Тот самый парень

Мне приходится сидеть только с ними, то есть с тетей Сарой и дядей Джоном, всю последующую часть службы.

Я правда не знаю, зачем пошла на это, но дяде Джону было важно, чтобы здесь сидела только семья, поэтому я и согласилась. Решила, что раз я все спланировала для похорон его брата без его участия, то это меньшее, что я могу сделать.

Но теперь я жалею, что была такой вежливой.

Особенно когда сажусь в лимузин, и дядя Джон не говорит мне ни слова. По дороге на кладбище я думала, что, может, он хоть как-то отметит, как храбро я встала и произнесла речь. Такое мне уже многие говорили.

Или как ему понравилось слайд-шоу, потому что на нем родители были такими, какими мы их запомним, полные счастья и жизни.

Но нет. Ничего.

Кажется, мне не очень нравится дядя Джон.





На кладбище я сажусь рядом с Джоном под навесом, прикрывающим две свежие могилы.

Мы ждем двенадцать самых важных людей в моей жизни, носильщиков, чтобы вытащить гробы из катафалка. Там мистер Даймонд и Дэнни, братья по университету моего отца, мистер Мак, Скотт, Лэнс и Бэрри, мои друзья Джоуи, Нил и Брендон, коллега и друг папы Джефф, его лучшие друзья из старшей школы и члены команды по еженедельным баскетбольным матчам Тодд и Майк. Я правда думала, что друзья мамы смогут унести ее гроб, но мне объяснили, что по традиции гроб несут мужчины, и мне лучше ничего не менять.

Конечно, Филипп должен был стать носильщиком. Но когда мы планировали похороны, мне сказали, что носильщики сидят вместе, а это означало бы, что мне пришлось бы сидеть в первом ряду одной.

Ну, конечно, Джон и Сара тоже будут там, но я не ожидала от них ни проявления любви, ни поддержки.

И тогда я стала молить Филиппа принять более важную роль.





Однажды, пока мы лежали в гамаке и смотрели на звезды, я никак не могла заснуть и сказала, что он был моей скалой все это время. Я спросила, продолжит ли Филипп занимать эту очень важную «должность» и сядет ли рядом со мной на похоронах, чтобы держать за руку. Только в таком случае я не развалюсь на части…

Вообще-то, я умоляла его.

Рука Филиппа, сжимающая мою, помогает мне держаться.

Носильщики берутся за ручки и вытаскивают гробы из катафалка.

Потом они начинают долгий путь вверх по покрытому травой холму. До сегодняшнего дня многие из несущих гроб даже не знали друг друга, но прямо сейчас они кажутся братьями: все в темных костюмах, с серьезными лицами.

Я не помню, сколько, по их словам, весят гробы, но их легко могут удержать шестеро мужчин. Только вот они не предупреждали, что их чувства намного-намного тяжелее их ноши.

Кажется, что они несут на своих плечах весь мир.

Уверена, что, если бы видела со стороны свое собственное лицо, на нем была бы та же печать скорби…





Пастор начал свою речь. Я пытаюсь сосредоточиться.

Я слушаю его слова и молитвы, пытаясь найти в них утешение. Но, если честно, совсем его не ощущаю.

Потому что внутри себя я схожу с ума.

Пастор просит нас встать для последней молитвы, и я знаю, что этот момент приближается.

Как и планировали, гробы опустят в землю. Джон, Сара и я должны посыпать землей каждый из них. Потом мы должны будем вытащить одну из роз с длинным стеблем из цветочного узора и тоже опустить в яму.

Я и с этим хотела бороться.

Я была не против земли, потому что понимаю всю эту идею «пепел к пеплу, прах к праху», но по какой-то причине меня беспокоила роза.

Мне казалось, что кидать розу – словно кидать монету в фонтан и загадывать желание.

То есть как бы мило было, если бы я загадала желание, чтобы они жили, кинула розу, и они бы вышли из гробов, живые и смеющиеся.

Идея с розой мне кажется неправильной, но я не стала противиться.

Не знаю, куда ушла моя воля.

Я спросила, зачем люди кидают розу, но не получила ясного ответа. Кажется, никто не знал. Просто таков обычай.






Наконец дядя Джон теряет терпение и говорит мне, что это делают из уважения. Ты же хочешь проявить уважение, да?

Но потом я залезаю в интернет и нахожу, что люди остаются смотреть, как опускают гроб в землю не из уважения. Процесс должен быть трудным и жестким для скорбящих. Они должны столкнуться с реальностью и неизбежностью смерти. Что в свою очередь должно помочь процессу скорби.

Посмотрим.

Знаю лишь одно: если начинаешь искать в Google информацию про гробы, этикет носильщиков и похоронные традиции, в вашей жизни произошло что-то очень плохое.

Можете представить, сколько людей давали мне советы о том, как справиться с горем? И как справиться с потерей…

И что чувствовать.

Что делать.

И я ничего из этого не помню, только один совет застрял в моей голове.

Я сидела на диване в доме Даймондов. Мы поужинали и готовились принять посетителей. Дэнни обнял меня, притянул ближе и поцеловал в макушку. Он сказал, что все будет хорошо. Миссис Даймонд, потерявшая маму, когда ей было всего лишь двадцать два, сидела рядом с нами и поддерживала словом, но мне было трудно сосредоточиться, потому что Дэнни выглядел так сексуально, что мне хотелось запрыгнуть на него и начать целовать.

К несчастью, я не целовала Дэнни с той самой вечеринки. Он мотался туда-сюда в Линкольн и на межсезонные футбольные тренировки, а меня постоянно окружали люди, обеспокоенные моим состоянием. Поэтому мы не провели наедине ни секунды.

Но когда я поднимаю взгляд и вижу двух бабочек, порхающих у ближайшего надгробия, я вспоминаю ее слова. Миссис Даймонд сказала, что нужно видеть бога в каждом дне. И по какой-то причине эти бабочки дали мне больше утешения, чем молитвы.

Но потом, стоя там и набираясь храбрости, я в ужасе увидела, как Джон и Сара подошли к гробам, сделали что должно, и собрались уходить.

Эм. Что?

Подождите-ка!

Они должны были подождать меня.

А потом – бум!

Все мое спокойствие и храбрость исчезали.

Я правда чувствую, что сейчас шлепнусь в обморок, меня вырвет или я сама умру.

Я застыла на месте и борюсь с желанием громко закричать.

Не могу этого сделать!

Не могу с этим справиться!

Моя жизнь не должна быть такой!

Я не должна хоронить родителей!

Пастор прочищает горло, чтобы привлечь мое внимание. Он нетерпеливо ждет, когда я подойду и сделаю необходимое.

Он мог хоть кричать на меня «Шевелись». Мне было бы все равно.

Знаю, что на религиозной церемонии нельзя, наверное, ругаться, но не могу сдержать громкий крик в голове: «Дерьмо!»

Руки начинают дрожать, и мне кажется, что голова вот-вот взорвется.

Я серьезно подумываю над тем, чтобы самой прыгнуть в яму. Чтобы меня похоронили вместе с ними.

Я чувствую руку на спине и поворачиваю голову. Это Филипп.

– Не могу, – шепчу я.

– Мы сделаем это вместе, ладно? – Те же слова я говорила его папе в больнице.

Филипп держит меня за руку и подводит к гробам.

Ну, может, правильнее будет сказать тащит.

Меня всю трясет.

Он дает мне горсть земли, и мы вместе посыпаем ею гробы.