Трон из костей дракона

— Да, это флейта. Чем хорош обед, если нету музыки? — Бинабик отложил инструмент в сторону и ткнул кончиком ножа в кожаный мешочек. В нем лежали клубок чесаной шерсти и совсем крошечная трубочка, не длиннее указательного пальца. — Все менее и менее, правда? — Тролль отвинтил крышечку этой последней трубки, чтобы продемонстрировать Саймону ее содержимое. Там лежал пучок тесно связанных костяных иголок. Саймон протянул руку, чтобы потрогать одну из них, но Бинабик быстро отдернул трубочку.

— Пожалуйста, не надо трогать, — сказал он. — Лишь смотри. — Он вытащил одну из иголочек и поднял ее, ловя лучи заходящего солнца. На острие иглы была нанесена какая-то клейкая темная масса.

— Яд? — выдохнул Саймон. Бинабик серьезно кивнул, но глаза его определенно горели возбуждением.

— Конечно, — сказал он. — Не надо травить птиц, это слишком сильно для умерщвления таких маленьких животных, кроме того, яд делает мясо нехорошим, но нельзя остановить медведя или другое рассерженное животное очень маленькой стрелой. — Он положил стрелу обратно, и внимательно выбрал другую, не ядовитую.

— А вам приходилось убивать медведя такой стрелой? — спросил совершенно ошеломленный Саймон.

— Да, я убивал медведя, но мудрый тролль не будет стоять там, где медведь, чтобы объяснять ему, что он очень умерщвленный. Яд продолжает его работу некоторое время. Медведи очень большие животные.

За разговором Бинабик оторвал клочок грубой шерсти и раздергал ее кончиком ножа. Он работал быстро и умело, руки его двигались почти автоматически, как у Сарры, служанки, которая занималась починкой белья. Прежде чем это воспоминание о доме сумело окончательно перенести юношу в Хейхолт, его внимание снова привлек Бинабик. Он быстро наматывал шерсть на толстый конец стрелы, пока он не превратился в мягкий шерстяной шар. Кончив, он втолкнул обработанную стрелу в полый посох, спрятал все остальные в кожаный мешочек, положил его в пояс и протянул разобранный посох Саймону.

— Поноси это, пожалуйста, — сказал он. — Я не вижу здесь много птиц, но они скоро будут начинать ловить насекомых. Может быть, мы будем вынуждены поужинать белкой, впрочем, они тоже имеют отменный вкус, — поспешил он объяснить, когда они переступали очередное упавшее дерево. — Но, конечно, охота на птиц приносит очень больше тонкого переживания. Когда стрела ударит, ты поймешь. Я думаю, что меня так трогает то, что они летают, и еще то, как бьются их сердечки.

Позже, под тихий шелест весеннего вечера, когда Саймон и маленький тролль уже бездельничали у костра, переваривая великолепный ужин — двух голубей и жирную белку, — Саймон размышлял над тем, что сказал Бинабик. Странно было обнаружить, как мало ты знаешь о ком-то, кого уже успел полюбить. Как мог тролль испытывать такую нежность к тем, кого он собирался убить?

Я, конечно, ничего такого не чувствовал к этому проклятому леснику, думал он. Он наверняка убил бы меня, не задумываясь, как и ситхи.

Убил бы? Поднял бы он топор на Саймона? Может, и нет. Ведь он думал, что ситхи демон. И потом он повернулся к Саймону спиной. Люди не ведут себя так неосторожно со своими врагами, он просто не ждал нападения.

Интересно, у него была жена? — внезапно подумал Саймон. Были у него дети? Он был очень злой человек. Да, но у злых людей тоже бывают дети. У короля Элиаса, например, есть дочь. Огорчилась бы она, если бы убили ее отца? Я бы, конечно, нет. Но я и не огорчаюсь оттого, что убит лесник — но мне было бы жалко его семью, если бы они нашли его мертвым в лесу. Надеюсь, что у него не было семьи, и никого у него не было, и жил он один в лесу, сам по себе… один в лесу…

Саймон вскочил, объятый ужасом. Он совсем позабыл об осторожности, один, совсем один, абсолютно беспомощный… но нет. Рядом сидел Бинабик, напевая что-то про себя. Саймона охватило пронзительно чувство благодарности к доброму троллю.

— Спасибо вам… за прекрасный ужин, Бинабик.

Тролль обернулся к нему с ленивой улыбкой.

— Он дан на благо. Теперь ты видел, что может сделать южная стрела, и может быть, ты хочешь учиться их использовать?

— Конечно!

— Очень хорошо. Тогда я буду показывать тебе завтра. Я думаю, тогда ты будешь доставать нам ужин.

— Как долго, — Саймон отыскал подходящую палку и поворошил угли, — как долго будут совпадать наши пути? — Тролль закрыл глаза и откинулся назад, почесывая голову.

— О, по крайней мере некоторое время, я думаю. Ты идешь в Наглимунд, верно? Что ж, у меня есть уверенность, что мы будем путешествовать вместе по крайней мере большую часть пути туда. Это благоприятно?

— Да!.. ммм, да.





* * *


Саймону полегчало. Он тоже откинулся назад, протянув к костру босые ноги.

