Тишина в Хановер-клоуз

Придя в библиотеку на зов Альберта и увидев там Питта, Эмили испугалась. Слава богу, обстоятельства не позволили ему излить свой гнев или попытаться забрать ее отсюда. Когда Вероника пришла в себя, Томас был вынужден промолчать и после нескольких вежливых замечаний удалиться, оставив Эмили наедине с хозяйкой, которая лежала на подушках с таким видом, словно была на волосок от смерти.

Эмили чувствовала к ней острую жалость, граничившую с болью, но в то же время прекрасно понимала, что теперь, когда Вероника потрясена и выведена из равновесия, ей, Эмили, представилась прекрасная возможность вытянуть из нее признание, что именно ее так напугало.

Эмили склонилась над ней и тронула ее за руку.

— Вы плохо выглядите, мэм, — участливо заметила она. — Что он вам сказал? Не следовало его впускать! — Эмили не отрывала взгляда от воскового лица Вероники, и та была вынуждена хоть что-то ответить.

— Я… Кажется, я упала в обморок, — наконец прошептала она.

Эмили мысленно извинилась перед Питтом за несправедливые упреки и постаралась, чтобы ее взгляд выразил сострадание — искреннее.

— Он вам угрожал, мэм? Что он такого сказал? Он не имел никакого права! Вы должны были поставить его на место.

— Нет, — поспешно ответила Вероника и прикусила губу, словно заставляла себя лгать. — Нет… он… он был вполне вежлив. Я…

На мгновение их взгляды встретились, и Эмили видела, что Вероника уже готова поделиться с ней своими страхами. Искушение было таким сильным, что чувства отразились на ее лице — сомнения, подступившие слезы. Эмили затаила дыхание.

Но минутная слабость прошла, и Вероника отвернулась. Слезы потекли у нее по щекам. Она откинулась на подушки и закрыла глаза.

Эмили хотелось обнять ее, сказать, что она понимает, как тяжело внезапно потерять мужа, пережить ужас убийства и осознания того, что бывает такая ненависть, удовлетворить которую может только смерть. И еще она знала, что такое усиливающиеся с каждым днем страх и растерянность, когда мир вокруг становится чужим, полным тайн, в том числе ужасных, и тебя захлестывает страх, что правда может оказаться невыносимой. И никуда не деться от страха, что ты тоже могла бы стать жертвой — не говоря уже о мыслях, что ты тоже виновата и твоя глупость или невнимательность тоже могли сыграть свою роль. Постоянное чувство вины, не отпускающее ни на минуту.

А у Вероники еще и страх того, что полиция может ее подозревать. Ведь ее мотив был более чем очевиден.

Чего же так боится Вероника? Чувствует, что Питт подбирается к ней? Или она лишилась чувств от страха за себя? А может, она боится за того, кого защищает, — например, Джулиана Данвера? Скорее всего, Томас не действовал напролом, а искал самое слабое звено в цепи: не самого убийцу, а человека, который может поддаться нажиму.

Или Вероника боялась — как и в свое время боялась Эмили — других членов семьи, которые считали или хотели видеть ее виновной, причем не в смысле ошибок или эгоизма, а в буквальном смысле виновной в убийстве? Может, напряженные отношения между Лореттой и Вероникой объясняются тем, что Лоретта считает невестку убийцей ее сына? И мстит ей по-своему, день за днем, проворачивая нож в ране, собирая крупицы доказательств, пока окончательно не убедится в своей правоте? Это гораздо более утонченная пытка, чем петля палача, и Лоретта может применить ее сама — и смотреть, наслаждаясь.

Или Вероника боится Пурпурной?

Или — несмотря на свой страх — она и есть Пурпурная? И теперь, когда кольцо сжимается вокруг нее, она боится своих работодателей?

Как бы то ни было, искать истину теперь не время. Момент, когда Вероника была готова заговорить, прошел, и Эмили понимала, что выдавать свое любопытство глупо. Ей было слегка не по себе. Эмили не хотела, чтобы Вероника действительно оказалась виновной. Она ничего не могла с собой поделать — вдова Роберта ей нравилась, и Эмили видела в ней сходство с собой. И еще она злилась на себя за неспособность рассуждать хладнокровно. Ее обуревали чувства — желание защитить жертв и наказать виновных, причем всех, как виновных в убийстве, так и в ненависти и низости. Но она не могла понять, кто эти люди.

— Хотите пойти наверх, мэм? — спросила Эмили, возможно, грубее, чем должна была. — Пока кто-нибудь не пришел, и… — Она умолкла, осознав, что выдает себя.

Вероника поняла. Она спустила ноги с дивана и села, очень медленно, потому что голова у нее все еще кружилась.

