Таня Гроттер и Исчезающий Этаж

Вернувшись в пятницу из школы, Таня обнаружила, что тетя Нинель стоит у кресла и держит в руках сверток с Черными Шторами.

«Вот дырявая голова! И почему я их не спрятала?» – спохватилась девочка.

Крича «Не открывайте его! Не надо!», Таня бросилась к свертку, но тетя Нинель уже щелкнула ножницами. Перерезанный магический шнурок скользнул на пол и, превратившись в юркую змейку, быстро уполз за батарею.

– Какие тяжелые кисти! А знаешь, ничего! Старомодные, но стиль есть!.. Где ты их взяла? – подозрительно спросила Дурнева, разглядывая шторы на свет.

– Мне их дали…

– Ах да, знаю… тот самый чокнутый старичок! – презрительно воскликнула тетя Нинель.

Зная, что Дурневы все равно ей не поверят, Таня ничего не рассказала им про Тибидохс. Они же отчего-то решили, что девочка прожила целый месяц у какого-то старичка и его жены, адрес которых отказывается говорить. И этот-то задвинутый старичок якобы и подарил Тане шторы и чемодан.

– Знаешь, что я решила? Я повешу их у себя в спальне! Это будет стильно! – заявила тетя Нинель. – Только вначале их нужно сдать в химчистку! На них грязи три килограмма!

– Их нельзя в химчистку! Ни в коем случае! – испугалась Таня, заметив, что края штор гневно затрепетали.

Как всякий уважающий себя волшебный предмет, шторы ужасно гордились, что их не стирали со времен Древнира.

– Можно – нельзя… У тебя спросить забыла! Марш делать уроки! – фыркнула тетя Нинель и ушла, перекинув Черные Шторы через плечо.

Разумеется, она не могла заметить того, что отлично было видно стоявшей позади Тане. А именно, что Черные Шторы мстительно изобразили скрещенные кости и череп. Причем череп неуловимо смахивал почему-то на лицо тети Нинели.

Таня вздохнула, сообразив, что тетю Нинель ей не переубедить. Она толстокожая как бегемот и упрямая как целое стадо ослов.

– Ну и ладно! Я предупреждала. Зато теперь она не будет жаловаться на бессонницу! – пробурчала Таня и заглянула под диван, проверяя, цел ли чемодан с привидениями.

Чемодан был на месте, и Таня успокоилась. Значит, Пипа сюда еще не добралась, хотя и шастала все время где-нибудь поблизости.





* * *


Той ночью Таня долго не могла заснуть. Она лежала на диване, смотрела в белеющий над головой потолок со здоровенной хрустальной люстрой, похожей на осиное гнездо, и думала о Тибидохсе.

За окном выла вьюга. Она подхватывала сухой колючий снег, кружила его и бросала в окно. Тане постоянно казалось, что кто-то барабанит в стекло, поэтому, когда в форточку на самом деле постучали, она не сразу обратила на это внимание.

Только когда стук стал совсем уж громким, Таня повернулась и… едва не закричала от восторга! Невероятно! Снаружи висел купидончик в красных подтяжках, продрогший до невозможности.

Купидоны, или амуры, были почтальонами волшебного мира. Целыми днями с сумками через плечо они носились от одного мага к другому и раздавали им письма, посылки и телеграммы.

Таня распахнула форточку. Купидончик влетел в комнату и, сердито попискивая, принялся вытряхивать снег из колчана со стрелами. Потом он точно так же стал трясти свою почтальонскую сумку, и из нее выпало два конверта, слегка размокших от снега. Одно письмо было от Баб-Ягуна, другое от Ваньки Валялкина.

– Ура! Почта! – обрадовалась Таня, прижимая письма к груди.

Так и не решив, какое из двух читать первым, она с закрытыми глазами перетасовала конверты и открыла тот, что оказался сверху. В нем было послание от Ваньки Валялкина.

«Привет! – писал Ванька. – У меня вроде все нормально. К родителям я не пошел, ты же знаешь, какие они у меня. Пьют просто жутко. Но если бы я к ним заявился, стали бы за ремень хвататься – это ясное дело.

Живу я теперь у бабушки, скучаю по Тибидохсу… Помнишь, как здорово было лечить жар-птиц и единорогов? А вот с гарпиями лучше не связываться: они кошмарно пахнут и когти у них острые.

Тут недавно в школе один парень, старше меня, ему уже тринадцать, стал задираться, влез в мой рюкзак и выпил настойку для русалок. Рыбья чешуя ему страшно не идет, ведь она у него и на ладонях, и на щеках, и на шее, а я не знаю, как сделать, чтобы она пропала. Написал Тарараху, но он пока не ответил. Даже не знаю, ответит ли, потому что с грамотой у питекантропов не ахти. Но ведь Тарарах и попросить кого-нибудь может, если захочет… Того же Клоппа, или Ягге, или Зубодериху. С другой стороны, этому парню так и надо, потому что он мне просто житья не давал. Вот такие вот дела! И ты мне тоже пиши, не пропадай.

