Три товарища
Часть 66 из 92 Информация о книге
– Мы уедем сегодня вечером, – сказал я. – Сегодня? – Да. Уж если надо, то лучше сегодня, чем завтра. Я отвезу ее. Смогу отлучиться на несколько дней. Он кивнул и пожал мне руку. Я ушел. Путь до двери показался мне очень долгим. На улице я остановился и заметил, что все еще держу письма в руке. Дождь барабанил по конвертам. Я вытер их и сунул в боковой карман. Потом посмотрел вокруг. К дому подкатил автобус. Он был переполнен, и из него высыпала толпа пассажиров. Несколько девушек в черных блестящих дождевиках шутили с кондуктором. Он был молод, белые зубы ярко выделялись на смуглом лице. «Ведь так нельзя, – подумал я, – это невозможно! Столько жизни вокруг, а Пат должна умереть!» Кондуктор дал звонок, и автобус тронулся. Из-под колес взметнулись снопы брызг и обрушились на тротуар. Я пошел дальше. Надо было предупредить Кестера и достать билеты. * * * К двенадцати часам дня я пришел домой и успел сделать все, отправил даже телеграмму в санаторий. – Пат, – сказал я, еще стоя в дверях, – ты успеешь уложить вещи до вечера? – Я должна уехать? – Да, – сказал я, – да, Пат. – Одна? – Нет. Мы поедем вместе. Я отвезу тебя. Ее лицо слегка порозовело. – Когда же я должна быть готова? – спросила она. – Поезд уходит в десять вечера. – А теперь ты опять уйдешь? – Нет. Останусь с тобой до отъезда. Она глубоко вздохнула. – Тогда все просто, Робби, – сказала она. – Начнем сразу? – У нас еще есть время. – Я хочу начать сейчас. Тогда все скоро будет готово. – Хорошо. За полчаса я упаковал несколько вещей, которые хотел взять с собой. Потом я зашел к фрау Залевски и сообщил ей о нашем отъезде. Я договорился, что с первого ноября или даже раньше она может сдать комнату Пат. Хозяйка собралась было завести долгий разговор, но я тут же вышел из комнаты. Пат стояла на коленях перед чемоданом-гардеробом, вокруг висели ее платья, на кровати лежало белье. Она укладывала обувь. Я вспомнил, что точно так же она стояла на коленях, когда въехала в эту комнату и распаковывала свои вещи, и мне казалось, что это было бесконечно давно и будто только вчера. Она взглянула на меня. – Возьмешь с собой серебряное платье? – спросил я. Она кивнула. – Робби, а что делать с остальными вещами? С мебелью? – Я уже говорил с фрау Залевски. Возьму к себе в комнату сколько смогу. Остальное сдадим на хранение. Когда вернешься, – заберем все. – Когда я вернусь… – сказала она. – Ну да, весной, когда ты приедешь вся коричневая от солнца. Я помог ей уложить чемоданы, и к вечеру, когда стемнело, все было готово. Было очень странно: мебель стояла на прежних местах, только шкафы и ящики опустели, и все-таки комната показалась мне вдруг голой и печальной. Пат уселась на кровать. Она выглядела усталой. – Зажечь свет? – спросил я. Она покачала головой: – Подожди еще немного. Я сел возле нее: – Хочешь сигарету? – Нет, Робби. Просто посидим так немного. Я встал и подошел к окну. Фонари беспокойно горели под дождем. В деревьях буйно гулял ветер. Внизу медленно прошла Роза. Ее высокие сапожки сверкали. Она держала под мышкой пакет и направлялась в «Интернациональ». Вероятно, это были нитки и спицы, – она постоянно вязала для своей малышки шерстяные вещи. За ней проследовали Фрицци и Марион, обе в новых белых, плотно облегающих фигуру дождевиках, а немного спустя за ними прошлепала старенькая Мими, обтрепанная и усталая. Я обернулся. Было уже так темно, что я не мог разглядеть Пат. Я только слышал ее дыхание. За деревьями кладбища