Так близко к горизонту

Буду в голосе каждом, надежду даря.

Не ходи на могилу, там нету меня…

Если ищешь, наверх не смотри,

Я давно уж у кромки зари…»[25].





Я прочитала стихотворение в третий раз, и внезапно моё беспокойство превратилось в страх. Поездка была прощанием? Почему он дал мне доверенность в банк именно сегодня?

– Мне нужно выйти. Завтра вечером вернусь, – крикнула я родителям, уже выбегая из дома. Я дёрнула Лайку за поводок, и собака пошла за мной.

– Джессика, – крикнула мама мне вслед. – Да что с тобой? В последнее время ты очень странно себя ведёшь.

– Всё в порядке, просто кое-что забыла! – дрожащими руками я завела машину и понеслась, явно превышая скорость, к Дэнни. Мне было всё равно, что я опять криво припарковалась, я в панике побежала в квартиру. Дэнни в костюме для пробежки сидел перед работающим телевизором. Он в недоумении приподнял бровь, я показалась себе ужасно нелепой. Вздохнув, я пожала плечами:

– Извини, я тоже не знаю… Я подумала… Ах, без понятия, почему я приехала.

Он улыбнулся мне, словно понял мою тревогу:

– Ты подумала, я лежу сейчас в ванной и режу себе вены?

– Опасалась, да.

– Ерунда, – сказал он. – Истекать кровью слишком долго.

– Дэнни, я тревожилась не напрасно?

Он хлопнул по дивану, чтобы показать мне, что я должна сесть рядом с ним.

– Нет, – уверил меня он. – Пока я хорошо себя чувствую, ты можешь о таком не беспокоиться. Когда до этого дойдёт, я заранее предупрежу тебя. Обещаю.

Я подумала о решении, которое он принял в Шварцвальде перед хосписом для больных СПИДом. Если он готов лишить себя жизни, то и я тоже готова.

– Тогда я с тобой!

– Что? – он уставился на меня, как будто я потеряла рассудок.

– Ты всё правильно расслышал! Если ты перережешь себе вены, тогда то же сделаю и я. Бросишься под поезд, я пойду за тобой. Выпьешь снотворное, я выпью то же количество.

Дэнни вскочил с дивана.

– Убирайся, – прорычал он.

– Я это серьёзно! Ты сказал, что любишь спорт и действие, и не хочешь жизни без них. Я люблю тебя и не хочу жизни без тебя!

– Но я болен. У меня нет выбора. Я бы с удовольствием ещё пожил, но не могу. А ты можешь, и ты будешь!

– Нет. Я уйду с тобой.

– Проваливай, – угрожающе сказал он и показал на дверь. – Забирай свою собаку, и больше не возвращайся!

– Нет, – повторила я.

– Между нами всё кончено, – его голос стал ледяным. – Делай, что хочешь, ты больше не подойдешь ко мне!

– Ты, видимо, решил, что то, что ты задумал, мужественно. Но это не мужественно! Это просто тупо! Это просто безумие!

Как всегда, когда я начинала кричать, он просто оставил меня одну. Он опрометью выбежал из гостиной и захлопнул за собой дверь. Я прижала к груди одну из подушек и заплакала. Почему он не хочет понять меня? В других случаях мы всегда были на одной волне, он понимал мои чувства без моих объяснений, а теперь реагирует вот так.

По пути в спальню мой взгляд упал на кухонный фасад. Дэнни написал что-то поперёк верхних шкафчиков чёрным маркером:

«Путь верный иль неверный впереди

Отвагу иль безумие найти.

Ничтожно и уже не важно это.

Отсчёт идёт моих часов на свете…


Последний путь пройду один теперь,

А ты оставь мне в сердце своём дверь[26].





Прости, Даки.

Мне очень жаль.»



На кухонном полу я снова безудержно разрыдалась. Он никогда не возьмёт меня с собой, он оставит меня одну в этой чёртовой жизни, при этом веря, что делает всё правильно.

Во мне вспыхнула ярость. Почему он мог решать, а я нет? Что давало ему право распоряжаться моей жизнью?

Я быстро встала и пошла к нему, хотела зайти в спальню, но он закрылся.

– Дэнни! Открой!

– Нет. Это конец. Ты больше не подойдёшь ко мне.

– Открой!

– Никогда. Иди домой.

– Моя собака у тебя в комнате, идиот!

– Я привезу её завтра. До свидания, Джессика!

Вне себя от ярости, я заколотила по двери:

– Открой дверь, чёрт возьми!

– Я больше не люблю тебя! – крикнул он мне.

– Ах, да прекрати же! Ты не умеешь врать, так что не трать силы!

– Я изменил тебе. У меня есть другая!

– Дэнни, открой.

– Уже два года, и ты ничего не заметила. Можешь теперь ненавидеть меня.

– Я прощаю тебя. Дай мне войти!

– Я уже три года каждый понедельник хожу в бордель!

Мне вдруг стало страшно. Не потому, что я хоть на минуту поверила в его слова, а потому что он был один в комнате. Там внутри он мог делать всё, что угодно. У него есть снотворное? Или бритва?

– Открой дверь или я вынесу её! – мой голос стал истеричным.

– Попробуй!

Я так часто видела, как Дэнни бил ногами разную мебель, и каждый раз древесина разлеталась в разные стороны. У меня так не получилось. Я снова ударила по двери.

В спальне что-то зашевелилось. Моё сердце подпрыгнуло от облегчения, потом я услышала, как внутри дверь подпёрли шкафом.

Я и сегодня не выношу быть где-либо запертой.

– Открывай долбаную дверь! – я снова ударила по двери, но ничего не произошло.

– Что ты не понимаешь в том, что я больше не хочу быть с тобой?

Рыдая, я сдалась. Через некоторое время я услышала, как внутри снова отодвинули шкаф, и ждала, что он откроет дверь. Но он только сел на пол у двери с той стороны. Так мы и сидели целую ночь спина к спине и плакали. Разделённые дверью. Я слышала, как он всхлипывал, но всё равно знала, что он никогда не уступит. Он был самым большим упрямцем из нас, всегда. За окном уже светало, когда я решила это прекратить.

– Ты выиграл, Дэнни. Я принимаю условия и останусь в этой долбаной жизни, буду притворяться, что счастлива.

Я слышала, как он встал и открыл дверь. Затем он сел рядом со мной на пол и обнял меня.

– Я только пытаюсь защитить тебя.

Всхлипывая, я спрятала своё лицо на его груди.