— Да… Да, лучше я пойду к себе. — Произносить имя Лоретты не было необходимости. Они прекрасно понимали друг друга, и ничего не нужно было говорить вслух.

Очень медленно они вышли из библиотеки, миновали коридор и поднялись на второй этаж.

Вечером у Эдит случился один из ее «приступов», и Эмили пришлось готовить вечерние платья и для Вероники, и для Лоретты.

— Бедная Эдит. Ей нужно к врачу, — с притворным сочувствием сказала Эмили. — Может, попросить миссис Йорк? Я уверена, она не откажет. Она так ценит Эдит.

Фанни хотела что-то ответить, но суровый взгляд экономки заставил ее умолкнуть.

— Не тебе указывать, мисс, что мы должны делать, а что не должны! — огрызнулась миссис Кроуфорд. — Мы вызовем врача, если потребуется. Вечно ты лезешь со своими советами!

Эмили изобразила невинность и легкую обиду.

— Я просто пыталась помочь, миссис Кроуфорд, потому что по долгу службы все равно увижу миссис Йорк. Думала избавить вас от лишнего хождения.

— Я хожу туда, куда хочу, мисс, и это не твое дело!

— Девушка хотела помочь, — рассудительно заметил дворецкий. — Может быть, Эдит действительно следует показаться врачу. Она скрипит, как старая шарманка!

Либби захихикала и наполовину сползла под стол.

— Вы такой остроумный, мистер Реддич, — восхищенно воскликнула Берта.

Нора фыркнула. Она заметила, что Берта обхаживает Реддича, и — сама потерпев неудачу на этом поприще — с осуждением смотрела на нее. Хотя сама она намеревалась заполучить что-то получше, чем дворецкий. Пусть он достанется Берте — на здоровье. Нора не собиралась всю оставшуюся жизнь провести в чужих домах! У нее будет свой дом, с красивым бельем и посудой — и служанкой, которая будет делать всю черную работу.

Реддич усмехнулся, явно довольный, что им восхищаются.

— Следи за собой, Либби, — нравоучительно произнес он. — Тут не о чем спорить. Да, миссис Кроуфорд, я думаю, Амелия может упомянуть об этом миссис Йорк.

— Да, Амелия, — с усмешкой согласилась Нора. — Почему бы и нет?

Джоан открыла рот, собираясь что-то сказать, но передумала, а просто пристально посмотрела на Эмили и слегка покачала головой. Движение было почти незаметным, так что его можно было принять за игру света, если бы не предупреждающий взгляд девушки.

— Ты сегодня не сожгла сорочки? — язвительно спросила Нора.


— Нет, спасибо, — улыбнулась в ответ Эмили. — А ты не пролила суп?

— Я никогда не проливаю суп! Я знаю свою работу!

— Проливаешь, и еще как, — с удовлетворением подтвердил Альберт. По его мнению, Нора слишком воображала. Он пытался с ней дружить, но горничная считала себя выше юного лакея. И еще высмеивала его в присутствии помощницы. — Помню, как ты уронила картофелину на колени французского посла.

— Я тоже могу вспомнить твои ошибки! — гневно возразила Нора. — Хочешь?

— Мне плевать, — небрежно ответил Альберт, но лицо его сделалось пунцовым.

— И скажу! Как насчет того дня, когда ты наступил на шлейф леди Уортли? Я прямо-таки слышу, как рвется тафта на ее платье!

Реддич решил вмешаться в перепалку.

— Прекратите! — Он выпрямился на своем стуле и обвел всех суровым взглядом. — Я не потерплю, чтобы вы оскорбляли друг друга и вмешивались в чужую работу. Нора, твое поведение неуместно!

Нора состроила гримасу у него за спиной.

Эмили встала.

— Когда-нибудь ты попадешь впросак, — сказала она, выдавая проделку Норы. — В любом случае мне пора наверх.

— Давно пора! — поддакнула экономка. — С учетом того, что нужно обслужить двух дам, ты должна была уйти еще четверть часа назад.

— Откуда мне было знать, что у Эдит начнется один из ее приступов, — возразила Эмили. — Хотя, наверное, мне следовало догадаться. Слишком часто они у нее случаются.

— Я бы на твоем месте поменьше дерзила! — взвилась экономка. — Попридержи язык, мисс, а то быстро окажешься на улице без рекомендации!

— И тогда останется только один способ заработать себе на жизнь, — язвительно прибавила Нора. — Всем известно, что случилось с Дейзи. Хотя в этом деле ты тоже не преуспеешь. Слишком худая и бледная.

— Полагаю, сама ты прекрасно справилась бы, — мгновенно отреагировала Эмили. — Лицо у тебя как раз подходящее. А тут ты пропадаешь зря — по крайней мере, мне так кажется.