Я часто о тебе вспоминаю. Ведь ты же знаешь, что я… (дальше несколько слов были много-много раз зачеркнуты). Короче, пока! Пиши!

Кстати, совсем забыл тебе сказать. Недавно я видел огромную птицу. Ну ужасно похожа на Мертвого Грифа! Правда, я так и не понял, он это или не он. Если он, непонятно, что он делает в мире у лопухоидов? Ну все, еще раз пока, на всякий случай будь поосторожнее.

Твой друг Ванька».



Внимательно рассмотрев на свет зачеркнутые слова, Таня засмеялась и вскрыла конверт от Баб-Ягуна. Если Ванька написал свое письмо на обычном листе, криво вырванном из школьной тетради, то Баб-Ягун использовал большой кусок бересты. На обратной стороне бересты был рецепт его бабки Ягге, в котором она прописывала кому-то крокодильи слезы и молодильные яблоки.

Письмо Баб-Ягуна было совершенно в его духе, то есть без «здрасьте», без «до свидания», даже без знаков препинания. Сплошной поток сознания: что вижу, то и пишу.

Зато пришло оно не откуда-нибудь, а из самого Тибидохса. Баб-Ягун был единственным учеником, которому позволили остаться в школе на время ремонта. Сарданапал просто не мог никуда его отдать, потому что у Баб-Ягуна не было родственников в мире у лопухоидов. Вообще никого не было, кроме Ягге.

«Я тут недавно пылесос разобрал поставил новую насадку на трубу теперь он у меня не будет чихать при взлете Правда бабушка говорит всякий раз как я чиню пылесос она мне потом кости сращивает потому что нечего внутрь лезть если руки растут как у меня а как они у меня растут нормально как у всех Интересно а ты когда-нибудь разбирала свой контрабас хотя там наверное ничего внутри нет стоящего Таня ты отлично играешь в драконбол мы все время с бабусей тебя вспоминаем как ты здорово забросила тогда пламягасительный мяч в пасть дракону оборотней мы тогда все просто обалдели кое-кто вообще чуть со скамейки не грохнулся Жаль только матч не был закончен потому что драконы подрались а этот свинья Шурасик перерубил волос Древнира и заварил всю эту кашу ну да ладно авось еще поиграем Недавно я был в ангарах у драконов Гоярын теперь в спячке а у Ртутного рана от копья уже заросла хотя Тарарах каждый день к нему приходит как и раньше


Тут чего-то странное в Тибидохсе творится мне ничего не говорят да только Поклеп как ты помнишь перекрыл Главную Лестницу и они все чего-то боятся понаставили всюду кучу заклинаний Просто невозможно стало ходить каждую секунду чего-то срабатывает А еще тут сейчас такая стройка идет что ого-го домовых отовсюду собралось и леших и великанов и нежити всякой ну прям не поверишь сколько Строят днем и ночью Усыня с Горыней только успевают им камни подносить а Дубыня не носит потому что ему подвесной мост на голову упал Он хотел выяснить как мост работает и сунулся макушкой Бабуся говорит другого бы прибило а он ничего только получил сотрясение мозга и с тех пор все время хихикает но скоро перестанет

Как там твой дядя Герман не очень достает если очень ты мне скажи я с ним разберусь Он ведь такой же вредный как Та-Кого-Нет Да вот еще одна новость Когда в подвале разбирали завалы Ту-Кого-Нет не нашли Сарданапал говорит ничего страшного но ведь должно было хоть маленькое пятнышко остаться

Недавно я слышал как Зубодериха говорила про это с Тарарахом только они сразу замолчали когда меня увидели и велели мне идти куда я шел а я никуда не шел я так просто гулял потому что мне одному тут скучно бабуся говорит уроки учи но чего я больной учиться когда никто не учится и занятий нет

Может я скоро попытаюсь пробраться на ту Лестницу которую Поклеп перекрыл потому что ужасно неудобно все время далеко ходить Лестница как Лестница чего там может быть страшного

Ну все я пошел а то купидону надоело ждать пока я письмо закончу и он тут у бабуси конфеты искал и все настойки разлил ну и влетит же мне потому что он то улетит а бабуся у меня с характером Ей обязательно надо кому-нибудь по первое число всыпать».



Таня перечла письмо Баб-Ягуна два или три раза, прежде чем разобралась в его каракулях.

«Опять свой пылесос разобрал!» – весело подумала она, решив, что Баб-Ягун ничуть не изменился. Все так же любит возиться с магической техникой. Лучше бы он, правда, унял свои беспокойные ручки, потому что пылесос с вертикальным взлетом штука деликатная и требует особого обращения.

Тане захотелось заодно перечитать и письмо от Ваньки, но тут кто-то принялся возмущенно попискивать и дергать ее за ночную рубашку. Купидончик! Она совсем о нем забыла! Тане стало совестно, что она не побеспокоилась о почтальоне.

– Ты замерз? Хочешь у батареи погреться? – спросила она.

Купидончик замотал головой и показал пальцем сперва на свой рот, а затем на живот. Он явно требовал, чтобы его накормили. Пухлые купидончики были ужасными сладкоежками. Недаром за доставку почты с ними обычно рассчитывались пирожными или конфетами. Никаких других средств оплаты они не признавали.

