Тишина в Хановер-клоуз
Часть 39 из 43 Информация о книге
Сестра пристально посмотрела на нее, но не стала спрашивать, не отказалась ли она от своего намерения. — Ладно, — уже тверже сказала Шарлотта. — Посмотри, нет ли кого в коридоре. Очень не хочется столкнуться на лестнице с горничной. Эмили открыла дверь, выглянула и спустилась на несколько ступенек — Шарлотта слышала, как скрипнули деревянные планки, — затем вернулась. — Быстро! Спустимся на один пролет, а если кто-нибудь появится, спрячемся в спальне Вероники. Они миновали коридор и спустились с чердака на площадку верхнего этажа; затем Эмили вдруг остановилась и прижала палец к губам. Шарлотта замерла. — Амелия? — Голос был мужским. — Амелия? Я думал, ты ухаживать за мисс Барнаби? Эмили спустилась еще на несколько ступенек. — Да. Иду заварить травяной чай. — А наверху у тебя разве его нет? — Нет перечной мяты. Ты не принесешь? Я побуду здесь, на случай, если она позовет — кажется, ей нехорошо. Пожалуйста, Альберт. Шарлотта, стоявшая над ней, слышала улыбку в голосе сестры и представляла ее ласковый взгляд. Неудивительно, что Альберт безропотно согласился, и через секунду Эмили была уже рядом с ней, яростным шепотом призывая поторопиться. Шарлотта быстро спустилась, едва не упав с последней ступеньки. Потом бросилась по пустому коридору к двери оранжереи и нырнула в спасительную полутьму помещения, освещенного лишь редкими ночниками. Сердце молотом стучало в груди, все тело дрожало, воздуха в легких не хватало, как она ни старалась. Шарлотта остановилась под декоративной пальмой в дальнем конце прохода, откуда была видна дверь в коридор. Если кто-то войдет, она слегка подвинется, чтобы свет падал на плечо, обтянутое яркой тканью платья, а лицо осталось в тени листвы. Но придет ли кто-нибудь? Пурпурная никогда не назначала свидания с помощью писем. А может, почерк и слова, которые выбрала Шарлотта, были настолько не похожи, что получатель письма все понял. Самое раннее время она назначила Джулиану Данверу. Если он намерен прийти, то может появиться тут в любую секунду. Он уже опаздывает. Сколько она тут стоит? Шарлотта слышала слабый звук шагов где-то в глубине дома — вероятно, это Альберт. Шаги не приближались. Рядом с ней слышался стук капель — скапливавшаяся на листьях влага стекала на сырую землю. Воздух был насыщен густым запахом зелени. Она пыталась чем-нибудь занять свои мысли, но тщетно. Любая мысль растворялась в хаосе, вызванном напряжением, которое сжимало ее, будто тиски. Ладони стали липкими и словно онемели. Неужели ей придется весь вечер провести под пальмой в горшке? Шепот так испугал ее, словно раздавался прямо над ухом — но слов Шарлотта не различала. Он стоял в дверном проеме: глаза широко раскрыты, щеки в желтоватом свете кажутся неестественно впалыми, нос еще более острым. Шарлотта шагнула вперед, чтобы ее силуэт стал заметен на фоне зелени, а свет упал на яркое платье. Он был потрясен этой картиной: цвет платья, гладкая кожа обнаженного плеча, изящная линия шеи, черный парик. На мгновение боль прорвалась наружу. Прятать ее было уже поздно — Гаррард Данвер любил Пурпурную. Лицо его словно распалось на части. Помимо своей воли он пошел к ней. Шарлотта не знала, что делать — она приготовилась столкнуться со страстью, предательством, но только не страданием. Она инстинктивно попятилась к стволу пальмы, и ее грудь оказалась на свету. Гаррард остановился. Глаза у него были пустыми, и сам он напоминал карикатуру, уродливую и одновременно прекрасную. Даже сквозь отчаяние в нем проступала мудрость и ирония. Тогда она поняла. Ну, разумеется: все описывали Пурпурную очень худой, почти плоскогрудой, а у Шарлотты грудь была довольно пышной. Даже в тесном платье