Трон из костей дракона

— А откуда у вас… откуда у вас этот волк? — перебил Саймон.

Бинабик раздраженно зашипел.

— Это очень трудно — давать ответы на вопросы, когда все время дают новые вопросы.

Саймон старался выглядеть виноватым, но он ловил настроение, как птица ветер, и видел, что тролль не сердился.

— Извините, — сказал он. — Мне и раньше говорил… мой друг… что я задаю слишком много вопросов.

— Не то плохо, что очень много, — сказал Бинабик, отстраняя посохом ветку, преградившую им дорогу. — Они налезают друг на друга. — Тролль усмехнулся. — Итак, на какой из тех вопросов ты хочешь получить ответ?

— О, на какой хотите. Выбирайте сами, — кротко сказал Саймон и подскочил, так как тролль чувствительно стукнул его посохом по запястью.

— Я буду рад, если ты не будешь излишне подобострастным. Поскольку это манера людей, которые торгуют на рынке сомнительный товар. Я убежден, что очень лучше бесконечные глупые вопросы.

— По… подо?..

— Подобострастным. Сладким, как мед. В Йикануке мы говорим: посылайте человека со сладким языком лизнуть снежные подошвы.

— Что это значит?

— Это значит, что льстецы не любимы мной. Впрочем неважно! — Бинабик откинул голову и засмеялся, тряхнув черными волосами. И без того узкие глаза превратились в едва различимые щелочки. — Неважно. Мы зашли так далеко, как заблудился затерянный Пиквинег — я говорю о нашей беседе. Нет, не спрашивай ни про что. Мы остановимся здесь отдыхать, и я буду рассказывать тебе о том, как я встречал моего друга, Кантаку.

Они нашли подходящий осколок гранита, торчащий из мха, словно огромный указательный палец, окрашенный ярким солнечным светом. Тролль и юноша взобрались на него и устроились поудобнее на верхушке. Стояла глубока тишина, и пыль от шагов путешественников уже не кружилась в воздухе. Бинабик залез в мешок и вытащил оттуда большой кусок сушеного мяса и мех со слабым кислым вином. Набив рот едой, Саймон скинул башмаки и весело болтал ногами, подставляя стертые пятки живительным лучам солнца. Бинабик бросил критический взгляд на обувь своего товарища.

— Мы должны найти что-нибудь другое. — Он пощупал истрепанную, разодранную кожу. — Когда болят ноги, и душе несдобровать.

Саймон улыбнулся этим словам.

Некоторое время они молчали, убаюканные шелестом листвы полного жизни Альдхорта.

— Итак, — сказал тролль наконец, — первое, что надо мне сказать, это то, что мой народ не опасается волков, хотя обычно и не дружится с ним. Тролли и волки много тысячелетии делились охотничьей тропой, так что обычно мы друг с другом очень не ссориваемся. Наши соседи, если можно говорить такой вежливый термин, волосатые люди Риммергарда, говорят, что волки очень нехорошие животные, очень вероломные. Ты знаешь людей Риммергарда?

— О да! — Саймону приятно было проявить осведомленность. — Я много их видел в Хей… — Он спохватился. — В Эрчестере. Я даже разговаривал с ними. Они носят длинные бороды, — добавил он, щеголяя своими глубокими знаниями этого предмета.

— Хммм, итак, поскольку мы проживаем в высоких горах, мы, кануки, — мы, тролли — и мы не бьем этих волков, риммеры говорят, что мы «волчьи демоны». В их отмороженных мозгах, — Бинабик изобразил комическое отвращение, — они думают, что народ троллей имеет волшебство и носит зло. Мы имели кровавые битвы, очень много, между риммерами — мы зовем их крухоки — и моим народом кануков.

— Это ужасно, — сказал Саймон, вспоминая свое восхищение герцогом Изгримкуром: если вдуматься, он не очень походил на человека, жестоко избивающего невинных троллей, хотя и славился своей вспыльчивостью.

— Ужасно? Не стоит. Я лично, я считаю, что эти мужчины — и женщины — риммеры — очень глупые, неуклюжие и чересчур большого роста — но я не считаю, что они зло или должны быть умерщвлены. Ахххх, — вздохнул он и покачал головой, как священник-философ в захолустной таверне. — Я не понимаю их.