— О! — Нора залилась краской. — Меня еще никто так не оскорблял! — Она встала и выскочила из комнаты, громко хлопнув дверью.

Альберт захихикал, а Либби снова соскользнула под стол и уткнулась лицом в фартук. Только Фанни замерла, охваченная ужасом; она понимала силу ревности и уже сталкивалась с этим чувством, чтобы бояться его.

Эмили вышла, окрыленная победой, но уже на пороге услышала шепот у себя за спиной.

— Ей тут не место! — отрезала экономка. — Она должна уйти! Помяните мое слово. Много о себе воображает — и говорит таким тоном!

— Глупости, — тут же возразил дворецкий. — У нее есть характер, вот и все. Нора слишком долго чувствовала себя тут королевой; пора бы уже, чтобы кто-нибудь ее осадил. Она просто не привыкла, что рядом есть еще красивая девушка, вроде Амелии.

— Красивая! Амелия? — Миссис Кроуфорд фыркнула. — Худая, как дохлый кролик, и еще эти светлые волосы и кожа, как тарелка с сывороткой. Если хотите знать мое мнение, она больная.

— А по мне, так гораздо здоровее Эдит! — с явным удовольствием возразил Реддич.

Последним, что услышала Эмили, закрывая дверь, был гневный возглас миссис Кроуфорд. Выйдя через обитую зеленым сукном дверь, она поднялась по главной лестнице.

Приготовив одежду Вероники, Эмили пошла к Лоретте, которая ее уже ждала. Несколько минут миссис Йорк просто давала указания, почти рассеянно, а затем словно приняла решение и заговорила с ней.

— Амелия?

— Да, мэм? — Эмили услышала, как изменился ее тон, в котором появились повелительные нотки. Или она просто нервничает?

— Мисс Веронике сегодня нездоровилось?

Эмили на секунду задумалась. Жаль, что она мало знает о Лоретте и ее взаимоотношениях с сыном. Была ли его женитьба на Веронике браком по расчету? Может, это Лоретта выбрала Веронику? Или они с Робертом влюбились друг в друга вопреки желанию Лоретты? Не исключено, что она из тех матерей с собственническим инстинктом, которые считают, что все женщины недостаточно хороши для ее сына.

— Да, мэм, мне так показалось. — Нужно быть осторожной. Если Вероника это отрицала, то можно поставить ее в неловкое положение, обнаружив ее ложь свекрови, а также разрушить доверие, которое необходимо Эмили, чтобы хоть что-то узнать. — Я не стала ее спрашивать, чтобы не выглядеть навязчивой.

Лоретта сидела на табурете перед туалетным столиком. Лицо ее было серьезным, синие глаза широко раскрыты. Волнистые локоны обрамляли безупречную бело-розовую кожу.

— Амелия, я должна вам кое в чем признаться. — Их взгляды встретились в зеркале. — Вероника слабая женщина, и за ее здоровьем нужно следить, временами тщательнее, чем она сама думает. Надеюсь, вы поможете мне защитить ее. Понимаете, я очень хочу, чтобы она была счастлива. Она была не только женой моего сына; за то время, что она жила здесь, мы стали очень близки.

Эмили вздрогнула. На мгновение ее почти загипнотизировал пристальный, немигающий взгляд женщины в зеркале.

— Да, мэм, — неуверенно пробормотала она. Но ведь это же ложь? Или их бурные отношения — одна из форм любви, зависимости и ненависти? Как нужно на это ответить? Она должна вести себя как горничная, но в то же время не упускать шанса что-то узнать. Знает ли Лоретта о визите Питта? Эмили не могла допустить, чтобы ее поймали на лжи — в противном случае ее выставят вон и все пойдет прахом. — Конечно, я сделаю все, что смогу, — с нервной улыбкой сказала она. — Бедняжка выглядит такой… — Какое слово тут самое подходящее? Испуганной — а если точнее, то в ужасе. Но чего она боится? Лоретта выжидающе смотрела на нее. — Хрупкой, — решилась Эмили.

— Вы так думаете? — изящная бровь Лоретты поползла вверх. — На чем основан ваш вывод, Амелия?

Эмили чувствовала себя глупо. Сказать правду она никак не могла. Оставалось разыгрывать невинность. А может, ее проверяют на лояльность, хотят выяснить, расскажет ли она о сегодняшнем обмороке Вероники, который видел и о котором мог сообщить Альберт? Времени на размышления не было, и Эмили решила руководствоваться инстинктом.

— Сегодня после обеда, мэм, ей стало дурно. Но это скоро прошло, и потом она выглядела здоровой. — В этом не было ничего особенного. Дамы часто падали в обморок из-за тугих корсетов, стягивавших талию и грудь.