и тугом корсете она никак не могла сымитировать изящество и хрупкость, присущие, как все утверждали, Пурпурной. — Кто вы? — очень тихо спросил он. — А кого вы предполагали здесь увидеть? — Этот вопрос Шарлотта придумала заранее. Улыбка его была жутковатой. — Понятия не имею. Но не сомневался, что вы не та, за кого себя выдаете. — Тогда зачем вы пришли? — Это был вызов. — Разумеется, узнать, зачем я вам понадобился. Если у вас на уме шантаж, вы просто глупы! Вы рискуете жизнью ради нескольких фунтов. — Мне не нужны деньги, — резко ответила она. — Я хочу… Шарлотта умолкла. Теперь Гаррард стоял как близко, что она могла протянуть руку и коснуться его щеки. Но он по-прежнему не узнавал ее, скрытую густой тенью. В дверном показалась женская фигура и застыла неподвижно, охваченная ужасом; на лице ее отражалась такая страсть и ревность, словно среди усеянных каплями листьев разверзся ад, состоявший из двух фигур, почти касавшихся друг друга, и этого яркого, словно раскаленного докрасна, непристойного платья. Лоретта Йорк. Гаррард медленно повернулся и увидел ее. Он не выглядел ни смущенным, как предполагала Шарлотта, ни пристыженным. Его лицо исказил страх — или того хуже, нечто вроде отвращения. Вода скатывалась с листьев и с тихим звоном падала на лепестки цветов. Все трое замерли неподвижно. Наконец Лоретта вздрогнула, резко повернулась на каблуках и вышла. Гаррард смотрел на Шарлотту или, вернее, в полутьму, где она стояла. Голос его был хриплым и повиновался с трудом. — Что… что вам нужно? — Ничего. Уходите. Возвращайтесь к остальным, — свистящим шепотом ответила она. Гаррард колебался, глядя на нее и не зная, верить ей или нет. Она отступила, почти прижавшись спиной к пальме. — Возвращайтесь к остальным! — яростно прошептала Шарлотта. — Уходите! На его лице постепенно проступало облегчение, но ждать он не стал: больше всего на свете ему хотелось бежать. Через секунду Шарлотта осталась в оранжерее одна. На цыпочках подойдя к двери, она выглянула в холл. Никого — даже Эмили. Стоит ли рискнуть и побежать наверх прямо сейчас или подождать сигнала сестры? Если Альберт вернется, будет слишком поздно. Так ничего и не решив, она оказалась у подножия лестницы. Возвращаться назад уже нет смысла. Подобрав пурпурную тафту, она бросилась наверх так быстро, как только могла, молясь, чтобы ни на втором этаже, ни на лестнице, ведущей в комнаты слуг, никого не было. Задыхаясь, Шарлотта взбежала на самый верх; сердце у нее бешено колотилось. Узкий коридор был пустым — только двери по обе стороны. Какая из них в комнату Эмили? Проклятье! Шарлотта напрочь забыла. Изнутри поднималась волна паники. Если кто-то появится, нужно нырнуть в ближайшую комнату, надеясь, что там никого не будет. На лестнице послышались шаги. Шарлотта бросилась к двери, повернула ручку и толкнула дверь. Едва она успела войти в комнату, как шаги раздались на самом верху. Шарлотта ждала. Если кто-то сюда войдет, ловушка захлопнется. Шарлотта лихорадочно оглянулась в поисках чего-нибудь тяжелого. Нельзя допустить, чтобы ее притащили вниз как обычного воришку! — Шарлотта! Шарлотта, где ты? От облегчения у нее закружилась голова. На коже выступил холодный пот. Трясущимися руками Шарлотта открыла дверь. — Я здесь! Десять минут спустя она уже сидела внизу, в гостиной. Волосы ее немного растрепались, но это было легко объяснить тем, что она лежала. Да, спасибо, мне уже лучше. Она почти ничего не говорила, не рискуя спугнуть редкую удачу, которая ей до сих пор сопутствовала. Руки ее все еще немного дрожали, а мысли были заняты чем угодно, только не глупым разговором. Разошлись все рано, словно по молчаливому согласию. Без пятнадцати одиннадцать Шарлотта уже сидела в экипаже рядом