— А волки? — спросил Саймон и обругал себя за то, что перебил тролля, но на этот раз Бинабик, похоже, не обратил на него внимания.

— Мой народ проживает на скалистом Минтахоке, в горах, которые риммеры называют Тролльфельс. Мы передвигаемся на косматых легконогих баранах, растим их, пока они очень маленькие ягнята, когда они бывают достаточно большими, чтобы передвигаться на них по горным дорогам. Нет ничего такого очень хорошего, что можно сравнить с передвижением на баранах в снежном Йикануке, Саймон.

Сидеть на своем «коне», ехать по дорогам Крыши Мира… Одним величественным прыжком пересекать пропасти, такие очень глубокие, такие захватывающе очень глубокие, что если бросать камень, он половину дня будет лететь до дна.

Бинабик улыбнулся и сощурился, углубившись в счастливые воспоминания.

Саймон, попытавшись вообразить такую высоту, почувствовал головокружение и обеими руками ухватился за надежный камень. Потом на всякий случай еще раз посмотрел вниз. Этот столб, по крайней мере, не выше человеческого роста.

— Кантака была щенком, когда она была найдена мной, — продолжал Бинабик. — Ее мать очевидно была умерщвлена или, предположительно, умерла от голода. Она сердилась на меня, очень много белой шерсти и очень черный нос, когда была найдена мной. — Он улыбнулся. — Да, сейчас она совсем серая стала. Волки похожи на людей, также меняют одежду, когда растут. Я увидел, что я… тронут ее попыткой защиты. Я взял ее к себе. Мой наставник… — Бинабик помолчал. Паузу заполнил резкий крик сойки. — Мой наставник говорил, что я беру ее из рук Кинкипы, Снежной девы, и я беру к себе обязанности родителей. Мои друзья говорили, что так неразумно. Аха! Я сказал, что буду учить этого волка носить меня, как бараны с рогами. Мне не веривали, потому что раньше так никогда не сделали…

— Кто ваш наставник? — Кантака, отдыхавшая внизу на солнышке, перевернулась на спину и принялась валяться, перебирая лапами. Белый мех у нее на животе был пышным, как оторочка королевской мантии.

— Это, друг Саймон, другой рассказ, не сегодня. Но, чтобы завершить, скажу еще, что я учил Кантаку носить меня. Это был очень… — Он сморщил нос, — занимательный опыт. Но я не испытываю сожаления. Баран — прекрасно прыгающее животное, но у них мозг очень маленький. Волки же умные-умные-умные, и верные, как неоплаченный долг. Когда они ищут друга, знаешь ли, они делают это всего один раз, на всю-всю жизнь. Кантака мой друг, и я нахожу ее предпочтительнее любой овцы. Да, Кантака? Да?

Огромная волчица села. Она посмотрела на Бинабика огромными янтарными глазами и коротко залаяла.

— Видишь? — улыбнулся тролль. — Теперь нам необходимо пойти, Саймон. Я думаю, нам необходимо пойти, пока солнце стоит высоко. — Он соскользнул с камня, и юноша последовал за ним, остановившись только для того, чтобы натянуть башмаки.

Полдень миновал, и Бинабик быстро шагал через лесные заросли, отвечая на бесконечные вопросы о былых путешествиях, обнаруживая при этом завидное знакомство с местами, по которым Саймон бродил только в самых сладких ночных мечтах. Он говорил о летнем солнце, играющем в ледяных гранях сверкающего Минтахока и совершенствующем их красоту, подобно искусному молотку ювелира; о самых северных районах Альдхорта, мире безмолвных белоснежных деревьев, населенном неизвестными животными; о холодных селениях на окраинах Риммергарда, где едва слышали имя Престера Джона и где грелись у костров свирепые бородатые мужчины, самые храбрые из которых боялись призрачных фигур в окружающей их воющей тьме. Он рассказывал о тайных золотых россыпях Эрнистира, о черных извилистых тоннелях, уходящих в самое сердце Грианспогских гор, и о самих эрнистирийцах, артистичных мечтательных язычниках, населивших поля, небеса и камни своими богами, — эрнистирийцы, знавшие ситхи лучше всех людей.

