Туман над темной водой

– За что вы убили Вениамина Глебова?

– Что-о-о-о-о????? – Глаза Куликова вывалились из орбит, сейчас он выглядел страшно – красный, всклокоченный, хрипящий.

Он привстал со стула, словно пытаясь рвануться к Веретьеву. Тот тоже вскочил, закрывая Ирину собой. Теперь ей было не видно Полиекта Кирилловича, из-за широкой Сашиной спины до нее доносилось только его хриплое дыхание.

– Беглые уголовники не убивали несчастного пьяницу. Увидев его разговор со мной, они просто перебрались в лес. Им не было нужды от него избавляться. Это сделали вы. Он что, что-то узнал?

– Я не у-би-вал, – прохрипел Полиект Куликов, – я ни-ког-да ни-ко-го не у-би-вал.

Он протяжно застонал и внезапно как подкошенный рухнул на пол, к веретьевским ногам. Краснота медленно сходила с его лица, грудь больше не вздымалась, открытые глаза чуть удивленно смотрели в потолок.

Громко, протяжно, на одной ноте закричала вдруг Светлана Георгиевна. Ирина выглянула из-за широкой надежной спины, удивленно посмотрела на соседку, перевела взгляд на неподвижно лежащего Полиекта Кирилловича, а затем на застывшего, словно заледеневшего Веретьева. Понимание пришло мгновенно и было острым, как удар шила. Ее сосед умер и больше уже никогда ничего не расскажет.





* * *


Дневной дождь давно закончился, но сырость висела в воздухе, укрыв деревню влажным одеялом. Из открытой форточки тянуло холодом, протопленная комната быстро остывала, и Ирина захлопнула створку, чтобы не замерз беззаботно сопящий сейчас под своим одеялом Ванечка.

Стекла тут же начали запотевать, затягивая тонкой пеленой картинку за окном: хмурую улицу с раскисшей глиной дороги, поникшие кусты, почерневшие срубы нежилых домов. Казалось, что природа плакала сейчас так же горько и безысходно, как оставленная в большом и надежном доме наедине со своим горем Светлана Георгиевна Куликова.

Давно уже уехала «Скорая», фельдшер которой смог всего лишь констатировать смерть Полиекта Кирилловича, давно отбыл, напившись чаю, пожилой участковый, все время крякающий и тяжело дышащий, как будто пробежавший на большую дистанцию.

– От горе-то, какое горе, – то и дело приговаривал он, вытирая клетчатым, не очень чистым носовым платком потеющую лысину. – Как же это произошло-то все? Вроде не жаловался Кириллыч на сердце никогда.

– У него давление высокое было, – угрюмо сказала Светлана Георгиевна. – Лекарства он пил, ну, и знамо дело, расстраиваться ему было нельзя. А как не расстраиваться, когда его в убийстве обвинили.

– В убийстве? – Глаза участкового блеснули, разом потеряв обычно присущую им сонную одурь. – Это ж кого он, получается, убил? Не Веньку ли, часом?

– Веньку, – тяжело вздохнул Александр. По его лицу Ирина явно читала, что на душе у ее любимого скребли кошки. Он никак не ожидал, что главный подозреваемый скончается у них на глазах, и, похоже, до сих пор не отошел. – И не только.

– О как, – теперь участковый выглядел озадаченным. – А больше у нас тут, почитай, никаких происшествий не было. Или друг ваш пропавший все-таки погиб?

– Думаю, что друг мой жив и здоров, – медленно сказал Александр. – И скрывается на болоте вместе со своим детским товарищем Юрием Моховым, где они ищут алмазы с затонувшего сорок лет назад грузовика. А убиты, тоже сорок лет назад, были Иришин дед – руководитель геолого-разведывательной экспедиции Петр Поливанов и водитель, который вел по топи машину, груженную алмазами.

– И кто же их, по-твоему, убил?

– Из рассказа Полиекта Кирилловича выходит, что Сергей Глебов и Иван Мохов, чему было два свидетеля – сам Куликов и Дмитрий Головин. А как там на самом деле было, теперь уж и не узнать. Последний свидетель в морг увезен.