— Как бы то ни было, — сказал рядом с ним Бинабик, — я все еще не могу понимать, почему ты желаешь идти туда. Я слышу слова, что крепость Наглимунд готовится к войне. Я слышу разговоры, что Джошуа, принц, — о котором разговаривают, что он исчез, повсюду, где я путешествовал, — имеет там убежище и питает надежду иметь битву со своим братом, королем. Ты не знаешь этих разговоров? Почему, если мне можно спрашивать, ты идешь туда?

Безмятежное спокойствие Саймона моментально улетучилось. Он только маленький, упрекал себя юноша, а не глупый.

— Я мало что знаю о таких вещах, Бинабик. Родители мои умерли, и… и у меня есть друг в Наглимунде… арфист. — Все это правда, но вот убедительно ли это звучит?

— Хммм… — Бинабик не открывал глаз. — Я думаю, что бывают очень лучшие места для путешествия, чем крепость, в которой ждут осады. Тем не менее, это очень храбро, идти в путь одному, хотя «храбрые и глупые часто живут в одной пещере», как мы говорим. Я думаю, если твоя цель окажется не предпочтительной, ты можешь прийти и жить с нами, кануками. Огромным, башнеподобным троллем ты будешь! — Бинабик засмеялся высоким беззаботным смехом, как бранчливая белка.

Саймону оставалось только присоединиться к нему, несмотря на некоторое нервное напряжение, все еще не оставившее его.

Костер прогорел, и последние угли едва мерцали. Лес стал туманной и непроницаемой стеной тьмы. Саймон поплотнее закутался в плащ. Бинабик рассеянно наигрывал на флейте, задумчиво глядя в фиолетовое пятно неба между верхушками деревьев.

— Смотри, — сказал он вдруг, указывая флейтой куда-то в ночь. — Ты видишь?

Саймон наклонился к троллю, чтобы лучше понять, куда он указывает, но ничего не увидел, кроме скопления звезд.

— Ничего не вижу.

— Как, ты не видишь Сеть?

— Какую сеть?

Бинабик странно посмотрел на него.


— Разве они ничему не научают, в этом замке? Сеть Мезумииру.

— Кто это такой?

— Аха. — Бинабик снова уронил голову на траву. — Звезды, это скопление, которое ты можешь видеть у тебя над головой, это Сеть Мезумииру. Говорят, что она раскинула ее, чтобы ловить в нее своего мужа, Исики. Он убежал. Мы, кануки, зовем ее Шедда, Темная Мать.

Саймон посмотрел вверх, на тусклые звездные точки. Можно было подумать, что прохудилась черная ткань, отделяющая Светлый Ард от прекрасного мира света.

Сощурившись, он старался выделить какие-нибудь контуры из беспорядочного скопления звезд.

— Они почти не видны.

— Небо неясное, ты прав. Говорят, что Мезумииру хорошо любит такие ночи; она питает страх, что блеск драгоценных камней на ее сети испугает Исики. Однако очень часто бывают облачные ночи, а она все еще не может его поймать.

Саймон прикрыл глаза.

— Мезза… мезо…

— Мезумииру, Мезумииру, Лунная Женщина.

— Но вы сказали, что ваш народ зовет ее… Шедда?

— Правильно, мой народ зовет ее Шедда. Она мать всего, как верят кануки.

Саймон немного подумал.

— Тогда почему вы зовете это, — он показал пальцем, — Сетью Мезумииру? Почему не Сеть Шедды?

Бинабик улыбнулся и поднял брови.

— Хороший вопрос ты задаешь. Мой народ зовет ее так, они говорят: Одеяло Шедды. В это время я много путешествую и узнаваю новые имена. И первыми здесь бывали ситхи. Очень давно они называли эти звезды. — Некоторое время тролль и Саймон в молчании рассматривали почерневшее покрывало над миром. — Я знаю, — неожиданно сказал Бинабик. — Я буду петь тебе Песнь Шедды — или, очевидно, маленькую часть песни. Она очень-очень длинная. Могу я запеть для тебя?

— Да! — Саймон укутался в плащ. — Пойте, пожалуйста.

Кантака, тихо сопевшая в ногах у тролля, подняла голову, чтобы посмотреть по сторонам, и тихо зарычала. Бинабик тоже огляделся, слегка прищурившись. Убедившись, что все благополучно, Кантака ткнула Бинабика огромной головой, устраиваясь поудобнее и закрыла глаза. Бинабик погладил ее, взял флейту и сыграл несколько пронзительных нот.

— Готовься, — сказал он, — что это будет только сокращение всей песни. Я буду давать объяснение вещей. Мужа Шедды ситхи зовут Исики, мой народ зовет его Киккасут. Он господин всех птиц…

Тролль запел торжественным высоким голосом, странно мелодичным, как голос ветра в вершинах деревьев. В конце каждой строфы он делал паузу, и играл на флейте нечто, напоминающее мелодии волынки.

Ревет поток

У пещеры Тохуга,

У сияющей пещеры в небесах.

Шедда прядет там,

Темная дочь Повелителя Небес,

Бледная, темноволосая Шедда.



Летит Король Птиц

По дороге звезд,

По сияющей дороге звезд.

Вот он видит Шедду.

Киккасут видит прекрасную Шедду,

Клянется, что заберет ее.



«Отдай мне дочь,

Дочь, что прядет в пещере,

Дочь, что прядет тонкую нить, —

Говорит Киккасут. —