— А ситхи на самом деле существуют… — тихо сказал Саймон, содрогаясь от неподдельного страха и любопытства. Доктор был прав.

Бинабик поднял брови.

— Конечно, ситхи существуют. Может быть, ты полагаешь, что они сидят здесь в лесу и спорят, существуют ли люди? Что за бессмыслица! Люди — это всего только новый вид мотылька, сравнивая с ними, правда, мотыльки принесли им очень много неприятностей.

— Просто раньше я ни одного не видел!

— Ты также не видел раньше ни одного из моего народа, — ответил Бинабик. — Ты также никогда не видел ни одного из пирруинов, наббанов или лугового тритинга… разве это значит, что они не существуют? Какой кладезь суеверной глупости хранит ваш причудливый разум, эркинландеры. Люди, имеющие мудрость, не сидят и не ждут, что мир один и другой придет к ним медленно, чтобы доказать свое существование. — Тролль смотрел только вперед, мрачно нахмурив брови.

Саймон испугался, что обидел его.


— Хорошо, а что же делает мудрый человек? — слегка вызывающе спросил он.

— Мудрый человек не ждет, что мир станет доказывать ему себя. Как можно судить о мире, не столкнувшись с ним? Мой наставник учил меня — и я думаю, что это чаш, что значит правильно — что не должно испытывать страх перед новым знанием.

— Извините, Бинабик. — Саймон поддел ногой желудь. — Но я только судомойка, кухонный мальчик. Я ничего не понял из того, что вы сказали.

— Аха! — Бинабик протянул быструю словно змея руку и шлепнул Саймона посохом по плечу. — Это тебе урок, вот именно. Аха!

Тролль потряс маленьким кулаком. Кантака, подумав, что ее звали, галопом примчалась к ним и принялась описывать круги вокруг беседующей пары. Наконец им пришлось остановиться, потому что Кантака едва не сбила их с ног.

— Хиник, Кантака, — прошипел Бинабик. Она отбежала в сторону, виляя хвостом, будто какая-нибудь дворовая собака. — Теперь, друг Саймон, — сказал тролль, — пожалуйста, извини мою вспышку, но ты огорчил меня. — Он поднял руку, предотвращая вопрос Саймона. Глядя на сосредоточенного и серьезного маленького тролля, Саймон улыбнулся. — Во-первых, — сказал Бинабик, — кухонные мальчики берутся не из икры рыб и не из яиц куриц. Они бывают умнее, чем очень мудрые из мудрецов, если только не испытывают страха перед новыми знаниями, если они не говорят «не хочу» и «не буду». Теперь я имею намерение объяснить тебе — ты не против этого намерения?

Саймон был в восторге. Он даже не возражал против удара по коленке, тем более, что это было совсем не больно.

— Да, пожалуйста, объясните мне.

— Тогда сравниваем знание с речной водой. Если ты кусок ткани, как тебе очень больше знать об этой воде — окунуть краешек и быстро вытаскивать или без сопротивления упасть туда, чтобы вокруг была вода и ты стал насквозь мокрым? Итак?

Представив себя брошенным в холодную воду, Саймон слегка содрогнулся.

Солнце склонялось к западу, вечер двигался к концу.

— Я думаю, если промокнешь, о воде узнаешь гораздо больше.

— С несомненностью! — Бинабик был очень доволен. — С несомненностью. Так ты очень понял суть моего урока, — заключил тролль на ходу.

По правде говоря, Саймон успел позабыть, с чего они начали, но он ничуть не жалел об этом. Было что-то чарующее в этом существе — искренность и удивительное добродушие. Саймон чувствовал, что он в хороших, хотя и маленьких руках.

Нетрудно было догадаться, что теперь они идут на запад: лучи заходящего солнца били им прямо в глаза. Иногда яркий свет озарял лес, и Саймон спотыкался и щурился. Он спросил Бинабика, действительно ли они повернули на запад.

