Так близко к горизонту

– Наверное, от твоей матери.

– Ага, а откуда она знает, где я?

– Она твоя мать, Дэнни, – пояснил Йорг. – Я должен был сказать ей. У неё тоже должен быть шанс прийти к тебе.

– Но она же не приходит! – Дэнни снова фыркнул. Его ресницы были мокрыми от слёз, его глаза покраснели.

– И что этот от меня хочет? – он с отвращением показал на телефон.

– Он говорит, что хочет с тобой поговорить.

Дэнни протянул руку и пошевелил пальцами, чтобы показать Йоргу, чтобы тот передал ему трубку и выключил кнопку удержания.

– Да, – прорычал он в телефон и через короткое время прибавил: – Увидимся в аду, проклятый сукин сын!

Потом он бросил трубку на телефон.





⁂


Каким-то образом мне удалось выдержать дни до пятницы. Я жила словно в трансе, проводила всё время с Дэнни, тайком спала у него по ночам.

Мои родители пригласили меня на ужин в честь успешно сданного экзамена. Они напрасно ждали меня почти два часа и много раз пытались позвонить мне. Но не смогли дозвониться, так как я была в больнице и выключила свой мобильный.

– Что с тобой происходит? – задала мама вопрос, который уже стал стандартным.

Я ответила так же, как и всегда:

– Ничего.

Что я должна была ещё сказать?

«У моего парня, который так вам нравился, СПИД, и он лежит в больнице. Вероятно, он умирает, так же, как и его подруга-наркоманка в начале года. Ах да, теперь он тоже принимает наркотики. Он колется героином, но ВИЧ у него не от этого. Его заразил отец, он ни в чём не виноват».

Это звучало совершенно неправдоподобно. С тех пор, как Кристина умерла, я не приводила его домой. Мои родители считали, что мы постоянно ссоримся, расходимся, а потом снова сходимся, и что именно поэтому я такая странная. Я не переубеждала их. Это было лучше, чем правда.

В четверг вечером, вопреки всем ожиданиям, Марина заехала навестить Дэнни. Рики тоже был там, и мы вместе вышли на улицу, чтобы оставить их наедине. Она всё время рассказывала о Лиаме, но всё же она приехала.





⁂


Йорг, Рики и я вместе ждали в палате Дэнни. МРТ длилось вечно. Из больницы Штутгарта приехал ещё один врач-радиолог, чтобы посмотреть на рентгеновские снимки. Мы считали это тревожным признаком.

– Почему это длится так долго? – спросила я в пятый раз и погрызла свои ногти.

– Да не знаю я, – нервно ответил Йорг.

Он не присел ни на минуту. Уже больше часа он бегал из одного угла палаты в другой и сводил меня этим с ума. Рики всё время выходил из палаты и курил одну сигарету за другой, хотя курил он, как правило, только на дискотеках. Через целую вечность медсестра Регина завезла Дэнни в палату. Она коротко пожала его руку и потрепала его за плечо.

– Врачи сейчас придут и всё с вами обсудят, – доброжелательно сказала она.

– Спасибо, – ответил Дэнни.

– Дэнни! – мой голос дрожал. – Как всё прошло?

– Завораживающий опыт. Клаустрофобия делает его ещё лучше. Можно получить представление, как позже будешь чувствовать себя в гробу.

«Почему ты никак не перестанешь так говорить?»

В палату вошло пятеро врачей, и один их вид заставил нас запаниковать. Четверо мужчин и одна женщина. Все до одного они были в голубых халатах, что выдавало в них главных врачей. Они встали около койки Дэнни, держа в руках кучу карт и снимков. Дэнни был очень напряжён, он сел прямо, словно кол проглотив. Он попытался оставаться спокойным. Я надеялась, что он не сорвётся.

– Гер Тэйлор, – начал один из врачей. – У нас есть результаты.

– Да? – его голос задрожал, я поняла это по одному слову.


Взгляд врача блуждал между мной, Рики и Йоргом.

– Я могу говорить в их присутствии?

– Да, иначе их здесь не было бы, – огрызнулся Дэнни.

– Итак, – врач откашлялся, – к счастью, нам помог наш штутгартский коллега. Было не так просто интерпретировать снимки. Дифференциация обусловленной ВИЧ лейкоэнцефалопатии тяжела, но мы практически уверены, что речь идёт о прогрессирующей мультифокальной лейкоэнцефалопатии. Вызванной вашим основным заболеванием. ПМЛ встречается очень редко и поражает только людей с дефектной иммунной системой, например, больных ВИЧ или рассеянным склерозом, – он пристально посмотрел на Дэнни. Тот только прижал руки к своему телу. – Странно то, что у вас ещё довольно много Т-лимфоцитов. Обычно ПМЛ появляется только тогда, когда иммунная система уже ослаблена. Это не ваш случай, поэтому у вас и нет симптомов, обусловленных ВИЧ. Так что и ПМЛ тоже не должно быть, но только потому, что что-то необычно, исключить этого нельзя. В медицине нет ничего невозможного, – добавил он.