– Что ж это получается, отцы убили, а дети теперь алмазы ищут?

– Получается, так. По всему выходит, что и Паша, и Юрий, и Вениамин были в курсе произошедшего на болотах. Похоже, им всем отцы про это рассказали. Только Вениамина больше нет. А вот Юрий и Паша, похоже, живы.

– И что собираешься делать? – Ясные глаза смотрели зорко, остро. – В область звонить?

– Завтра – да. А сегодня пойду на болота к тому времени, когда Полиект Кириллович еду туда носил. С собаками пойду. Мне нужно Пашу найти до того, как за ним полиция явится. Дам я ему шанс все мне объяснить с глазу на глаз.

– Один пойдешь или отряд свой под ружье поставишь? – В голосе участкового теперь сквозило любопытство. – Говорят, ты и один целого отряда стоишь.

– Один. Если нас будет много, подлецы эти из укрытия не выйдут.

– И подлецов, получается, не боишься, и собак не боишься, – задумчиво подытожил участковый.

– Не боюсь, Семен Ильич. Я с собаками всегда договариваться умел.

– Пропадут теперь собаки, – горько сказала Светлана Георгиевна. – Не прокормить мне их, да и не управиться с ними.

– Не пропадут. Я их себе заберу, – сказал Александр и пояснил, увидев недоуменный взгляд пожилой женщины: – Выкуплю их у вас, увезу в город. У меня дом свой, построю вольер. Не дам пропасть, они ни в чем не виноваты.

– Я тоже ни в чем не виновата, – голос Светланы Георгиевны звучал совсем потерянно, – когда все эти проклятые события случились, мы даже еще и знакомы не были. И сюда когда переезжали, я уверена, что Пол ни о чем таком даже не думал. Это уж здесь проклятие места на него так подействовало, что алмазы эти ему сниться начали. Уж как я его отговаривала, а он все говорил, что мы и себя на всю жизнь обеспечим, и детей, и внуков. Но вот в то, что Пол мог кого-то убить, я ни за что в жизни не поверю. До самой своей смерти не поверю, и все тут. Хоть режьте меня. И тогда, и сейчас не он убивал. Не он.

– Ладно, Георгиевна, не хватало еще, чтобы тебя тоже кондрашка разбила, – быстро-быстро сказал участковый и похлопал пожилую женщину по руке. – Ты-то что теперь делать собираешься?

– К детям уеду, под Воронеж, – ответила она. – Вот Пола похороню и уеду. Дом, конечно, не продать, кто ж в такую глушь поедет, да и бог с ним. Мне теперь ничего не надо.

– Вы мне термосы дадите? И накидку, которую Полиект Кириллович в дождь носил. Ту, что с капюшоном. Мне очень нужно, чтобы те, кто на болоте, меня сегодня за него приняли, – попросил Александр. – Если правда, что Полиект Кириллович никого не убивал, то их нужно остановить. Потому что тогда убийца – кто-то из них.

– Накидка в прихожей висит, бери, коли тебе надо, – равнодушно сказала Светлана Георгиевна. – Вот только в лес сегодня ходить без надобности. Не выйдет с болот никто.

– Почему? Или вы успели их предупредить?


– Никого я не предупреждала и не собираюсь. Я душегубство не одобряю и помогать им не буду. Просто дождь с утра, вот Пол и сговорился с Юриком, что вечером они понапрасну по топи бродить не будут. Двойную порцию еды им он утром отнес. Так что следующая встреча только завтра. В полвосьмого утра, как обычно.

– Значит, утром пойду, – кивнул Александр. – Место встречи подскажете?

– Подскажу. А пока идите с богом. Мне детям позвонить надо. А Юрику не буду, не переживайте понапрасну.

– Собак я вечером выгуляю, – пообещал Веретьев. – Пусть привыкают ко мне. Да и вам проще.

