Лени были?

– Считай, каждый день, пока не пропал. Где-то денег раздобыл, небось ограбил кого-нибудь.

Владан вставил ключ в замок, повернул и открыл дверь. Запах, царящий в подъезде, не стал сильнее, но к нему прибавились новые ароматы. Воздух в крохотной квартире был спертый, пахло кислой капустой, табаком и еще чем-то резким.

Окна были зашторены, оттого здесь стоял полумрак. Женщина держалась рядом со мной, Владан прошел вперед. Квартира состояла из комнаты и кухни примерно три на три метра. Над газовой плитой, липкой от грязи, кружили мухи. Рядом – допотопный умывальник, на табурете – ведро с водой. Газ здесь был баллонный, а водопровод отсутствовал. Услуги во дворе. Ясно, что хозяина в квартире нет. На разобранном диване – подушка и одеяло без постельного белья. Из мебели, кроме дивана, еще два стула и шифоньер, под ножку которого тоже сунули ботинок, должно быть, пару от того, что в подъезде. Дверца была приоткрыта, со своего места я могла видеть вешалки, ничем не занятые.