— О да, — ответил тролль. — Мы идем к Ноку. Очевидно, мы не попадем туда сегодня. Мы скоро очень должны будем остановиться и разбивать лагерь.

Саймон был рад такой новости, но не смог удержаться от следующего вопроса — в конце концов, Бинабик путешествовал не один.

— Что такое Нок?

— О, это совсем не опасное место, Саймон. Это место, в котором южные предгорья Вальдхельма похожие на седло, и там мы можем покидать заросли и не вполне безопасный лес и идти к Вальдхельмской дороге, однако, как я уже говорил, мы не попадем туда сегодня. Давай будем выбирать место, чтобы разбивать лагерь.

Спустя некоторое время они увидели место, показавшееся им подходящим: огромные серые валуны у пологого берега лесного ручья. Вода тихо плескалась у круглых камней, журча, уносила упавшие в поток ветки и скрывалась в зарослях несколькими ярдами дальше. Зеленые монетки листьев осиновой рощицы чуть звенели под легким вечерним ветерком.

Они быстро выложили кострище сухими камнями, в изобилии валявшимися вдоль русла ручья. Кантака, похоже, пришла в восторг от их плана. Она носилась вокруг, время от времени подбегала и рыча легонько покусывала уложенные камни.

Вскоре тролль развел небольшой костер, казавшийся мерцающим, бледным и призрачным в последнем ярком свете угасающего дня.

— Теперь, Саймон, — сказал Бинабик, отталкивая локтем надоедливую Кантаку, — у нас приходит время для охоты. Покажи какую-нибудь птицу, очень хорошую для ужина, а я буду показывать тебе очень хитрые приемы. — Он потер руки.

— Но как же мы их поймаем? — Саймон посмотрел на Белую стрелу, зажатую у него в кулаке. — Мы бросим в них вот этим?

Бинабик расхохотался, хлопая себя по обтянутым кожей коленям.

— Ты очень смешной кухонный мальчик! Нет, нет, я же сказал, что покажу тебе очень хитрые приемы. Там, где я проживаю, мы имеем только очень короткое время для охоты на птиц. Холодной зимой их совсем у нас не бывает, кроме летающих там, где облака, снежных гусей. Они пролетают над моей страной, когда летают в Северо-восточные пустыни. Но в некоторых странах юга, где я бывал, там охотятся и едят только птиц. Там я учился хитростям. Я покажу тебе.

Бинабик поднял посох и сделал Саймону знак следовать за ним. Кантака вскочила, но тролль жестом приказал ей остаться.

— Хиник айа, старый друг, — сказал он ей ласково. Она прижала уши и ощетинилась. — Мы идем по делу, где нужна тишина, так что твои очень тяжелые лапы не окажут нам помощи. — Волчица повернулась и поплелась к костру, где и улеглась с обиженным видом. — Она, конечно, может быть совершенно бесшумной, но это только когда она так очень хочет, — сказал тролль Саймону.

Они перебрались через ручей и углубились в подлесок. Вскоре они были уже в чаще леса; шум воды за их спинами превратился в отдаленное журчание. Бинабик сел на корточки и предложил Саймону присоединиться к нему.

— Теперь мы будем работать, — сказал он. Тролль начал быстро крутить свой посох, и тот, к удивлению Саймона, разделился на две части. Та, что короче, как стало теперь ясным, была рукояткой ножа, лезвие которого было спрятано в длинной части. Тролль потряс посох, и на землю упад маленький кожаный мешочек.

Бинабик потянул за рукоятку ножа, и длинная часть посоха стала полой трубкой.

Саймон засмеялся с радостным восхищением.

— Это замечательно! — воскликнул он. — Похоже на волшебный фокус!

Бинабик глубокомысленно кивнул.

— Хорошо упакованные сюрпризы — это кредо кануков. — Он поднял нож, придерживая его за костяную ручку и на мгновение сунул лезвие в полую трубку.

Из другого конца трубки показалась костяная трубочка поменьше. Тролль вытащил ее и поднял, чтобы рассмотреть. Саймон увидел, что в трубочке проделан ряд круглых отверстий.

— Это… флейта?