– Прекрасно, – сказал Дэнни. – Что это значит для меня?

Казалось, он собран, но его тело было напряжено, и он тёр руку ногтём. Его чёрная футболка только подчёркивала то, что он побледнел.

– Таких полных провалов, как тот, что вы испытали в августе, больше ждать не следует. Несмотря на это, мы настоятельно рекомендуем вам больше не водить транспортные средства. В ближайшее время должны появиться новые симптомы. Но они будут появляться постепенно.

– Какие симптомы?

– Различают несколько видов, – начал объяснять другой врач. – При одном возникают нарушения речи, потеря памяти и слепота. При другом затрагивается периферическая нервная система. Параличи, дрожь, потеря моторных функций, тики. Также могут появиться панические атаки и распад базовых черт личности. В вашем случае, гер Тэйлор, как мы думаем, затронута нервная система. Из-за приступа в августе. Но это чистое предположение.

Дэнни пожал плечами:

– Чума или холера. Всё равно. Приходится брать, что дают.

– Это можно прооперировать? – спросила я.

Врач посмотрел на меня с состраданием:

– Речь идёт об инфекции. Это нельзя прооперировать. Можно попробовать немного отодвинуть наступление нарушений, но это связано с большим риском. Пациент может вообще не проснуться или впасть в кому. В любом случае при вмешательстве наступят непоправимые повреждения головного мозга.

– Что происходит без операции? – спросил Йорг.

– Как бы различно ни протекали два варианта, заканчиваются они оба, как правило, одинаково. В конечной стадии это приводит к деменции, галлюцинациям, эпилептическим припадкам или полному параличу. В большинстве случав пациент в какой-то момент впадает в кому, из которой он больше не выходит. Некоторые умирают ещё до этого от инсульта, паралича дыхательных мышц или кровоизлияния в мозг.

«Выпрыгни из окна, Джессика! Ты на пятом этаже, у тебя неплохие шансы умереть сразу!»



– Как вы будете лечить его? – будто сквозь туман я различила, что и голос Йорга стал ломким.

Кто-то схватил меня за руку. Это был Рики. Один из врачей, который до этого молчал, взял слово:

– При актуальном состоянии медицинского знания у нас, к сожалению, не так много вариантов. Мы должны надеяться, что ВААРТ-терапия поможет и число Т-лимфоцитов останется стабильным. Только это может замедлить течение болезни.

– Сколько мне ещё осталось? – спросил Дэнни.

Врач проигнорировал его вопрос и продолжил отвечать Йоргу:

– Мы дополнительно назначим лекарства рисперидон и камптотецин. Но лечение связано с сильными побочными эффектами и должно производиться длительное время в больнице. Но вместе с уже применяемыми АЗТ и цидофовиром они могут помочь.

– Могут? – Йорг выглядел так, словно вот-вот схватит врача за ворот. – Могут помочь?

– Никто точно не знает. Нет ни убедительных исследований, ни случаев долгосрочного успеха лечения. Мы можем попробовать также препарат топотекан. Но его эффект не исследован и очень спорен. Возможно, он мог привести к смертельным случаям.

– Как долго? – повторил Дэнни нетерпеливо. Он всё время нервно проводил рукой по своим волосам.

– Гер Тэйлор, могу ли я представить вам доктора Орнбергера? Это наш психолог, он будет вести вас в дальнейшем.

Дэнни раздражённо фыркнул:

– Боже, мне не нужен психиатр. Мне нужно чудо!

– Подумайте об этом, – посоветовал врач. – Он в любое время готов поговорить с вами.

– Как долго? – спросил Дэнни в третий раз. Ещё немного и его терпение закончится.

– От трёх до пятнадцати месяцев.

Тишина…

– Что, если лечение подействует? – голос Йорга прозвучал словно из другого мира.

«Три месяца… Прыгай, Джессика! Прыгай из этого чёртова окна! Сейчас же!»

– Тогда пятнадцать месяцев. Это самый оптимистичный прогноз, который мы можем сейчас дать, – без выражения ответил врач.

В моей голове всё перевернулось, и мозг трезво, как компьютер, рассчитал, что пятнадцать месяцев дольше, чем три.