– Хорошо. Пошли на кухню. Только тихо… А то еще проснется кто-нибудь, – прошептала Таня и первой выскользнула в коридор.



Квартира самого доброго депутата, родственника графа Дракулы, Германа Дурнева была совсем немаленькой. Одних только туалетов тут было целых три штуки, а в коридоре отыскалось даже место для пальмы. Вот только Тане было здесь неуютно. Куда больше ей нравились запутанные лабиринты Тибидохса – с гудящими сквозняками, с таинственными ларями в нишах и с проеденными молью турецкими коврами-самолетами, в которых мягко утопали ноги.

Купидончик, не отставая, летел за Таней, в предвкушении сладкого хлопая подтяжками. В темноте он не разглядел поворота и врезался лбом в дверь комнаты Пипы. Бабах!

– Кто ко мне приперся? Чего надо? – сонным голосом крикнула из-за двери дочка дяди Германа.

Купидончик, растирая на лбу шишку, принялся возмущенно пищать, высказывая все, что думает об этой двери. Таня схватила его и зажала рот.

– Я спрашиваю: кто там? – нервно повторила из-за двери Пипа.

Таня поняла, что еще секунда – и она начнет визжать. Надо было срочно что-то придумать.

– Ав-ав! – негромко гавкнула Таня, царапая ногтями дверь. Уж что-что, а таксу она умела передразнивать просто отлично.

Услышав знакомый лай, Пипа мигом утихомирилась.

– Убирайся отсюда, Полтора Километра! Не пущу! Ты мне тапки обслюнявишь! – зевнула она, падая носом в подушку.

На кухне у шкафа, в котором тетя Нинель хранила сладкое, Таня в замешательстве остановилась. Она была уверена, что Пипа еще с вечера обклеила шкаф секретными нитками и волосками. Если хоть один из них будет оборван, завтра поднимется страшный визг.

Но откуда Пипе было знать про существование отличного заклинания «Туманус прошмыгус», которому Таня обучилась у Гробыни? Тому, кто использовал это черномагическое заклинание, можно было не опасаться замков и запоров. Правда, во все запертые двери входить нужно было только спиной вперед.

Прошептав: «Туманус прошмыгус!» – Таня отвернулась и, просунув руку сквозь дверцу шкафа, принялась шарить внутри. Зашуршали многочисленные пакеты. Хотя тетя Нинель вечно сидела на диете, это не мешало ей регулярно пополнять запасы.

– Ага, вот… Ты что хочешь: печенье, вафли, конфеты, пирожные, шоколад или мармелад? – спросила Таня, на ощупь определяя, что где лежит.

Купидончик начал возбужденно подпрыгивать и стучать себя по животу, показывая, что хочет абсолютно все.

– А не лопнешь? – удивилась Таня. – Ну ладно, ты сам хотел.

Когда через полчаса она выложила на стол последнее пирожное, купидончик не смог даже пропихнуть его в рот, хотя пытался сделать это обеими руками. Его живот растянулся как резиновая груша, а подтяжки, казалось, готовы были лопнуть.

Благодарно пискнув, купидончик замахал крылышками и попытался взлететь. Однако самое большее, что у него получилось, это оторваться на полметра. Здесь силы окончательно оставили перекормленного почтальона. Он осоловело захлопал глазками, блаженно улыбнулся, сложил крылышки и – с ужасным грохотом рухнул носом на стол. Таня бросилась к нему. Она была убеждена, что купидончик свернул себе шею, но свернувшие шею так сладко не посапывают и не подкладывают под щеку упаковку от вафлей.

Таня запоздало вспомнила, что Медузия на занятиях по нежитеведению советовала им ни в коем случае не перекармливать купидонов, потому что они не знают чувства меры. Но он так умильно просил, что она не удержалась.

«И что мне теперь с ним делать?» – подумала Таня.

Ругая себя, она стала сметать со стола крошки, но тут в глубине квартиры послышались чьи-то торопливые шаги. Размышлять было уже некогда. Подхватив купидончика на руки, Таня ухитрилась затолкать его в посудный шкафчик. Едва она захлопнула дверцу, как кто-то ворвался в кухню.

Вспыхнул свет. Ослепленная Таня закрыла глаза. Когда же она вновь обрела способность видеть, то обнаружила, что перед ней вырос разъяренный дядя Герман. У его ног заливалась лаем предательница-такса.

– Что ты тут делаешь? Кто тебе разрешил приходить ночью на кухню? Ты же знаешь, как я чутко сплю! – взревел дядя Герман. – Тебе мало было на ужин рисовой каши?

– Нет, не мало. Я обожаю, когда каша прилипает к тарелке, – сказала Таня, пытаясь незаметно затолкать ногой под стол фольгу от шоколада.

Разумеется, от проницательных глаз самого доброго депутата это не укрылось.

– Лжешь! Ты наглая испорченная лгунья! Вся в своего отца! – прошипел он. – Живо иди к себе и не смей никуда выходить! Утром я с тобой разберусь!