Три товарища
Часть 71 из 92 Информация о книге
– Нет, – сказал Ленц. – Выбрось свой патефон ко всем чертям и принеси бокалы побольше. Убавь свет, поставь сюда несколько бутылок и убирайся к себе в конторку. Фред кивнул и выключил верхний свет. Горели только лампочки под пергаментными абажурами из старых географических карт. Ленц наполнил бокалы: – Выпьем, ребята! За то, что мы живем! За то, что мы дышим! Ведь мы так сильно чувствуем жизнь! Даже не знаем, что нам с ней делать! – Это так, – сказал Фердинанд. – Только несчастный знает, что такое счастье. Счастливец ощущает радость жизни не более, чем манекен: он только демонстрирует эту радость, но она ему не дана. Свет не светит, когда светло. Он светит во тьме. Выпьем за тьму! Кто хоть раз попал в грозу, тому нечего объяснять, что такое электричество. Будь проклята гроза! Да будет благословенна та малая толика жизни, что мы имеем! И так как мы любим ее, не будем же закладывать ее под проценты! Живи напропалую! Пейте, ребята! Есть звезды, которые распались десять тысяч световых лет тому назад, но они светят и поныне! Пейте, пока есть время! Да здравствует несчастье! Да здравствует тьма! Он налил себе полный стакан коньяку и выпил залпом. * * * Ром шумел в моей голове. Я тихо встал и пошел в конторку Фреда. Он спал. Разбудив его, я попросил заказать телефонный разговор с санаторием. – Подождите немного, – сказал он. – В это время соединяют быстро. Через пять минут телефон зазвонил. Санаторий был на проводе. – Я хотел бы поговорить с фройляйн Хольман, – сказал я. – Минутку, соединяю вас с дежурной. Мне ответила старшая сестра: – Фройляйн Хольман уже спит. – А в ее комнате нет телефона? – Нет. – Вы не можете ее разбудить? Сестра ответила не сразу: – Нет. Сегодня она больше не должна вставать. – Что-нибудь случилось? – Нет. Но в ближайшие дни она должна оставаться в постели. – Я могу быть уверен, что ничего не случилось? – Ничего, ничего, так всегда бывает вначале. Она должна оставаться в постели и постепенно привыкнуть к обстановке. Я повесил трубку. – Слишком поздно, да? – спросил Фред. – Как, то есть, поздно? Он показал мне свои часы: – Двенадцатый час. – Да, – сказал я. – Не стоило звонить. Я пошел обратно и выпил еще. В два часа мы ушли. Ленц поехал с Валентином и Фердинандом на такси. – Садись, – сказал мне Кестер и завел мотор «Карла». – Мне отсюда рукой подать, Отто. Могу пройтись пешком. Он посмотрел на меня: – Поедем еще немного за город. – Ладно. – Я сел в машину. – Берись за руль, – сказал Кестер. – Глупости, Отто. Я не сяду за руль, я пьян. – Поезжай! Под мою ответственность. – Вот увидишь… – сказал я и сел за руль. Мотор ревел. Рулевое колесо дрожало в моих руках. Качаясь, проплывали мимо улицы, дома наклонялись, фонари стояли косо под дождем. – Отто, ничего не выходит, – сказал я. – Еще врежусь во что-нибудь. – Врезайся, – ответил он. Я посмотрел на него. Его лицо было ясно, напряженно и спокойно. Он смотрел вперед на мостовую. Я прижался к спинке сиденья и крепче ухватился за руль. Я сжал зубы и сощурил глаза. Постепенно улица стала более отчетливой. – Куда, Отто? – спросил я. – Дальше. За город. Мы проехали окраину и вскоре выбрались на шоссе. – Включи большой свет, – сказал Кестер. Ярко заблестел впереди серый бетон. Дождь почти перестал, но капли били мне в лицо, как град. Ветер налетал тяжелыми порывами. Низко над лесом нависали рванью облака, и сквозь них сочилось серебро. Хмельной туман, круживший мне голову, улетучился. Рев мотора отдавался в руках, во всем теле. Я чувствовал всю мощь машины. Взрывы в цилиндрах сотрясали тупой, оцепеневший мозг. Поршни молотками стучали в моей крови. Я прибавил газу. Машина пулей неслась по шоссе. – Быстрее, – сказал Кестер. Засвистели покрышки. Гудя, пролетали мимо деревья и телеграфные столбы. Прогрохотала какая-то деревня. Теперь я был совсем трезв. – Больше газу, – сказал Кестер. – Как же я его тогда удержу? Дорога мокрая. – Сам сообразишь. Перед поворотами переключай на третью скорость и не сбавляй газ. Мотор загремел еще сильней. Воздух бил мне в лицо. Я пригнулся за ветровым щитком. И будто провалился в грохот двигателя, машина и тело слились в одном напряжении, в одной высокой вибрации, я ощутил под ногами колеса, я ощущал бетон шоссе, скорость… И вдруг, словно от толчка, все во мне стало на место. Ночь завывала и свистела, вышибая из меня все постороннее, мои губы плотно сомкнулись, руки сжались, как тиски, и я весь превратился в движение, в бешеную скорость, я был в беспамятстве и в то же время предельно внимателен. На каком-то повороте задние колеса машины занесло. Я несколько раз резко рванул руль в противоположную сторону и снова дал газ. На мгновение устойчивость исчезла, словно мы повисли в корзине воздушного шара, но потом колеса опять прочно сцепились с полотном дороги. – Хорошо, – сказал Кестер. – Мокрые листья, – объяснил я. По телу пробежала теплая волна, и я почувствовал облегчение, как это бывает всегда, когда проходит опасность. Кестер кивнул: – Осенью на лесных поворотах всегда такая чертовщина. Хочешь закурить? – Да, – сказал я. Мы остановились и закурили. – Теперь можно повернуть обратно, – сказал Кестер. Мы приехали в город, и я вышел из машины. – Хорошо, что прокатились, Отто. Теперь я в норме. – В следующий раз покажу тебе другую технику езды на поворотах, – сказал он. – Резкий поворот руля при одновременном торможении. Но это когда дорога посуше. – Ладно, Отто. Доброй ночи. – Доброй ночи, Робби. «Карл» умчался. Я вошел в дом. Я был совершенно измотан, но спокоен. Моя печаль рассеялась. XXIII В начале ноября мы продали ситроэн. На вырученные деньги можно было еще некоторое время содержать мастерскую, но наше положение ухудшалось с каждой неделей. На зиму владельцы автомобилей ставили свои машины в гаражи, чтобы экономить на бензине и налогах. Ремонтных работ становилось все меньше. Правда, мы кое-как перебивались выручкой от такси, но скудного заработка не хватало на троих, и поэтому я очень обрадовался, когда хозяин «Интернационаля» предложил мне, начиная с декабря, снова играть у него каждый вечер на пианино. В последнее время ему повезло: союз скотопромышленников проводил свои еженедельные встречи в одной из задних комнат «Интернационаля»: примеру скотопромышленников последовал союз торговцев лошадьми и наконец «Общество борьбы за кремацию во имя общественной пользы». Таким образом, я мог предоставить такси Ленцу и Кестеру. Меня это вполне устраивало еще и потому, что по вечерам я часто не знал, куда деваться.