с Джеком, рассказывая о встрече с Гаррардом и Лореттой в оранжерее, а также о том, что она прочла на их лицах. Затем сообщила, что собирается делать дальше. Балларат согласился принять ее, но с явной неохотой. — Моя дорогая миссис Питт, мне очень жаль, что вам приходится так страдать, поверьте, — начал он, едва Шарлотта переступила порог его кабинета. — Но я почти ничего не могу для вас сделать. — Балларат раскачивался взад-вперед, стоя перед камином. — Мне бы не хотелось, чтобы вы себя так мучили. Почему бы вам не пожить у родственников, пока… — Он умолк, сообразив, что загнал себя в угол. — Пока моего мужа не повесят, — спокойно закончила за него Шарлотта. Ему было явно неловко. — Моя дорогая, это так… Она в упор смотрела на него, и у Балларата хватило совести, чтобы покраснеть. Но Шарлотта пришла не для того, чтобы его злить, и давать волю своим чувствам было эгоистично и глупо. — Прошу прощения. — Она с трудом заставила себя извиниться и не осыпать его проклятиями, потому что его страх явно перевешивал лояльность. — Я пришла сообщить вам, что обнаружила нечто важное, и вы должны узнать об этом как можно скорее, — сказала Шарлотта и, не обращая внимания на его преувеличенное удивление, продолжила: — Женщина в розовом, которую убили в Севен-Дайалс, не та, которую видела Далси в доме Йорков, а также мисс Аделина Данвер в доме Данверов. Та женщина жива, и она свидетель по делу, которое расследует Томас. На лице Балларата появилась тень жалости, но быстро исчезла. — Свидетель чего, миссис Питт? — спросил он, пытаясь сохранять терпение. — Даже если бы мы нашли эту таинственную женщину — при условии, что она существует, — это вряд ли поможет Питту. Свидетельства, что он убил женщину в Севен-Дайалс, кто бы она ни была, никуда не делись, — рассуждал Балларат вполне логично, уверенный в своей правоте. — Совершенно верно! — Шарлотта повысила голос и теперь сама чувствовала в нем панические интонации. — Кто-то одел ту женщину в темно-розовое платье и убил, чтобы выгородить настоящую Пурпурную и одновременно избавиться от Томаса. Разве вы не видите? — язвительно спросила она. — Или вы думаете, что горничную из окна тоже вытолкнул Томас? И, наверное, убил Роберта Йорка — бог знает зачем? Балларат неловко взмахнул руками, словно собирался похлопать Шарлотту по плечу, но, увидев ярость в ее глазах, попятился. — Моя дорогая, вы переутомлены, что совершенно естественно в ваших обстоятельствах. Поверьте мне, я испытываю глубочайшее сострадание. — Балларат набрал полную грудь воздуха и заставил себя успокоиться. Логика прежде всего. — Роберт Йорк был убит грабителем, а с горничной произошел несчастный случай. — Он кивнул. — К сожалению, такое иногда случается. Очень печально, но во втором случае никакого криминала. И послушайте, моя дорогая, мисс Аделина Данвер уже в почтенном возрасте и не может считаться надежным свидетелем. Шарлотта не верила своим ушам. Потом до нее постепенно дошло: либо Балларат боится неприятностей, гнева начальства и ответственности, если все окажется правдой и в Министерстве иностранных дел есть предатель, либо он сам в этом замешан! Она смотрела на его двойной подбородок, красное лицо и глаза почти без век, похожие на круглые пуговицы, и не могла поверить, что он такой великолепный актер, чтобы разыграть честолюбивого человека, слабости которого используют другие. На долю секунды, промелькнувшей, словно рябь на поверхности пруда, Шарлотта почувствовала к нему жалость. Но потом вспомнила покрытое синяками лицо Питта и страх в его глазах. — Вы будете чувствовать себя очень глупо, когда все закончится, — ледяным тоном сказала она. — Я думала, что вы любите свою страну и не позволите расцвести предательству просто