медленно и тускло начали карабкаться вверх огни световых реклам. Светящееся название знаменитых сигарет протянулось над крышами, как пестрая орденская лента, запенились синие и зеленые круги фирмы вин и ликеров, вспыхнули яркие контуры рекламы бельевого магазина. Огни отбрасывали матовое рассеянное сияние, ложившееся на стены и потолок, и скользили во всех направлениях, и комната показалась мне вдруг маленьким водолазным колоколом, затерянным на дне моря. Дождевые волны шумели вокруг него; а сверху, сквозь толщу воды, едва проникал слабый отблеск далекого мира. * * * Было восемь часов вечера. На улице загудел клаксон. – Готтфрид приехал на такси, – сказал я. – Он отвезет нас поужинать. Я встал, подошел к окну и крикнул Готтфриду, что мы идем. Затем я включил маленькую настольную лампу и пошел в свою комнату. Она показалась мне до неузнаваемости чужой. Я достал бутылку рома и наспех выпил рюмку. Потом сел в кресло и уставился на обои. Вскоре я снова встал, подошел к умывальнику, чтобы пригладить щеткой волосы. Но, увидев свое лицо в зеркале, я забыл об этом. Разглядывая себя с холодным любопытством, я сжал губы и усмехнулся. Напряженное и бледное лицо в зеркале усмехнулось мне в ответ. – Эй, ты! – беззвучно сказал я. Затем я пошел обратно к Пат. – Пойдем, дружище? – спросил я. – Да, – ответила Пат, – но я хочу еще раз зайти в твою комнату. – К чему? В эту старую халупу… – Останься здесь, – сказала она. – Я сейчас приду. Я немного подождал, а потом пошел за ней. Заметив меня, Пат вздрогнула. Никогда еще я не видел ее такой. Словно угасшая, стояла она посреди комнаты. Но это длилось только секунду, и улыбка снова появилась на ее лице. – Пойдем, – сказала она. – Уже пора. У кухни нас ждала фрау Залевски. Ее седые букли дрожали. На черном шелковом платье у нее была брошь с портретом покойного Залевски. – Держись! – шепнул я Пат. – Сейчас она тебя обнимет. В следующее мгновение Пат утонула в грандиозном бюсте. Огромное заплаканное лицо фрау Залевски судорожно подергивалось. Еще несколько секунд – и поток слез залил бы Пат с головы до ног, – когда матушка Залевски плакала, ее глаза работали под давлением, как сифоны. – Извините, – сказал я, – но мы очень торопимся! Надо немедленно отправляться! – Немедленно отправляться? – Фрау Залевски смерила меня уничтожающим взглядом. – Поезд уходит только через два часа! А в промежутке вы хотите, наверно, напоить бедную девочку! Пат не выдержала и рассмеялась: – Нет, фрау Залевски. Надо проститься с друзьями. Матушка Залевски недоверчиво покачала головой. – Фройляйн Хольман, вам кажется, что этот молодой человек – сосуд из чистого золота, а на самом деле он, в лучшем случае, позолоченная водочная бутылка. – Как образно, – сказал я. – Дитя мое!.. – снова заволновалась фрау Залевски. – Приезжайте поскорее обратно! Ваша комната всегда будет ждать вас. И даже если в ней поселится сам кайзер, ему придется выехать, когда вы вернетесь! – Спасибо, фрау Залевски! – сказала Пат. – Спасибо за все. И за гадание на картах. Я ничего не забуду. – Это хорошо. Как следует поправляйтесь и выздоравливайте окончательно! – Да, – ответила Пат, – попробую. До свидания, фрау Залевски. До свидания, Фрида. Мы пошли. Входная дверь захлопнулась за нами. На лестнице был полумрак, – несколько лампочек перегорело. Тихими мягкими шагами спускалась Пат по ступенькам. Она ничего не говорила. А у меня было такое чувство, будто окончилась побывка, и теперь, серым утром, мы идем на вокзал, чтобы снова уехать на фронт. * * *