Вместе с участковым они вышли на крыльцо, спустились со ступенек и подошли к двум мотоциклам с коляской, заботливо прикрытым полиэтиленом, только колеса торчали. Мотоцикл Семена Ильича был старый, со стертой, почти лысой резиной. Мотоцикл Куликовых – новенький, мощный, с толстыми протекторами на колесах, явно предназначенных для езды по бездорожью, смотрелся рядом с ним солидно и дорого.

– Может, продаст Светка за недорого, – задумчиво пробормотал полицейский. – Ей-то машина эта теперь без надобности. Эх, Полиект, Полиект, дурья голова. И что ж так не уберегся-то.

Когда Ирина и Александр вернулись домой, Ванечка все еще спал. Это было удивительно, потому что казалось, что в доме Куликовых они провели целую вечность. На самом же деле прошло всего два с половиной часа.

Остаток дня был долгим и тягостным. У Ирины все валилось из рук, потому что ей казалось, что они с Александром как-то виноваты в смерти соседа, да и Светлану Георгиевну было жалко до слез.

В очередной раз Ирина удивилась, что мужчина, так стремительно ворвавшийся в ее жизнь, так хорошо ее понимает. Когда у Ирины из рук выпала старая чашка, раскололась на три части, она присела на корточки, чтобы собрать осколки раньше, чем до них дотянется сынишка, да так и застыла, рассматривая один из них – чем-то напоминавший собаку с завитым колечком хвостом.

Перед глазами сразу встали оставшиеся без хозяина псы в вольере. Те самые псы, которых пообещал забрать Александр. И следом Светлана Георгиевна, тоже похожая на оставшуюся без хозяина старую собаку, которую никто к себе не заберет.

– Не кори себя. – Саша отвлекся от возни с ребенком, подошел, присел рядом, разжал холодные Иринины пальцы, вытащил осколки, ловко закинул в пакет, в который складывался непищевой мусор. – Много лет назад твой сосед был соучастником убийства твоего деда. Помнишь изречение: «Мельницы богов мелют медленно, но верно»? Куликова мучила совесть, и умер он оттого, что не вынес этих мук.

– Я не судья, чтобы судить, – тихо сказала Ирина.

– И я не судья. Но вспомни, ты рассказывала, что в детстве вас, детей, пугали тем, что на болотах утонул маленький мальчик.

– Да, Васятка Прохоров.

– Но никто и никогда не рассказывал вам о том, что болота забрали двоих взрослых, одним из которых был твой дед. Как ты думаешь, почему?

– Ну, для бабушки это было очень болезненной темой. Она боготворила деда и всячески избегала разговоров о его смерти. Даже на могилу никогда не ходила.

– А соседи? Почему про это никогда не говорили соседи?

– Не знаю, – медленно сказала Ирина, – может быть, потому, что им было стыдно перед вдовой, то есть бабушкой. Что не уберегли, не нашли тело, не похоронили по-человечески.

– Им было не стыдно. Им было страшно. Потому что они его убили.

– Я все думаю над рассказом Полиекта Кирилловича, – призналась Ирина. – Тетя Ангелина, мама Вени, была лучшей бабушкиной подругой. И получается, ее муж был дедушкиным убийцей. Мы с Юркой и Пашкой целые дни проводили вместе, а их отцы участвовали в убийстве моего деда. Тетя Маиса носила нам яйца и молоко, а ее сын Полиект сбежал из деревни, потому что был свидетелем того страшного вечера. Это ужасно, Саша.

– Именно поэтому эта тема и была в деревне табу. Про алмазы многие знали. Тот же Семен Ильич, к примеру. Он тогда еще только из армии вернулся, только в школу милиции поступил. Его в той экспедиции не было, но он откуда-то в курсе. Так что тему никто не поднимал, чтобы правда не вылезла. Но она так уж устроена, правда, что рано или поздно все равно находит дорогу, понимаешь? Когда Полиект Кириллович принял решение начать поиски, он приоткрыл ящик Пандоры. И когда мы нашли тело Вени, страх начал поедать его изнутри. Разрастаться как раковая опухоль. И в конце концов сожрал. Куликов умер от страха, а не от стыда или раскаяния. И именно поэтому не смей чувствовать себя виноватой.