потому, что его раскрытие может расстроить и потревожить определенных людей, милость которых вы желаете сохранить. Лицо Балларата стало пунцовым, как гребень у индюка, и он шагнул к Шарлотте. — Вы меня оскорбляете, мадам! — возмущенно вскричал он. — Я рада! — Она смотрела на него с нескрываемым презрением. — Поскольку боялась, что просто говорю правду. Докажите обратное, и я буду счастлива. А пока я верю тому, что вижу. Всего доброго, мистер Балларат. — Шарлотта вышла, не оглянувшись и оставив дверь открытой. Пусть пойдет и закроет сам. Она знала, как поступить. Балларат не оставил ей выбора. Пообещай он во всем разобраться, она не стала бы этого делать, но теперь не могла придумать ничего другого. Шарлотта не подозревала, что способна на подобную безжалостность, но больше всего ее удивляло, как легко она приняла это решение — потому что сражалась за тех, кого любит больше, чем себя, и чью боль она не в состоянии выносить, как выносит свою. Ее реакция была инстинктивной и не имела ничего общего с разумом. Шарлотта не сомневалась в том, что прочла на лице Лоретты в оранжерее. Лоретта влюблена в Гаррарда Данвера — пылко и страстно, как ни трудно в это поверить. Гаррард отличался индивидуальностью и редким благородством. Для большинства женщин он был крепким орешком — в нем чувствовалось что-то неуловимое, какая-то огромная страсть под довольно хрупкой оболочкой из юмора, используемого для самозащиты, но прикоснуться к его душе и сердцу было почти невозможно. Для красавицы Лоретты, уставшей от очаровательного, но сдержанного Пирса, даже намек на необузданность был неотразим. И совершенно очевидно, что Гаррард любит только Пурпурную. Вся та страсть, та буря чувств, которую мечтала возбудить Лоретта, проступили на его лице в ту секунду, когда силуэт Шарлотты, проступавший в полутьме, и пламя ее платья пробудили мучительные воспоминания. Шарлотта знала, что должна свести их вместе и усиливать нажим, пока кто-нибудь не сломается. Слабым звеном был Гаррард. Он боялся — Шарлотта видела страх на его лице — и отвергал притязания Лоретты. Шарлотта вспоминала, как один молодой человек испытывал подобную страсть к ней, и Кэролайн считала его подходящим претендентом на роль мужа. Шарлотта почти впадала в истерику, когда на короткое время оставалась с ним наедине. Потом это казалось смешным, но тогда мать сердилась, не понимая, в чем дело. Прошло много лет, и Шарлотта не вспоминала тот случай, пока не увидела лицо Гаррарда при тусклом свете фонаря и знакомая смесь ужаса, растерянности и отвращения не всплыла у нее в памяти с такой отчетливостью, что кожа покрылась мурашками. Именно на Гаррарда нужно давить всеми средствами, что есть у нее в распоряжении. Но не в ее власти заставить Йорков пригласить Данверов, Эшерсонов и ее саму — и никого больше. Возможно, они вообще этого никогда не сделают — и уж точно не в эти несколько дней, оставшиеся до того, как Питту предъявят обвинения и начнут судить. Устроить подобный прием в доме Эмили не получится, а у Джека нет подходящих условий, хотя Эмили согласилась бы финансировать званый ужин. Нет, помочь могла только тетушка Веспасия — и она не откажет. Приняв решение, Шарлотта не стала пользоваться общественным транспортом и наняла двухколесный экипаж, чтобы добраться до дома Веспасии. Расплатившись с кэбменом и отпустив его, она взбежала по низким ступенькам к парадной двери и позвонила. Шарлотта бывала тут не раз, и поэтому горничная, увидев ее, нисколько не удивилась. Веспасия приняла ее в будуаре, просторном и светлом, с немногочисленной мебелью кремовых и золотистых тонов, с редкими вкраплениями темно-зеленого. У стены стоял огромный папоротник в жардиньерке. От холода его спасал невысокий камин.