Его слова убедили Ирину не до конца, поэтому до позднего вечера она пребывала в задумчивости и меланхолии. После ужина Александр ушел гулять с куликовскими собаками, вернулся мокрый и заляпанный грязью, но довольный. По его словам, псы оказались отличными: дрессированными и очень умными.

Вечером Ирина нагрела воды и выкупала Ванечку. Сын отчего-то капризничал, то ли из-за плохой погоды, то ли потому, что ему передавалось угнетенное настроение матери.

– Я гулять хочу, – заявил он, капризно оттопырив нижнюю губку.

Так он делал всегда, когда сердился, и выглядело это потешно, хотя сегодня Ирине улыбаться совсем не хотелось.

– Сегодня целый день дождик, – ответила сыну Ирина. Она всегда старалась объяснять ему причины поступков и действий, как если бы он был уже взрослый. – Видишь, дядя Саша ходил на улицу и теперь весь мокрый. Завтра погуляем, если будет хорошая погода.

– Я сегодня хочу. – Губа все никак не возвращалась на место. – Я хочу в лес. К бабе Наде.

Видимо, Надежда Александровна из поискового отряда теперь проходила у него по разряду бабушки, которую Ваня никогда не видел. Его родная бабушка жила в Германии, за тысячи километров от внука и дочери, и не прилетела в Россию, даже когда Ирину выписывали из роддома. Вторая бабушка, мать Димочки, тоже никакой ностальгии по внуку не испытывала, и на мгновение Ирина вдруг захотела плакать оттого, что никому на целом свете, кроме нее, ее мальчик был не нужен. Она закинула голову, стараясь загнать непрошеные слезы обратно.

– Если завтра не будет дождя, то мы вместе с дядей Сашей обязательно сходим в лес, и ты повидаешь бабу Надю, – пообещала она.

– А если будет дождь?

– Тогда мы попросим дядю Сашу позвонить бабе Наде и пригласим ее к нам в гости. – Ирина вытащила мокрое скользкое тельце из жестяного корыта, в котором в детстве купали ее саму, ловко завернула в мягкое старое полотенце, укутала с головой, чтобы сынишка не замерз, хотя в комнате от протопленной вечером во второй раз печки было тепло. – А пока давай я сварю тебе какао и будем читать книжку.

– Я не хочу какао. Я хочу к бабе Наде. Позвони сейчас, и пусть она придет. Я хочу с ней ночевать.

Сынишка даже расплакался, и Ирина в своем нервозном состоянии никак не могла его успокоить и тоже чуть не заплакала. И тогда Александр забрал у нее Ваню и велел пока заварить чаю с черносмородиновыми листьями.

Дождь к тому времени совсем прошел, и Ирина, натянув сапоги, сбегала в огород, ощущая на коже колкий холод воздуха. Сейчас было градусов пятнадцать, не больше, и после недавней жары с непривычки у нее начали стучать зубы. Даже в протопленном доме она никак не могла согреться, скорее от снедающего ее внутреннего холода, который никак не проходил. К счастью, Александр смог быстро уложить Ваню, который рядом со своим новым большим другом становился послушным и покладистым. Ирина даже ревновала немного.

Они выпили черносмородинового чаю и легли в постель, где Ирину снова начала бить крупная дрожь. Александр обнял ее покрепче, притянул к себе, нежно поцеловал в ямку над ключицей, а затем начал осыпать короткими, очень горячими поцелуями, от которых ее дрожь прошла, а потом по телу пошла новая волна, теперь уже нестерпимого жара.

Она повернулась к нему лицом, нашла губы своими губами, приникла к ним с такой страстью, что он даже застонал немного, словно Ирина сделала ему больно.

– Ваньку разбудим.

На мгновение Ирину снова обдало жаром, теперь уже от стыда, что про спящего на соседней кровати сына подумала не она, а он.